РУНА НА ЛАДОНИ

ГЛАВА 1

За два дня до Нового года Свету бросили.

Вернувшись на съемную квартиру, которую они снимали на двоих с Антоном, Света обнаружила, что все его вещи исчезли. Вместе с чемоданом, который она купила прошлым летом, перед поездкой в Турцию.

И единственное, что от него осталось, это один из галстуков. Забытый в шкафу, свешивавшийся с перекладины, словно длинный, вытянутый язык…

Впрочем, было ещё кое-что — записка на кухонном столе, придавленная солонкой.

«Я не вернусь. Прости, если сможешь».

Звонить не было смысла, и Света разревелась. А на следующий день явилась на работу с красными опухшими глазами. Кое-как отсидела в офисе положенные восемь часов, невпопад отвечая на вопросы главбуха, и поплелась домой.

Было тридцатое декабря. Завтра они собирались вместе встречать Новый Год — дома, вдвоем.

Вернее, это Света собиралась, потому что Антон в последнее время был непривычно молчалив. А когда она деятельно расписывала, что хочет приготовить для праздничного стола, отделывался лишь безразличными замечаниями — да, хорошо. Хорошо, да…

Света вошла в подъезд, открыла почтовый ящик. Каждый день приходилось очищать его от рекламных листков — и сейчас она потянулась к синей дверце как-то бездумно, по привычке. Загребла ладонью бумажки, сминая их…

А потом в глаза ей бросилась надпись на одном листке — «верну ушедшего!»

Света дрожащей рукой развернула листок. Всмотрелась в кричащие багровые буквы. Ирун Азиза, потомственная ведьма в семнадцатом поколении, обещала вернуть ушедшего, приворожить так и не пришедшего, снять порчу, венец безбрачия, сглаз и желудочные колики…

Ниже был указан адрес. Оказалось, что Ирун Азиза живет совсем близко — в соседнем доме.

И Света, вполне себе здравомыслящая девушка лет двадцати четырех, решительно развернулась к двери подъезда.

***

Ульф Ормульфсон равнодушно посмотрел на человека, который служил ему вот уже два года. Буркнул:

— Говори. Какие бы вести ты не принес — я это переживу.

Не хныкать же из-за бабы, хмуро подумал он.

Но кожу на груди, которой касалась серебряная гривна, спрятанная под рубаху, начало понемногу припекать.

— Арнстейн только посмеялся над нами, ярл, — сообщил стоявший перед ним Сигвард. — И сказал, что его дочь обойдется без того, чтобы вытряхивать каждое утро из своей постели волчью шерсть. Он не отдаст свою дочь за оборотня. К тому же к ней уже посватался Сигтрюг, сын сестры конунга.

Замолчав, Сигварт на всякий случай отступил на шаг назад. Вроде бы челюсти ярла начали удлиняться…

Ульф глубоко вздохнул, тряхнул головой. Кожу на груди жгло все сильней. Волк просыпался — и лишь серебро, касавшееся тела, его останавливало.

Надо принять этот отказ, подумал он. Хильдегард, дочь Арнстейна, Ульф встретил на пиру, который давал конунг Олаф. Встретил и даже успел с ней поговорить, причем кожу под гривной во время их беседы не жгло.

Девушка вроде была не против, несмотря на то, что он оборотень. И Хильдегард, как дочь ярла, с детства знала, что выйдет замуж не за того, кто ей приятен — а за того, кто умеет держать меч в руках. Она показалась Ульфу достаточно смелой, чтобы не испугаться волка, жившего в нем.

Но, похоже, этого волка испугался её отец. А может, он просто захотел более выгодного родства — все-таки Сигтрюг был племянником конунга Олафа. Пусть о Сигтрюге и ходили недобрые слухи…

— Хорошо, — сказал наконец Ульф. — Ступай, Сигвард.

Тот помялся, посмотрел на воинов, стоявших рядом. Спросил, стараясь выглядеть безразличным:

— Какие будут приказания, ярл?

Опасается, как бы я не начал оборачиваться прямо здесь и сейчас, сообразил Ульф. И ответил, следя за тем, чтобы голос прозвучал ровно:

— Никаких, Сигвард. Я сойду с корабля. Говорят, тут, в Нордмарке, живет какая-то колдунья. Схожу к ней, пусть раскинет для меня руны. Может, она и подскажет, в какой дом мне посылать людей за невестой.

Сигурд кивнул, отошел в сторону.

Ульф молча посмотрел ему вслед. А затем зашагал по своему кораблю, качавшемуся на мелкой волне в гавани Нордмарка — столицы Эрхейма, страны на севере материка, принадлежавшего людям. Сбежал по сходням на причал, двинулся по одной из улочек, спускавшихся к порту.

Колдунью он нашел быстро — дорогу к её дому указал первый же прохожий. Старуха по имени Ауг жила в стороне от порта, на прибрежных скалах, гребенкой встающих над широкой гаванью. Вокруг невысокого каменного дома поднималась стена, сложенная из валунов. Пес, стороживший двор, почуял Ульфа издалека. Залаял…

И ему пришлось немного отпустить себя — чтобы пес в ответ ощутил злобу волка, жившего в человеке. То, что звери чувствуют без звуков, даже не видя, просто звериным чутьем.

Кожу на груди запекло ещё сильней — зато лай тут же оборвался, перейдя в жалкое поскуливание.

Дверца в заборе оказалась не заперта, и Ульф вошел во двор.

Пес со светлыми подпалинами на брюхе, выдававшими его родство с волком, жался к крыльцу. Оборотень, одарив его коротким взглядом, поднялся по каменным ступенькам. Вскинул кулак, стукнул в дверь из толстых дубовых досок…

— Не заперто! — весело крикнул чуть дребезжавший женский голос.

И он вошел.

Колдунья по имени Ауг, которую, похоже, знали многие в Нордмарке, сидела возле очага, в котором вяло курились угли.

Лет ей было немало — но с лица, иссеченного морщинами, смотрели молодые голубые глаза, яркие, как яйца малиновки.

— Приветствую, — проворчал Ульф.

— И я тебя, — со смешком отозвалась старуха. — Оборотень? Твою волчью породу издалека видно.

Ульф кивнул.

— А ещё ты из морских ярлов, — медленно сказала колдунья. — Ноги расставляешь широко, словно привык к качке, меч на поясе дорогой. Думаю, ты из тех, кого конунг Олаф нанимает, чтобы они топили корабли йотунов, приходящие из Йотунхейма. Много кораблей потопил в это лето, оборотень?

— Шесть, — бросил Ульф.

Странно, но старуха его не злила. И кожу под серебряной гривной от одного её вида, как бывало иногда с людьми, не жгло.

Ауг растянула тонкие губы в усмешке.

— Целых шесть. Значит, ко мне пришел сам Ульф Ормульфсон. Но оборотни ко мне приходят только ради одного — узнать, где им найти для себя человеческую пару. Ту, кого вынесут они и ту, что сможет вынести их… ты пришел сюда за тем же, Ульф?

— Если знаешь, — коротко проворчал, почти прорычал он. — Зачем спрашиваешь?

Колдунья расхохоталась.

— Что, недавно посылал сватов — и отказали? Вон, по щекам уже волчий подшерсток пробился… да ты успокойся, Ульф. Сейчас раскину для тебя руны, скажу, в какую сторону посылать за невестой.

Она села за стол рядом с очагом, достала из мешочка костяные фишки с вырезанными на них рунами. Швырнула их на столешницу перед собой — и нахмурилась.

— Нет для тебя пары в Истинном Мидгарде, Ульф. Не вижу я её.

— Я заплачу, — угрюмо пообещал он.

— Не все решает золото, Ульф, сын Ормульфа. — Ауг вздохнула. — Нет для тебя пары. Впрочем…

Она замолчала, и Ульф буркнул, подгоняя:

— Ну?

— Можно поискать для тебя пару в Неистинном Мидгарде. — Ауг прищурилась. — И может, я найду ту, чью судьбу норны согласятся связать с твоей. Останешься у меня до утра?

Ульф помолчал пару мгновений. Потом проворчал:

— Остаться я могу. Но вот остаться и вернуться ни с чем — нет. Насколько тебе дорога твоя жизнь, Ауг?

Колдунья сморщилась. Но ответила спокойно:

— Не беспокойся, Ульф Ормульфсон. Ты получишь от меня даже больше, чем ожидаешь.

Затем она выбрала одну из фишек с рунами. Взмахом руки подозвала его к себе, приказала:

— Дай ладонь, волк. Или у вас говорят лапу? Возьми вот эту руну — и держи её. Крепко держи, словно веревку, на которой висит над пропастью один из твоих волчьих братьев. Сядь вон там…

Ауг кивком указала на лавку в углу за очагом.