— И тут ты коим боком?

— Так будущему канцлеру положено. Вы должны об этом знать, графиня Норова, — сказал я, улыбнувшись.

Это не Россия находится между Западом и Востоком. Это Запад и Восток находятся справа и слева от России.

В. В. Путин

Петербург.

22 апреля 1736 года.

Я сидел в своём кабинете в Петропавловской крепости, читал документы, просматривал все дела, которые вела Тайная канцелярия в моё отсутствие. Я даже не делал вид, а, действительно, не замечал тех двух людей, которые уже как полчаса молча стояли в моём кабинете и наблюдали за моими действиями.

Вот только я сижу в удобном кресле, периодически прикусываю вкуснейшее шоколадное печенье, запиваю остывшим чаем, но всё равно ароматным и вкусным. А эти двое не смеют ничего мне сказать.

Один так еще окончательно не сломленный, периодически подымает голову, даже пробовал заговорить, пока не получил в свой живот кулака от охранника. А второй… Вот никогда не думал, что Андрей Иванович превратится в такое безвольное существо.

Мне даже в какой-то момент стало его жалко, но вспомнил, что жало у пчелки, а мне нечего жалеть преступника. И все же я обратил свое внимание на присутствующих. Это чтобы не начать нервничать и рвать и метать под впечатлением от докладов отделения Тайной канцелярии в Москве.

— Что, господа, какова изворотлива жизнь? Не правда ли? Скольких вы пережили, переиграли в свои игры? Но каждый игрок рано или поздно проигрывает. Таков закон мироздания, — сказал я, поудобнее располагаясь в кресле.

— А не боитесь, господин Норов, что найдётся тот, кто переиграет вас? И тогда уже вы окажетесь на нашем месте? — заявил мне Андрей Иванович Остерман.

— О нет, не боюсь. И не потому, что уверен, что такого человека не найдётся. В этой самоуверенности я не хочу быть похожим на вас. Вот только я сделаю всё для того, чтобы меньше интриговать, но больше делать для России, — сказал я, одновременно перелистывая очередное дело, которое прибыло для хранения из Москвы.

Нужно срочно наводить порядок в Первопрестольной. Они до смерти забили человека, который в пьяном угаре кричал, что Елизавета Петровна — шлюха. Ведь прав был, зараза!

Впрочем, конечно же, за такие слова нужно наказывать, но не думаю, что так сурово. Обязательно уже сегодня пошлю предписание москвичам, чтобы за подобные проявления отсутствия лояльности к власти формировали отдельные группы людей и отправляли их с будущим караваном на Дальний Восток в середине мая.

Пусть бы этот неуравновешенный алкоголик прошел курс терапии, вызванной плохими погодными условиями и не самой лучшей кормёжкой, а потом ещё и болтанкой в трюме корабля на просторах Тихого океана, пока не достигнет берегов либо Аляски, либо Калифорнии. Там людишки нужны. И трезвость быстро станет нормой жизни.

Я пил чай, присланный именно из тех краёв. Конечно, никто на Аляске чай не выращивает. Там и рожь не поспевает. Только что репа, да картошка, и то… Не очень. Это был подарок от Витуса Беринга. Чай же, конечно, китайский.

Я предпочёл бы подарок в виде золотых слитков, найденных при Клондайке. Но что-то мне подсказывает, что ещё самого Клондайка не существует, ибо это название, скорее всего, дали англичане.

Вот туда и нужно делать следующий прорыв, искать золото. Как я надеялся, поможет мне в этом Кондратий Лапа. В Миассе найдено такое количество золотых жил, что за всю мою жизнь, даже если я туда нагоню десятки тысяч людей, вряд ли получится выбрать весь природный запас. Так что было бы неплохо, чтобы те рудознатцы, специализирующиеся, прежде всего, на золоте, отправились из общины Лапы в Клондайк и Калифорнию.

Не вижу никакого смысла откладывать начало добычи золота в тех местах, где оно точно есть. Я ещё запланировал экспансию и в Южную Африку, чтобы прикоснуться к самому богатому золотоносному региону. И вот туда нужно заходить уже с такими профессиональными добытчиками и рудознатцами, чтобы не терять никакого времени. Ибо кто-то из европейцев обязательно быстро одумается. Через года два и война разверзнется. А сливки золотые в виде самородков уже окажутся в российской казне.

— Отчего же вы молчите, господин Ушаков? — спросил я бывшего главу Тайной канцелярии.

— Убили бы вы меня уже… — ответил он. — С чего мстите за то, что я с вами так?

— Это не месть. Это кара за убийство деда моего, за дворцовый переворот. Причем не только этот. За предательство своих соратников. Кто все же поставил немецкую прачку императрицей? Не вы ли? Пусть это и приписывают Меньшикову, — говорил я.

Он молчал. И тогда я приказал увести Ушакова. Толку от него, как от барана молока. Сколько не дои, а молока не получится, ну если только барану приятно будет. А потом продолжил разговор с Остерманом.

У Ушакова деньги все были в доме. И они уже поступили в казну Российской империи. А вот с Остерманом в этом отношении сложнее.

— Я не буду вас пытать, мне и без того всё ясно, Андрей Иванович. Предельно понятно, что вы из себя представляете и что именно вы делали. Как свергали одних, ставили на их место других. Разве же будет недостаточно того, что именно вы подали или платок, или какой-то другой предмет императору Петру II, и предмет тот был заражён чёрной оспой? — я строго и, возможно, даже ненавидящим взглядом посмотрел на Остермана. — Он был прямым наследником Петра Великого. Единственный, безоговорочно правильный, в законе рождённый от русской царицы.

— Он был взбалмошным юнцом, у которого никаких мыслей об управлении державой не было, — сказал Андрей Иванович.

Но голос его был голосом обречённого человека, арестант прекрасно понимал, что это лишь только отговорки, на самом деле… Именно он убил императора.

Андрей Иванович Остерман был дотошным в делах человеком. Был, так как я предполагаю, что особых дел у него уже больше не будет никогда. И нет, его не казнят. Как и в иной реальности, Елизавета Петровна упёрлась рогом и потребовала, чтобы казней во время того, как она занимает престол, не было. Так что ссылка. Позорная, к своим друзьям Долгоруковым. Вот же в Березовым будет кладбище… Элитное. Там уже Меньшиков лежит.

Впрочем, я обязательно отправлю человека, чтобы тот показал представителям этого семейства некоторые записи Андрея Ивановича, в которых он интриговал против тех самых Долгоруковых. Казней быть не должно? Пусть отставные пауки друг друга грызут!

— Пётр II Алексеевич не был сплошным глупцом. Он был юн, и его спаивали, ввергали во всевозможные пороки, вы даже умудрились подложить под Петра его же тётку. В ваших записях есть указания, что она понесла бремя, скорее всего от племянника своего. Может, потому-то и больше не имеет никакой возможности иметь детей, что изводили, — говорил я.

Какая же грязная политика! Перед тем, как поджечь дом Остермана, Фролову и Степану всё-таки пришло в голову, что те документы, которые хранятся в кабинете бывшего канцлера Российской империи, будут очень даже мне полезны. Они выкрали гнусную правду постпетровской России.

— Я так понимаю, что у вас оказался мой архив? Что ж, я, действительно, вас сильно недооценивал, за что и поплатился. А ведь говорили мне, что вас нужно всеми силами убирать, — с сожалением произнёс Остерман.

— После драки кулаками не машут. Ну, скажите, почему вы не сделали всё, чтобы у России был достойный император? Зачем, в сговоре с Долгоруковыми, вы не укрепили ум Петра II? — во мне, скорее, проснулся исследовательский интерес.

И сейчас, отложив в сторону дела Московского отделения Тайной канцелярии розыскных дел, я всерьёз подумывал о том, не написать ли правдивую историю Российской империи? Ещё более грязную, чем я знал.

Нет, к сожалению, её придётся держать и дальше в тайне, а через некоторое время, возможно, я и уничтожу документы. Ведь если обнародуется всё то, что было сделано после Петра, та грязь, то убийство истинного русского императора, то можно подорвать доверие к власти. Не хочу давать лишний козырь в руки врагов России.