– Ну маленькие были, сопливые. Теперь мы другие.

Он обнял ее за плечи – как старший брат. У нее никогда не было старшего брата.

Да, младший братик не переставал ее удивлять. И не только ее – мать и отца. Они сидели в гостиной. Мать и отец, держась за руки, – на кушетке, Франя – в кресле, вне поля зрения видеофона, а Бобби – перед экраном. Братик давал по мозгам чиновнику из американского посольства.

– Да, задница вы эдакая, я тот самый Роберт Рид из «Стар-Нет», который дал ему девяносто секунд лучшего экранного времени два дня назад. Мне не важно, что он обкакался. Стащите его с горшка и давайте сюда, иначе вы – вы! – будете в ответе, если в следующий раз я не дам ему ни секунды...

Некоторое время на пустом экране красовался герб Соединенных Штатов, потом появился хмурый человек с лицом хорька – посол США. Он много сделал на выборах Гарри Карсона и получил в награду назначение в Париж.

– Извините за беспокойство, господин посол, – сладко сказал Бобби, – но вы мне нужны, чтобы передать послание президенту Вольфовицу.

– Для чего?!

– Это в некотором роде послание от Константина Горченко.

– В некотором роде послание от Константина Горченко, господин Рид? Что бы это значило?

– Это значит, что Горченко выразил свои пожелания ТАСС, который поручил моей матери, директору парижского отделения «Красной Звезды», переговорить со мной, чтобы я через вас передал эту информацию Натану Вольфовицу.

– Подлинное сообщение от Константина Горченко? – саркастически промычал посол. – Не проще ли протянуть бечевку через океан и приложить к их ушам консервные банки?

– Горченко хотелось бы, чтобы президент Вольфовиц обратился к нему с просьбой кое о чем, о некоем акте дружелюбия, – не отступал Бобби. – Он хочет совершить этот акт, но к нему должны обратиться публично.

– Акт дружелюбия? – В голосе посла впервые послышался интерес.

– Он хочет, чтобы президент попросил его вот о чем. Чтобы советская делегация в Европарламенте внесла резолюцию, предлагающую Советскому Союзу доставить на орбиту одного американца, а затем ЕКА – позволить ему совершить путешествие на «Гранд Тур Наветт» к Луне и обратно.

– Вы говорите бессмыслицу, Рид. Аэрофлот никуда не летает, а Горченко на сегодня – не президент. Есть весомые шансы на то, что на орбитах скоро не останется ничего, кроме «Космокрепости Америка» и черепков от советских спутников.

– Этого не будет, если выберут Горченко. Видите ли, господин посол, он хотел бы, чтобы Вольфовиц отнесся к нему как к действующей фигуре. Ответом будет жест доброй воли. Пусть мир увидит, что два таких человека могут договориться хотя бы в небольшом деле.

– Уточним: кто будет бенефициантом этого праздника гласности?

Франя видела, что Бобби заколебался, его сжало, как шагреневую кожу, – он понимал, как воспримет его ответ американский посол.

Но Бобби подобрался, вздохнул и сказал прямо и просто:

– Мой отец, Джерри Рид, который был главным конструктором ГТН.

– Ваш отец! Всего доброго, господин Рид!

– Мозг Гарри Карсона! – выкрикнул Бобби, прежде чем посол успел отключить видеотелефон. – Я точно знаю, что случилось с мозгом Карсона, мне сказал Нат Вольфовиц, когда мы вместе писали.

– Что-о? – спросил посол, и его палец замер над выключателем.

– Если вы знаете, о чем речь, вы поймете, что я с Натом на дружеской ноге – о вас этого не скажешь. А если не поймете... La m?me chose, n'est-ce pas? [80]

– П-понятия не имею, о чем вы... – заикаясь, сказал посол. Но Франя видела, что теперь он не спешит закончить разговор.

– Я прошу вас об одном – положить мое сообщение на стол Вольфовица. Без комментариев. Я не прошу вас ввязаться в это дело. Как всегда говорит моя матушка, первый закон бюрократии – прикрыть собственный зад.

– Я ничего не обещаю, Рид, – промямлил посол.

– А я не прошу вас обещать, – сказал Бобби и теперь сам прервал связь.

– Высший класс, Бобби! – сказала Франя с искренним восхищением. – Думаешь, это сработает?

– Если мы свяжемся с Вольфовицем, – сказал Бобби.

– Потому, что этот человек был когда-то твоим приятелем?

– Я уверен: и Вольфовицу и Горченко сейчас необходимо что-нибудь подобное. Они так и осыпают друг дружку воздушными поцелуями. Меня не удивит, если Горченко уже провернул это по другим каналам.

– Грязные политиканы, – проворчал отец.

– Не брыкайся, папа, – сказал Бобби. – На сей раз они работают на тебя.

Прежде Джерри Рид и вообразить бы не мог, что так напряженно будет ждать результата выборов, тем более в Советском Союзе. Но Бобби оказался прав: в кои-то веки правящие миром политиканы действовали ему на благо.

Ни из Вашингтона, ни из посольства не поступало подтверждения, что послание Бобби передано Натану Вольфовицу. Но за два дня до выборов в России представитель Белого дома огласил «Открытое письмо президента Соединенных Штатов Константину Горченко».

– Он прет напролом! – воскликнул Бобби после того, как они дважды перечитали письмо в «Геральд трибюн». – Он ухватился за повод открыто поддержать Горченко. Он делает крупную ставку на еврорусских и желает, чтобы об этом знал весь мир. Любопытно, какой веревочкой повязана эта пара?

Но Джерри не обратил внимания на политический смысл послания Вольфовица, – хотя вся пресса комментировала именно это. Даже надежда, что он все-таки пройдет по водам – если мир выживет, – отошла на второй план из-за странного чувства, от которого наворачивались слезы на глаза.

Впервые в жизни он испытал глубокую симпатию к политикану, к человеку, которого никогда не видел. И не потому, что Натан Вольфовиц взялся ему помочь: президент Соединенных Штатов заботился о справедливости. Джерри понимал, что письмо было тщательно продуманным политическим ходом, но слова президента звучали правдиво, – они шли от сердца. Вольфовиц употребил свою власть, чтобы исправить зло, – и сделал это с очевидным удовольствием.

За такие вещи и стоит любить человека – не важно, политикан он или нет. Не это ли политики называют подлинным лидерством? Не за это ли Вольфовица так любит вся Европа? Не из-за этого ли мир беспричинно верит, что спасение придет от Вольфовица? По крайней мере, сам Джерри в этот момент чувствовал – вполне иррационально, – что Натан Вольфовиц уже спас мир.