процессов: "История не имеет того строгого, неизменного предназначения, о котором учат католики и проповедуют философы, в формулу ее развития входит много изменяемых начал — во-первых, личная воля и мощь". Герцен считает, что осн. препятствием на пути к справедливому общественному устройству является сознание масс, к-рое не готово к установлению нового строя, т. к. новые общественные отношения требуют и нового сознания, ибо привыкшие к несвободе люди не способны понять всю несправедливость существующих порядков. Народные массы, пишет Герцен, пока что равнодушны "к личной свободе, к независимости слова", "они под равенством понимают равномерный гнет" и "желают социального правительства, которое бы управляло ими для них, а не против них, как теперешнее. Управляться самим — им и в голову не приходит". А для него главное — это обеспечение "безусловной независимости личности": "Свобода лица — величайшее дело, на ней и только на ней может вырасти действительная воля народа. В себе самом человек должен уважать свою свободу и чтить ее не менее, как в ближнем, как в целом народе". Эта кн. Герцена, по его словам, "памятник борьбы", борьбы со своими иллюзиями, надеждами и мечтами, в к-ром он "пожертвовал многим, но не отвагой знания". Книга произвела огромное впечатление как в России, так и в Зап. Европе. В. В. Стасов писал Толстому в сентябре 1905 г.: "Я миллион раз читал это себе и другим, и всякий раз, словно в первый, в самый первый раз читаю эти скрижали завета" (Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878–1906. М., 1929. С. 375).

Лит.: Булгаков С. Н. Душевная драма Герцена // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2; Володин А. И. В поисках революционной теории (А. И. Герцен). М., 1962; Он же. Герцен и Запад. Идейное творчество русского мыслителя и социально-политический опыт Западной Европы // Лит. наследство. М., 1985. Т. 96; Гинсбург Л. Я. "С того берега" Герцена: проблематика и построение // Изв. АН СССР. Отд. лит-ры и языка. 1962. Т. 21, вып. 2; Смирнова 3. В. Социальная философия А. И. Герцена. М., 1973. С. 83–142; Berlin I. Herzen and Bakunin on Individual Liberty // Continuity and Change in Russian and Soviet Thought, 1955.

А. Т. Павлов

САВИЦКИЙ Петр Николаевич (15(27).05.1895, Черниговская губ. — 13.04.1968, Прага) — экономист, географ, социолог, ученик П. Б. Струве, один из инициаторов и глава евразийства. В 1917 г. окончил Петербургский политехнический ин-т. После Октябрьской революции эмигрировал в Болгарию, затем переехал в Чехословакию. С 1922 г. — приват-доцент Русского юридического ф-та в Праге, а с 1923 г. и Русского научного ин-та в Берлине. В 1925 г. стал проф. Русского аграрного ин-та в Праге, заведовал кафедрой экономики. В 1929–1933 гг. руководил отд. общественных наук Русского народного ун-та и был проф. Карлова ун-та. Во время оккупации гитлеровцами Чехословакии С. был отстранен от преподавания, арестован гестапо и направлен на работу в промышленность. После освобождения Праги в 1945 г. был арестован уже советскими чекистами, осужден на десять лет заключения и отправлен в мордовские лагеря. В 1956 г., после реабилитации, С. возвратился в Прагу, где состоял внештатным членом государственной комиссии по аграрной географии. Однако и здесь за сб. стихов "Посев", опубликованный в Париже, где получила отражение "лагерная тема", вновь был арестован. Похоронен в Праге. С. занимался гл. обр. разработкой географических и экономических аспектов евразийского учения. В осн. массиве земель Старого Света, где география традиционно выделяла два материка — Европу и Азию, С. вслед за рус. ученым проф. Ламанс-ким, указывал на наличие третьего, срединного материка — Евразии как особого "географического мира", большую часть к-рого занимала Россия. Понятию "Евразия" С. придавал не только географическое, но и культурно-историческое значение, тесно увязывая социокультурное развитие с его географически-пространственными условиями. В трудах С. констатировалось своеобразие климата, почв, растительного мира Евразии по сравнению с сопредельными территориями. Он отвергал традиционное представление о проходящей по Уралу разграничительной линии в природе и обосновывал географическое единство России-Евразии. Рассматриваемое как основа экономической, политической и культурной жизни проживающих на этом пространстве народов, оно получило название "месторазвитие". Главным итогом исследований С. стало положение о необходимости синтетического подхода к изучению рус. истории, к-рый, наряду с приданием географическому фактору системообразующей роли, предполагал доказательство всестороннего единства российско-евразийского мира. На основе идей С. евразийцы ставили перед собой задачу создания комплекса наук по изучению Евразии, в к-рый предполагалось включить такие дисциплины, как геоэкономика, геополитика, геолингвистика, геоэтнография, геоархеология. С. внес заметный вклад в изучение степей и проживающих в них народов, взаимодействия здесь социально-экономической истории и природной среды ("Степь и оседлость", 1922; "О задачах кочев-никоведения", 1925). Оригинальны его суждения о перемещении культурных центров ("Миграция культуры", 1921) в ходе истории в области со все более холодным климатом. В сфере экономики С. отстаивал идею "государственно-частной" системы, где частная инициатива сочетается с государственным плановым регулированием. Учитывая природные особенности Евразии (огромная территория, бесчисленные естественные богатства, а также ограниченные возможности участия в океаническом обмене), экономика будущей России, считал С, должна быть сориентирована преимущественно на внутреннее разделение труда, что приведет ее к превращению в органически слитное и независимое "материковое хозяйство". Экономический автаркизм С. вполне вписывался в философско-историческую концепцию евразийства, отталкивавшуюся от идей Данилевского, Н. С. Трубецкого и О. Шпенглера об обособленном развитии социально-культурных организмов. В противовес европейскому рационализму, решающему проблему человека в рамках экономической и правовой сфер, евразийское мировоззрение, полагал С, должно покоиться на "благой метафизике", где религиозно-философские ценности уравновешивают материальные, а экономика и право в отношении к ценностям "конечным" являются подчиненными в том смысле, что любое "действие в хозяйстве и государстве решается и освещается озарением религиозным". Принципом "подчиненной экономики" и "подчиненного права" С. стремился связать свои экономически-философские воззрения с традицией рус. религиозного творчества.

Соч.: Европа и Евразия // Русская мысль. София, 1921. Вып. 1; "Подъем" и "депрессия" в русской истории. Прага, 1925; Географические особенности России. Ч. 1: Растительность и почва. Прага, 1927; Россия — особый географический мир. Прага, 1927; Место действия в русской литературе (географическая сторона в истории литературы). Прага, 1931; Место-развитие русской промышленности. Берлин, 1932; Разрушающие свою Родину. Берлин, 1935; Сказания иностранцев о Сибири. Прага, 1933; Континент Евразия. М., 1997.

Лит.: Вернадский Г. В. П. Н. Савицкий // Новый журнал. Нью-Йорк, 1968. Т. 92; Бердяев Н. А. Утопический этатизм евразийцев // Н. А. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 198–204; Соболев А. В. Полюса евразийства// Новый мир. 1991. № 1; Boss О. Die Lehre der Eurazier. Wiesbaden, 1961; Riasanovsky N. The Emergence of Eurasianism // California Slavie Studies. 1967. № 4.

В. П. Кошарный

САКУЛИН Павел Никитич (1 (13). 11.1868, с. Воскресенское Самарской губ. — 7.09.1930, Ленинград, похоронен в Москве) — филолог, культуролог, историк рус. литературы и философии; сфера его интересов может быть также определена как философия рус. литературы. В 1891 г. окончил историко-филологический ф-т Московского ун-та, где преподавал с 1902 по 1911 г., когда покинул ун-т в знак протеста против политики правительства. После возвращения в ун-т (1917) вел обширную научную, педагогическую и общественную работу, был директором Ин-та рус. литературы (Пушкинский дом), председателем Об-ва любителей российской словесности при Московском ун-те, в 1929 г. избран академиком АН СССР. Будучи учеником Н. С. Тихонравова, С. вступил в науку как приверженец культурно-исторической школы академического литературоведения, в которой его привлекали универсализм интересов, публицистичность, трактовка истории литературы как истории общественного самосознания и духовной жизни народа. Примыкая в своих философских воззрениях к позитивизму, с 1905 г. С. проявляет интерес и к учению К. Маркса; оставаясь в стороне от политического марксизма, он выступает за "государственный социализм" и фактически отстаивает ценности либерализма. За представленную в качестве магистерской диссертации работу об Одоевском (Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель-писатель. Т. 1, ч. 1–2. М., 1913) С. сразу была присуждена докторская степень. На примере становления мировоззрения Одоевского автор реконструирует процесс формирования рус. философской культуры 1-й пол. XIX в. в целом, характеризуя почти весь ряд ее представителей и прослеживая их взаимодействие с западноевропейскими направлениями (мистицизм, масонство, шеллингианство, социализм, национальный мессианизм и др.). Кн. "На грани двух культур. И. С. Тургенев" (М., 1918) С. продолжает серию работ, посвященных философскому истолкованию рус. классики; по его мнению, "Тургенев… бесконечно интересен как большой и мыслящий художник, стоявший на грани двух культур и — на страже культуры. Он чувствовал себя участником и свидетелем нескольких драм: это — драма беспочвенного русского интеллигента, драма России (в ее положении между Востоком и Западом) и, наконец, драма социальная, общеевропейская" (С. 31, курс, автора). С. последовательно характеризует психологию Тургенева, его художественную поэтику, социально-политические взгляды и своеобразную "философию жизни", выделяя эстетический "аполлонизм" и философский витализм писателя. В работе "Пушкин и Радищев. Новое решение старого вопроса" (М., 1920) С. рассматривает процесс перехода от наследия фр. Просвещения к философии нем. идеализма в рус. об-ве, становление идеи историзма и ее роль в миропонимании зрелого Пушкина, для к-рого оценка Радищева явилась важным моментом самоопределения: "Светлый, гармоничный и мудрый Пушкин, изрекший своим творчеством великое поэтическое "да", отверг в лице Радищева мятежное "нет". Для поэта это было преодолением в самом себе XVIII века. Центробежность побеждена центростремительностью" (С. 75). В кн. о Некрасове (М., 1928) С. выявляет его "концепцию жизни", вскрывает идейную направленность в самих композиционных приемах "социологической лирики" поэта, стремящегося объединить судьбу народа и интеллигенции в единстве общей цели. В кн. С. "Русская литература и социализм" (Ч. 1. Ранний русский социализм. 2-е изд. М., 1924) предпринимается попытка обобщающего разбора эволюции социальных идей в России в широком контексте научной, литературной и общественной мысли, начиная с XVIII в.; рассматривая социализм как своего рода "новую религию жизни", автор анализирует его сложное соотношение с христианством и прослеживает отражение этого конфликта в сознании рус. людей. Исходя из убеждения, что "дело европейской культуры есть и наше дело", считал, что России неизбежно предстоит пройти через идентичный зап. опыт социального развития. С. выделял интеллигенцию как особую надклассовую группу, "аккумулятор социально-психической энергии века", призывая большевиков обеспечить ее необходимой свободой творчества. В 20-е гг. С. занимался теорией литературы: разработал план создания фундаментального трактата "Наука о литературе", посвященного философии и психологии творчества, аспектам его восприятия и изучения. Считал литературу органической частью общественной жизни, высоко оценивал творческий акт художника. Пафосом его размышлений выступает философия созидающего человека как "творческой монады", надежда на будущий "мощный расцвет" личностного начала в человеке (Социологический метод в литературоведении. М., 1925. С. 178). В последние годы жизни С. оказался в трудном положении: выступая с защитой культурных ценностей прошлого, он подвергся резким нападкам. Был обвинен в отступлении от марксизма и методологическом эклектизме. В научной среде рус. эмиграции С. пользовался авторитетом (см. Ляцкий Е. А… Памяти П. Н. Сакулина // Slavia. R. XI, S. 1. Praha, 1932. С. 193).