Лим мог поклясться, что в глазах его отца блеснули слезы.

– Сегодня я не советую вам вставать, – обернулся Ари к Юкенне. – Вам необходим покой. Если вы все же хотите вернуться в посольство…

– Господин посол, – не менее хриплым, чем у Юкенны, голосом произнес Мэдэтай, – пробудет моим гостем столько, сколько потребуется. Моя семья и мой дом обязаны ему до конца жизни. Уверяю вас, господин маг, – его высочество будет окружен такой заботой, что лучшего и пожелать нельзя.

Маг с тревогой взглянул на Юкенну – но тот лишь улыбнулся слегка и утвердительно кивнул.

Чем именно дом его отца обязан Юкенне, Лим узнал лишь после того, как маг отбыл. Лим и раньше числил Юкенну среди самых близких своих приятелей. Теперь же приятель перенес мучительную боль, но не опозорил седин его отца и не дозволил лишить имени и выгнать прочь его младшего брата. К тому же Юкенна никогда и никому не рассказал, почему господин Мэдэтай, прежде бывший его яростным противником, поддерживает все его начинания. Даже в неофициальном письме князю-королю Юкайгину он написал лишь, что «с господином Мэдэтаем мы поладили». Для Лима честь была не пустым словом. Молодой воин со дня злосчастной трапезы был предан Юкенне всем сердцем. И Юкенна отвечал ему той же искренностью, ни разу не покривив душой. Вот и сейчас он не скрыл от друга, что внешне безобидная просьба – навестить его во дворце короля Югиты и сразу же вернуться обратно – смертельно опасна.

Дочитав письмо Юкенны, Лим вышел, не медля ни минуты, оседлал коня, торопливо распрощался с отцом и братом и пустился в путь. Лим не простил бы себе малейшего промедления. Мэдэтай и тем более.

– А он тебе что сказал? – с жадным любопытством спросил Кэссин.

Начальник караула Катаги, в присутствии старых друзей предпочитающий именоваться Кастет, отхлебнул вина и помолчал, покуда оно оросит его пересохшее горло.

– А он сказал, что благодарен мне за услуги, – неторопливо промолвил Кастет.

Кэссин весь извертелся, но ему пришлось прекратить расспросы: у дверей деликатно пошаркали ногами, и в комнату вошел слуга с подносом, уставленным всяческой снедью.

Разумеется, ни Гвоздь, ни Покойник никогда не встречались с Кастетом в своем портовом убежище. Зачем ставить друга в неловкое положение? Если он знает об этом укрытии, то обязан доложить по начальству, а поскольку доносить на старых друзей он не хочет, незачем смущать его чистую воинскую душу избыточными знаниями.

Однако встретиться где-то им было жизненно необходимо. Для встреч подобного рода «Золотой лимон» был прямо-таки непревзойденным заведением. Достаточно потребовать не столик в общем зале, а отдельную комнатушку, и беседуй, о чем душа пожелает, – никто тебя не станет подслушивать. Даже слуга не войдет без спросу, а сперва пошаркает подошвами перед дверью или тихонько позвенит посудой, чтобы предупредить о своем вторжении, а уж потом займется своим прямым делом: поставит на стол новую перемену закусок или уберет опустевшие винные кувшины. В «Лимоне» никогда и никого не подслушивали. Разве что в самом начале, когда «Золотой лимон» только-только сменил владельца. Но тех, кто по старой памяти имел привычку задерживаться под чужой дверью, вскоре повыловили из воды возле Старой набережной – с удавкой на шее. Новые слуги усвоили урок как должно.

К тому же «Лимон» посещают не только воры, но и дельцы всех мастей. Люди, добившиеся богатства и почета – каким образом, не суть важно. Заведение солидное, публика там спокойная, кормят в «Лимоне» отменно. И если выбившийся из самых что ни на есть низов начальник караула зайдет в «Лимон» выпить по чарке подогретого вина с друзьями детства, даже самый строгий ревнитель законов не найдет в том ничего предосудительного. А уж подозрительного – тем более. Потому-то четверо бывших побегайцев и заезжий маг собрались обсудить свои дела не где-нибудь, а в «Золотом лимоне».

– А ты ему что сказал? – спросил Кэссин, как только слуга покинул комнату.

– Ничего, – степенно ответил Кастет.

У Кэссина сделалось такое несчастное лицо, что Кенет с трудом сдержал улыбку при виде его разочарования.

– А все-таки что было дальше? – спросил уже Кенет.

– Ничего я ему не сказал, – так же неторопливо продолжал Кастет. – А он мне велел показать господину послу Хакараю мой талисман… ну, ту штуку, что вы мне дали… и попросить у него гадальные принадлежности и лист пергамента. А потом ему принести. Я и принес.

– Он, конечно, погадал первым делом, – без тени сомнения произнес Кенет.

Кастет кивнул.

– Прямо при мне и погадал.

– И что сказал? – снова встрял Кэссин.

– Что имечко у меня очень даже подходящее, – ухмыльнулся Кастет. – Ну, это я и без него знал.

– Это хорошо, что подходящее, – с облегчением вымолвил Кенет.

– А потом он написал письмо и велел отправить.

– Догадываюсь кому, – задумчиво пробормотал Кенет.

– Ну и кому же, всезнайка? – поддел его Кастет.

– Господину Лиму в Загорье, – без колебаний ответил Кенет.

– Верно, – удивился Кастет.

– А нам он что-нибудь велел передать? – спросил Кенет о самом главном.

Кастет неожиданно ухмыльнулся.

– Просил тебя поискать мастера по подделке почерков и опытного вора, – сообщил он.

Покойник и Гвоздь, доселе молча потягивавшие вино, оба прыснули разом, словно по команде. Улыбнулся и Кенет: он уже успел распознать воровские профессии своих новых знакомцев. Кэссин не скрывал своей радости от того, что его новый кумир нуждается не в ком-нибудь, а в друзьях его детства.

– Ты ему хоть сказал, что искать далеко не надо? – полюбопытствовал Кенет.

– Нет, конечно, – невозмутимо ответствовал Кастет. – Ты меня за кого принимаешь? Что я, службы не знаю? Вот сегодня вечером скажу. Раз он просил тебя – пусть это будет твоя заслуга. Если случай выпадет, сквитаемся.

– Будь по-твоему, – хмыкнул изрядно развеселившийся Кенет. – А что должны сделать эти самые вор и мастер по подделке, он не говорил?

– Говорил, – все с той же степенностью, приличествующей начальнику караула, кивнул Кастет.

Когда он сообщил, что именно и откуда должен украсть вор, взору присутствующих предстало редкостное зрелище: хохочущий во все горло Гвоздь. Трудно сказать, кто из бывших побегайцев при этом больше оторопел от неожиданности. Улыбался Гвоздь часто и охотно, и память Кэссина, Кастета и Покойника хранила великое множество самых разнообразных его улыбок – от искренне дружелюбных до лицемерно приторных, от почти бессмысленно счастливых до горько-ироничных. Но Гвоздь очень редко смеялся вслух, да притом настолько от души.

Гвоздь хохотал, откинув голову назад. Хохот выплеснул из его рта недопитое вино, отчего почтенный господин Айго засмеялся только громче. Покойник взирал на это неожиданное явление с мудрой снисходительностью, Кастет откровенно удивился, а Кэссин так просто выпучил глаза. Даже Кенет, не знающий о привычках Гвоздя, и тот был несколько ошарашен этим приступом неожиданного веселья.

– В первый раз со мной такое, – простонал Гвоздь, утирая лицо. – Сначала меня нанимают, чтоб я эту штуку в этом месте спрятал, а потом – чтоб я ее же и украл!

– Ты это прятал? – На сей раз Кенет не смог сдержать удивления. Гвоздь кивнул, не вполне еще справившись со смехом.

– Меня наняли, чтобы я спрятал пакет в определенном доме, – дрожащим от недавнего хохота голосом поведал он. – Давно уже… лет шесть назад… или пять? Не помню. И все втолковывали, как это важно да как это опасно. Вот и не знает твой посол в точности, где его пакет лежит. Ясное дело: не он его туда клал.

– Тем лучше, – заключил практичный Покойник. – А я что должен сделать, когда Кенет меня найдет?

– А ты, – сообщил Кастет, – должен в точности скопировать все бумаги из этого пакета, кроме одной.

– Которой? – деловито поинтересовался Покойник.