– Не могли бы мы отложить нашу встречу на день, если, конечно, тебе это удобно? Я сегодня работал с половины пятого утра до четырех часов вечера, а потом еще вел машину и, откровенно говоря, чувствую себя совершенно разбитым.

– Ага, значит, книга о Гувере двигается?

– Быстрее, чем я ожидал.

– Прекрасно. Я очень рад за тебя, Питер. Странно только, что Тони ничего мне не говорил об этом.

– Он ничего и не знает, – спокойно солгал Ченселор. – План-проспект книги получается ужасно подробный. Более подробного плана я никогда еще не составлял.

Тони придется потратить не один день, чтобы прочесть его.

Почему он заговорил о плане вместо того, чтобы просто сказать, что уже пишет эту проклятую книгу?

– Ты, конечно, пришлешь мне копию? – попросил Харрис. – А то вам с Тони не всегда можно доверять: больно уж вас заносит.

– Я пришлю тебе ее завтра.

– Тогда до свидания. Я попрошу перенести заказ. Спокойной ночи, Питер.

– Спокойной ночи.

Повесив трубку, Ченселор подошел к окну, выходящему на 71-ю улицу. Дом находился в тихом зеленом квартале, каких в городе осталось немного, поэтому они невольно напоминали о прошлом.

Питер смотрел на город, но помимо его воли перед глазами всплывало жуткое лицо владелицы серебристого «Континенталя». Он понимал, что это только видение, однако прогнать его был не в силах. Прямо за стеклом он видел ее – закрытые огромными темными очками глаза, ярко накрашенные губы на большом, мертвенно-бледном от пудры лице.

Питер закрыл глаза и, потирая руками виски, пытался вспомнить, что же он собирался делать, перед тем как позвонил Джош. Что-то, что было каким-то образом связано с этим ужасным видением за стеклом. И с телефоном. Ну да, конечно, он хотел кому-то звонить.

Раздался звонок. Но ведь только что звонили. Не может быть, чтобы это был опять телефон.

И все-таки это был телефон. О господи! Необходимо лечь и не вставать. Как болит голова! И он совсем не уверен, что… надо взять трубку.

Питер с трудом прошел по комнате.

– Ченселор?

– Да, я.

– Говорит Ролинз. Как насчет того, чтобы встретиться завтра утром?

– Это что, шутка?

– Хм!

– Я работаю по утрам.

– Это меня не волнует. Вы знаете такое место – Клойстерс?

– Знаю.

Питер невольно замер. Это тоже шутка? Клойстерс был любимым парком Кэти. Как часто в воскресные дни они бродили по его лужайкам. Но Ролинз не мог ничего знать об этом. Или знал?

– Приезжайте к пяти тридцати утра. Пройдите через западные ворота. Они будут открыты. Примерно в четырехстах футах к северу начинается тропинка, ведущая к средневековому дворику. Там я буду вас ждать.

С этими словами конгрессмен повесил трубку.

Южанин выбрал странное место и время встречи. Такой выбор мог сделать человек, который чем-то здорово напуган. Опять Алан Лонгворт нагоняет на людей страх. Надо положить конец деятельности этого отставного агента по особым поручениям, мучающегося угрызениями совести.

Но сейчас Питеру некогда думать о Лонгворте. Ему надо как следует отдохнуть. Он знал, что утро наступит очень скоро.

Он прошел в спальню, скинул ботинки, расстегнул рубашку, сел на край кровати и тут же повалился на спину. Голова утонула в подушке, и начались сновидения. В эту ночь ему снились кошмары.

Трава была еще мокра от росы, но на востоке уже пробивались первые лучи солнца. Вокруг громоздились остатки каких-то строений, повсюду стояли скульптуры, и даже сучковатые, искривленные деревья казались ровесниками Средневековья. Не хватало одного – играющих на лютне музыкантов и певцов, нежными голосами исполняющих мадригалы.

Ченселор нашел окаймленную цветами тропинку, которая вела к небольшому холму с какими-то каменными стенами. Это и был привезенный по частям и восстановленный внутренний дворик французского монастыря тринадцатого века.

Питер подошел поближе и остановился перед древней аркой. Внутри стояли мраморные скамьи, в художественном беспорядке росли миниатюрные деревья. Было как-то жутковато. Он принялся ждать.

Бежали минуты. Свет раннего утра становился все ярче, и вот уже под его лучами заискрился белый мрамор. Питер посмотрел на часы. Без пяти шесть. Ролинз опаздывал на двадцать пять минут. А может быть, конгрессмен решил вообще не являться? Неужели он так напуган?

– Ченселор!

Питер вздрогнул. Шепот доносился из густых кустов, окружавших широкий пьедестал, находившийся в тридцати футах от Ченселора. На нем возвышалась скульптурная голова какого-то средневекового святого.

– Ролинз? И давно вы там сидите?

– Почти три четверти часа.

Конгрессмен осторожно приблизился к Питеру и остановился в нескольких шагах. Руки он не подал.

– Почему вы так долго не выходили из вашего убежища? Я жду вас с половины шестого.

– Уж если быть точным, то вы явились в пять тридцать три. Я хотел убедиться, что вы пришли один.

– Как видите, я один. Слушаю вас.

– Только не здесь. Давайте пройдемся, – предложил Ролинз, и они пошли по тропинке, уходящей вниз от пьедестала. – Что с вашей ногой? – полюбопытствовал конгрессмен.

– Старая футбольная травма, а может быть, ранение. Выбирайте то объяснение, какое вам больше нравится. Что касается меня, то я не намерен гулять с вами. Я хочу наконец услышать, что вы собираетесь мне сказать. Я же не напрашивался на эту встречу. У меня и без того много дел.

Лицо Ролинза сделалось красным.

– Недалеко отсюда есть скамейка.

– Скамейки есть гораздо ближе, вот тут, во дворе.

– Ну да, а под ними микрофоны.

– Вы сумасшедший, как и Лонгворт!

Конгрессмен не прореагировал на восклицание Питера. Он вообще не открывал рта до тех пор, пока они не дошли до стоявшей в стороне от тропинки скамьи, отделанной металлом.

– Лонгворт – ваш партнер? Вы что, вместе занимаетесь вымогательством? – спросил наконец Ролинз, опускаясь на скамью. От его обычной самоуверенности не осталось и следа.

– У меня нет партнера, и я не вымогатель.

– Но вы пишете книгу.

– Да, я пишу романы и этим зарабатываю себе на хлеб.

– Я слышал об одной вашей книге под названием «Контрудар!». Из-за нее кое-кто в ЦРУ наложил полные штаны.

– Ну, это вы преувеличиваете. Так что вы хотели мне сказать?

– Послушайте, Ченселор, – решительным тоном начал конгрессмен. – Вся эта история, которую вам удалось раскопать, не стоит выеденного яйца. Пусть даже вы сломаете мне карьеру, но засадить меня в тюрягу вам не удастся. Кишка тонка! А уж я с вами рассчитаюсь.

– Какая история? Все, что сказал вам Лонгворт, – ложь. Я ничего о вас не знаю.

– Не лгите! Я и сам понимаю, что не безгрешен. Многие считают меня расистом, потому что в кругу друзей я нередко позволяю себе презрительно отзываться о неграх. А когда я в подпитии, то становлюсь падким на симпатичных черных девочек, но это говорит скорее в мою пользу, черт побери. Я женат на стерве, которая в любой момент может заложить меня и заграбастать все мое состояние, однако я терплю все и добросовестно делаю свое дело в конгрессе. И уж, конечно, я не убийца. Понятно?

– Понятно. Вы типичный плантатор. Правда, очень эксцентричный, но симпатяга. Вы достаточно высказались, и я ухожу.

– Нет, вы так не уйдете! – вскочил Ролинз, загораживая Питеру дорогу. – Прошу вас, выслушайте меня. Я не ангел, но не надо выставлять меня неотесанной дубиной, деревенщиной. Я не такой дурак и не полезу на рожон просто так, из одного лишь упрямства. Мир сейчас меняется, и закрывать на это глаза – значит, провоцировать кровавую бойню. От этого никто не выиграет и все только проиграют.

– О чем вы говорите? – Ченселор внимательно посмотрел на южанина, но никаких следов притворства на его лице не заметил. – Что вы хотите этим сказать?

– Я никогда не выступал против изменений, инициаторами которых были ответственные люди. Однако если предлагались непродуманные новшества, я дрался, как попавший в ловушку зверь. Как можно позволить тратить миллионы долларов безмозглым деятелям, готовым поставить все вверх дном? К чему мы придем в таком случае, я вас спрашиваю?