Мама моей невесты была женщина пробивная, она, недолго думая, отправилась в консульство Чехословакии. Там поплакалась, рассказала, как сложно растить одной дочь и добилась встречи с самим консулом. Не было никакой надежды, что консул нам поможет, но через два дня мы с Аннет были приглашены на встречу с ним. Он протянул бумагу с гербовой печатью и сказал, что наша проблема решена. И тут я вижу, что у Аннет глаза становятся круглыми, как олимпийский советский рубль. Бумага оказалась выпиской из префектуры, где говорилось о том, что моя невеста прописана там, где она действительно живет. Мы скачем в Савеловский дворец бракосочетания, как два рысака, и заново подаем все бумаги. Приемщица просматривает документы и говорит, что бумага, выданная нам в консульстве, не та. Она знает, что выглядеть все должно по-другому. Тут мы просим позвать начальника ЗАГСА и объясняем ей всю ситуацию. Она тоже говорит, что бумага не та. Тогда я заявляю, что если мне предоставят сейчас телефон, то я позвоню в консульство и подтвержу действительность этой бумаги. Нас соединяют с консульством, вначале говорит Аннет по-чешски, потом трубку передают мне, и я объясняю всю ситуацию. Консул просит к телефону начальницу, которая после разговора сильно изменилась в лице. Наши бумаги были сквозь зубы приняты. Обычно в то время срок после подачи документов составлял не меньше 3 месяцев, нам же назначили регистрацию через месяц.

Началась беготня по поводу подготовки к свадьбе. Аннет с мамой уезжают домой, и готовятся там. А я с родней хлопочу здесь. У мамы одни заботы: как сыночку свадьбу отпраздновать, бабушка тоже волнуется. Отец нашел деньги и сказал: „Вот, только меня не вмешивайте в ваши заботы“. Мы перезванивались с Аннет уже каждый день. Она рассказывала о своих поисках подходящего платья и магазинах, в которых его искала. Я в ответ ей рассказывал, кого хочу пригласить на свадьбу и что мне удалось купить и достать. Ведь в те времена купить что-либо было достаточно проблематично – шел 1992 год. Через две недели Аннет с матерью вернулись: платье и все к нему наконец-то куплено. Увы, они только вдвоем. Из родственников невесты больше никого не было.

Мы с Аннет оказались единственными, действительно счастливыми. Нас не особо беспокоили все эти хлопоты. Мы бегали по магазинам, где давали свадебные приглашения. Задача – найти кольца, найти продукты, найти шампанское, рассчитать количество гостей продумать, где будет проходить свадьба. Вся подготовка легла на мою семью. Свадьбу решили отпраздновать в квартире.

Подошел день регистрации… Разыграли обряд с выкупом невесты. Поглумились надо мной по полной программе. Что удивительно, мои сестра и брат очень быстро и легко подружились с Аннет. Самый яркий момент был во Дворце бракосочетания. Мы оказались самой эффектной и красивой парой. В тот день там были только иностранные пары. На Аннет платье от Кардена. Роскошнейшее платье, с нежнейшими кружевными перчаточками, сумочка вся украшенная стразами от Сваровски – это одна из первых его работ. Неописуемой красоты невеста! Мы были безумно счастливы. Где-то недели три Аннет с мамой пробыли у нас, и потом возвратились обратно к себе. Договорились, что я уезжаю туда через неделю, и мы будем жить в Чехословакии.

Каждый день мы созванивались, каждый день говорили, как нам не хватает друг друга. Любили мы безумно. Неделя для меня растянулась в вечность. Я считал каждую секунду. Думал, что неделя тянется долго, но время в поезде оказалось еще более тяжелым и бесконечным. Соседки пытались меня отвлечь, как могли, но я потихоньку зверел. Счет шел на секунды: меня не интересовала природа за окном, я ждал встречи.

Вот я вышел на вокзале и увидел свою Любовь… Сцены встреч из кинофильмов – это было ничто. На нас обернулся весь вокзал. Поехали, счастливы. Глазки светятся у обоих так, что и маяков не надо. Думаю, если бы вдруг отключили электричество, то лампы загорелись бы от нашей страсти…

Первые 3 месяца я сидел дома. Аннет работала, а я учил язык. Я не очень способен к языкам и давалось мне это непросто. Смотрел фильмы, читал газеты, книги, и Аннет насколько могла мне помогала. Ее мама, бабушка и дедушка не знали русского и не понимали меня. Жили мы с родными Аннет, что потом сыграло трагическую роль в наших отношениях.

Мы много гуляли по городу, и нас постоянно приглашали в гости то на чашку кофе, то на рюмочку вина. Аннет не очень любила такие посиделки, но и избегать их сложно: пару раз откажешься, потом тебя и звать перестанут. Это такой менталитет. Она старалась уйти как можно быстрее. Очень аккуратно, вежливо, иногда могла соврать, чтобы не идти на конфликт.

Увы, пока я еще не мог ходить один по городу или даже встретить любимую после работы. Знаний языка не хватало. А мне было все так интересно: новая необычная страна.

Через 3 месяца я стал более-менее разговаривать по-чешски и начал задумываться, что мне делать с работой. Я же глава семьи и должен ее содержать. Вначале Аннет реагировала так: „Не беспокойся, все решим“. И мы стали оформлять внутренний и основной паспорт. Начались наши походы по всем административным учреждениям – моя документальная интеграция. Прошло еще три месяца. Я уже просто озверел сидеть дома, мне хотелось работать и зарабатывать. Примерно такие же ощущения, наверное, испытывает женщина, сидящая в декретном отпуске: куда себя девать?

Я все чаще стал говорить о том, где мне работать. Через какое-то время ощутил раздражение тещи, что, мол, сиди дома и не приставай с вопросами. На такой негатив тещи мне было плевать: ведь я на тот момент был безумно счастлив со своей женой. Теща привыкла, что Аннет ей подчиняется. А тут появилось существо, которое ей неподконтрольно, да еще и выводит из-под влияния ее любимую дочь. Снять квартиру на тот момент мы не могли и по финансовым соображениям и потому, что квартир в аренду было очень мало.

Я начал откровенно ныть; Аннет это надоело, и она попросила на работе, чтобы меня пристроили. К счастью, нужны были санитары в оперблок. На каждой операции должны присутствовать минимум два санитара. Девчонок туда не брали, так как требовалась мужская сила. Эта ситуация и спасла – меня устроили в оперблок. По большому счету работа нравилось. Первое время я, конечно, приходил вымотанный до чертиков. Это был большой опыт, я многому научился у хирургов. Например, я узнал о такой экзотической аллергии как аллергия на обычный медицинский пластырь. А еще научился состраданию, сопереживанию. Если в армии учили убивать, то учили помогать людям. Проработал я год с небольшим.

Начало меняться руководство, и все стало сложнее. Пришлось задуматься о смене работы. Как-то наша общая знакомая предложила мне другое место. У нее племянник был начальником столярки. Он искал человека, и я им подошел. Зарплата оказалась даже больше, чем в больнице, потому и согласился. Начальник – приятный и обаятельный человек. Столярный бизнес становился перспективным, и заказов было много. У меня появились друзья. Одним из них был Жора, похожий на большого медвежонка. С ним даже Аннет легко находила общий язык.

Жизнь шла так, как она должна была идти. Но если с Аннет мы понимали друг друга с полуслова, то с тещей отношения ухудшались с каждым днем. Она доставала меня не прямо, а действовала через дочь. Аннет оказалась между молотом и наковальней. Даже понимая, что мать не права, возразить ей не могла. Мне не рассказывала, потому что я всегда декларировал, что моя семья – это моя. И совет выслушаю, но буду ли принимать – не факт.

С деньгами все было хорошо, и мы задумались о ребенке. Ну, дурное дело нехитрое, и Аннет забеременела. Врачи-акушеры говорили ей, что беременность идеальная – одна на 1000 такая. Когда она родила, то не изменилась ни капли: ни фигура, ни волосы, ни зубы, ничего не испортилось. Родила сама, ребенок хорошенький и здоровый. Деньги были, жена сидела в декрете. С тещей я ограничил общение до минимума, чтобы не было никаких конфликтов. После рождения девочки отношения с тещей вроде потеплели. Месяцев в 7–8 стало ясно, что девочка умненькая, красивая. Она рано встала, рано начала говорить. Мама ею много занималась и развивала ее: учили двум языкам – и чешскому и русскому. Натали и сейчас говорит на двух языках и легко переключается с одного на другой. Лет до полутора она вообще не болела. В семье все стали улыбаться. Наступила почти идиллия.