– Ближе к делу. Не хватало простуду из-за тебя схватить!..
– Гоните его взашей, Николай Трофимович. Пьет джигит – полбеды, а то, что на каждом углу болтает несусветное, – беда…
– Болтает?..
Романов бросил взгляд по сторонам и наклонился к Кострову:
– Угу-у. Будто бы он на днях в одном ангаре рулевые тяги у какого-то самолета раскрутил…
– Чего? – напрягся Костров.
– А самолет тот потом возьми и грохнись на лед Клязьминского водохранилища… Лихой сюжетец, с переодеванием, а, товарищ генерал?..
Костров вперил в него немигающий взгляд.
– Хочешь сказать, что ишак дочь моего лучшего друга Виктора Коробова на тот свет спровадил? – свистящим шепотом спросил он. – Убойная информация…
– Но самое убойное в ней, будто бы он это.., рулевые тяги-то у самолета раскрутил по прямому вашему приказу, Николай Трофимович. Вот какая хренотень убойная получается…
Обвислые щечки Кострова покраснели и задрожали мелкой дрожью.
"Не набрехал Кобидзе, – подумал Романов. – Блесну заглотнула щука – подсечь бы половчее…"
– Так прямо и болтает? – хрипло спросил Костров.
– Угу-у. Еще и в эпистолярном жанре балуется…
– Эпистолярном? – впил настороженный взгляд в Романова Костров.
– Очки при вас, Николай Трофимович? – протянул тот листок бумаги.
– Что это?..
– Всего-то говна-пирога – чистосердечное признание Кобидзе.
Костров прочитал листок и, оглянувшись по сторонам, сунул его в карман.
– Ксерокс это, – усмехнулся Романов.
– На понт берешь?.. А оригинал?
– Есть и оригинал…
– Со мной понтовать – что ссать против ветра, штаны обмочишь, полковник, – сквозь зубы прорычал Костров. – Где он?
– Ну-у, Николай Трофимович, все На свете свою цену имеет…
– Ах, вон что! – взлетели на лоб Кострова брови. – Шантаж!.. Наезд на Кострова?..
– А я назвал бы это в духе времени – бартерной сделкой. Вы – мне, я – вам…
– И какова цена твоего бартера, позволь полюбопытствовать?
– А во сколько вы сами свою жизнь оцениваете?
– Жизнь?.. Дорого…
– И оригинал стоит дорого…
– Сколько?
– "Лимона" два. Недозрелых…
– Убойная цена, – опешил Костров. – Меньше – мне обидно бы было… А ты хорошо подумал, прежде чем на такой "бартер" решиться?
– Десять лет на тебя пашу, как папа Карла… Было время подумать.
– Господи, как люди-то меняются! – насмешливо пропел Костров. – Тихий, как голубь, полковник Романов, исполнительный… А он-то, оказывается, орел-стервятник…
– Я такое же дерьмо, как и ты, Костров, – Романов кивнул на "упакованную" публику, текущую к двери "Президент-отеля". – Тоже хочу вместе с вами у корыта похрюкать. Как говорится, имею полное право.
– Мудак!.. Куда ты с этой вонючкой?.. К Инквизитору?.. "Груза двести" и прочего на тебе персонально ой-ей-ей!.. На сто "вышек" потянет… В Цюрих, в Центр?.. А что, если Коробову я того.., по приказу Центра?
– Прикол!.. – ухмыльнулся Романов. – Центр такие деликатные акции поручает своим, из службы безопасности, а не уголовникам.
– Логично! – вынужден был согласиться Костров. – Сколько времени на обдумывание ситуации?
– Дня три… Кстати, дома я не ночую, детей и жену отправил далеко от первопрестольной, чтоб у тебя соблазна не возникло… Если что со мной случится, сам понимаешь, оригинал уйдет автоматом в Цюрих, а копия – Инквизитору. Ферштейн, Николай Трофимович?
– Сволочь! – сорвался на крик тот. – От кого жрешь – тому и срешь!..
Романов сунул в его раскрытый рот заранее приготовленную таблетку валидола и, снисходительно похлопав его по плечу, растворился в метельных сумерках. Костров проводил его взглядом, полным бессильной ярости. "Будто все сговорились, – содрогаясь от жалости к самому себе, думал он. – Будто по чьей-то команде обкладывают старого и больного Кострова со всех сторон".
Отдышавшись несколько минут на пронизывающем ветру, Костров нетвердой походкой поплелся К двери отеля. В холле он сразу окунулся в раскованную атмосферу элитарной тусовки. Солидные политики, воровские авторитеты, известные артисты и юристы И даже сами господа министры спешили засвидетельствовать отставному генералу КГБ свое почтение. Кострову льстило, что тусовка знает его, уважает и боится.
"Ладно! – думал он во время тягомотной официальной части презентации. – С говнюком Романовым, как ни крути, мы одной пуповиной связаны, как-нибудь промеж собой разберемся… На два "зеленых лимона" – он, конечно, губищи раскатал… Но тыщонок сто придется отстегнуть… А молодец полковничек-то!.. Моя школа… И я на его месте такой облом не упустил бы… Кобидзе?.. Ну, с тем все ясно…"
Скоро Костров совсем смог взять себя в руки и даже был способен рассказывать "новым русским" так любимые ими анекдоты про "новых русских".
Полковник Шведов, услышав в машине по радиотелефону тревожный голос Скифа, в нехорошем предчувствии приник к трубке:
– Так, так.., понял, Василий Петрович! Елки-моталки, ну, зверье!.. Понял… Сколько они хотят?.. Что, пока на тебя не выходили?.. Выйдут, подонки!.. Костров?.. Что, со слов Мучника?.. Я бы ему не очень верил… Сейчас всех буду ставить на уши, а ты крепись и жди моего звонка…
Разворачивайся и назад в управление, – отключив радиотелефон, бросил Шведов водителю служебной "Волги".
– Максим Сергеич, рабочий день закончился, и хоккей сегодня, – взмолился водитель. – И вам пора пацана из садика забирать.
– Разворачивайся!
Водитель в сердцах крутанул баранку "Волги" перед самым подъездом дома Шведова, и тут из-за мусорных баков по машине хлестанули очереди из двух автоматных стволов. Водитель, не успев придавить тормоз, сразу уткнулся в баранку простреленной головой, а "Волгу" с разворота бросило на стену дома.
Последняя очередь вспорола бензобак. Получившего несколько пуль в грудь и шею Шведова взрывом бензина выбросило из объятой огнем машины на асфальт.
Прежде чем провалиться в бездонную липкую темноту, он увидел двух бегущих от мусорных баков мужчин. В одного из них, сухопарого, в шапочке-петушке, навскидку, не целясь, выстрелил из табельного пистолета. Дальше темнота поглотила его, и он уже не видел, как сухопарый споткнулся и ткнулся лисьей вытянутой мордой в детскую песочницу. Подельник оглянулся и после секундного замешательства распорол автоматной очередью его спину, потом, бросив автомат в кусты, метнулся под арку…