Конечно, Сибиряков во всю расхваливает доблесть русских, безусловный талант Лисицына как военачальника, смекалку и знание военного дела казаков. А как иначе? Он есть российский патриот. Патриотизмом пронизано все повествование. Однако автор отдает должное и военной хитрости китайцев, их настойчивости в достижении цели.

Описываемые Николаем Сибиряковым батальные сцены вряд ли могли иметь место. Дело не в неумелости и трусости китайцев и не в воинской доблести и сноровке русских. Китайцы левобережье Амура практически не осваивали, поэтому они легко пошли на соглашение с Россией, уступив ей права на эти огромные и богатейшие территории.

Первый договор с Китаем, получивший название Нерчинского, Россия подписала в 1689 году. На сто семьдесят лет, а именно до середины девятнадцатого столетия, он определил взаимоотношения двух стран. Русские ушли с Амура, а Китай отказался от притязаний на побережье Охотского моря. Что касается линии границы, то она точно установлена не была. Это в последующем, когда соотношение сил в регионе изменилось, дало русской дипломатии хорошие козыри возобновить переговоры с китайской стороной — русские не претендовали на китайскую территорию, а лишь вели речь о территориях, международно-правовой статус которых не был точно определен.

Для окончательного утверждения русских в Приамурье Петербург начал переговоры. Однако возникли препятствия со стороны Китая. Китайская сторона не отказывалась от переговоров, но и не назначала своих представителей для их ведения. Только в 1857 году китайское правительство наконец выразило согласие вступить в переговоры о размежевании границы.

Состоялось подписание Айгунского договора, который закрепил за Россией левый берег Амура. Право плавания по Амуру признавалось исключительно за российскими и китайскими судами. Именно об этом договоре упоминает в своей книге Николай Сибиряков. Айгунский договор был крупным успехом дипломатии России, достигнутым к тому же без ущемления китайской стороны.

Итак, перед нами действительно редкая книга. Робинзонада — лишь небольшая часть ее, а весь рассказ об удивительном, суровом и изобильном крае — русском Приамурье, его первопроходцах и устроителях, людях, сильных духом и верой православной, патриотах великой России, защитниках ее интересов на дальних рубежах.

Об авторе книги, Николае Сибирякове, практически ничего не известно. Правда, можно предположить, что автор «Русского робинзона» имел отношение к семье золотопромышленников Сибиряковых, известных своей успешной предпринимательской деятельностью и щедрым меценатством. Один из Сибиряковых, Александр Михайлович, в семидесятые годы девятнадцатого века большие средства вкладывал в исследование Сибири, в организацию научных экспедиций. Экспедиция Норденшельда была снаряжена в основном на его средства. Благородный норвежец назвал его именем один из островов. У Александра Михайловича с Николаем одна фамилия, общий интерес к исследованию необжитых земель…

Книга Николая Сибирякова выдержала несколько изданий в свое время. Значит, была популярна во второй половине девятнадцатого века. Хотелось бы надеяться, что она будет востребована и в веке двадцать первом.

Александр Комаров,

старший научный сотрудник научно-исследовательской исторической группы ВМФ

В конце апреля 1845 года в Охотском море гордо рассекал волны русский военный корабль. Все на нем было тихо, спокойно, и служебные обязанности исполнялись с удивительной точностью, доказывавшей строгость командира и любовь его к военной дисциплине.

Была ночь. Корабль плыл в виду утесистых берегов Азиатского материка на всех парусах, дружно надуваемых попутным ветром, как вдруг последовал сигнал убрать паруса и бросить якорь в расстоянии версты от берега. Спустили на воду гичку с двумя матросами. Два дюжих моряка вывели из трюма молодого человека с завязанными глазами, посадили его в гичку и поплыли в глубоком молчании к берегу.

Молодой человек был высокого роста, строен и имел гордую осанку; руки его были связаны. Он не сказал ни одного слова сопровождавшим его людям во все время пути до мыса, к которому причалила гичка. Матросы высадили его на берег, ввели на утес, поросший густым лесом, посадили под деревом, развязали руки и возвратились в гичку, на которой отплыли к кораблю.

Все было сделано с такой таинственностью, так поспешно, что молодой человек, сорвав повязку с глаз, увидел перед собой только темные силуэты вековых сосен и фосфорический блеск морских волн, с ревом разбивавшихся о подножие утеса, на котором он находился. До его слуха долетал вой голодных волков, печальные крики филина, свист ветра в лесной чаще и нескончаемый говор волн. Все было покрыто таинственным мраком ночи, изредка озаряемым луною, выплывавшей из-за туч.

Вскоре ветер начал усиливаться, густые облака заволокли небо и мелкий дождь обильно полил землю; иногда яркая молния, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, прорезала непроницаемый мрак, но молодой человек, охваченный ужасом, казалось, ничего не видел и не слышал.

Восход солнца, озарившего небо и землю своими ослепительными лучами, пробудил молодого человека. Он с ужасом увидел себя окруженным лесом, чаща которого была мрачна, а опутанные ползучими растениями деревья были такой величины, которой он не мог и представить. У ног его кипело море, взволнованное ветром. Тщетно быстрый взгляд его старался отыскать в водном пространстве силуэт знакомого корабля: море было так же пустынно, как и утес, на который его высадили.

Изгнанник понял, что во всей этой пустыне, обширной до безграничности, он находится один, без средств к существованию, даже без возможности защищаться в случае нападения хищного зверя. Он понял, что осужден на медленную смерть. Отчаяние проникло в его слабую душу, и он начал проклинать день рождения своего, жестоких людей, осудивших его на эту ссылку, и даже дерзнул возроптать на Создателя нашего.

Пока несчастный предается гневу и отчаянию, я познакомлю вас с ним. Это был Сергей Петрович Лисицын, молодой человек 24 лет, красивой наружности, с темными вьющимися волосами и большими голубыми глазами, озаренными особенной привлекательностью. Правда, опытный наблюдатель заметил бы в его физиономии признаки гордости, самонадеянности и властолюбия, но эти оттенки сглаживались печатью ума на высоком его лбу.

Лисицын был сыном храброго офицера, убитого под Силистрией. Он остался двенадцати летним сиротою на руках доброй тетки, которая чрезвычайно любила его и баловала, как могла. Это привело к тому, что Сергей сделался своенравным и

капризным мальчиком, которого никто терпеть не мог ни в гимназии, ни в университете. Правда, товарищи уважали его за необыкновенные способности к наукам, за физическую силу и ловкость, а более всего за дерзкое обращение с начальством, сопровождавшееся наказаниями, которые он выдерживал со спартанским стоицизмом.

Окончив блистательно экзамен, он получил звание кандидата математических наук и с триумфом явился к тетушке-баловнице в ее село Сосновку Курской губернии. Старушка была очарована его светским лоском, блистательной игрой на скрипке, ловкостью в танцах, искусством рисовать масляными красками и его острым умом. Если б знала она, как испорчено сердце ее племянника безверием и множеством пороков, то ее обожание превратилось бы в ужас.

Старушка была не чужда общих предрассудков дворянства того времени и настояла, чтобы Лисицын начал свое служебное поприще на Марсовом поле. Двадцати двух лет он был записан юнкером в гусарский полк, где через шесть месяцев получил офицерский чин. Дуэль с полковым адъютантом заставила его вскоре выйти в отставку. В статской службе он имел еще менее успеха из-за своего запальчивого характера. Неспособный к полезному труду, не терпящий подчиненности, он безрассудно проматывал деньги, присылаемые щедрой теткой, в кругу столичной молодежи и вероятно погиб бы в вихре разгульной жизни, если б дальний его родственник, главноуправляющий Северо-Американской компанией, не вызвал его к себе в Новоархангельск. Это был единственный человек, которого повеса любил и уважал душевно.