Он замолчал, когда далекий рев рогов возвестил об окончании охоты, а потом добавил:
— Но, знаете, от женщин и дворцов тоже есть польза…
— Полагаю, что есть, — согласился практичный Марин, — для расточителей и ростовщиков.
— Нет, мессер29 , я имею в виду нечто иное. Король, может быть, транжира и любитель заниматься пустяками, но никто не посмеет отказать ему в способности быть великолепным. Впервые к северу от Альп можно обнаружить светскую жизнь, достойную такого названия. Изящество образа жизни зависит от женщин. Мы в Италии открыли это много лет назад. А теперь они выходят на первый план и во Франции. Король вытащил их из деревенских нор и придал им вес. Дворцы дорого стоят, согласен; но они — часть национального богатства, и они вдохновляют искусства. Король требует от нас архитекторов и искусных художников, вроде великого Леонардо30 и других. Он знает им цену. Первые попытки здесь пока грубы, но по ним можно представить себе двор, который будет диктовать моду в Европе.. Когда-нибудь…
Его речь прервали шаги на дорожке. Повернув голову, он увидел молодого человека в высоких ботфортах, с сумкой для депеш через плечо, приближающегося к ним со стороны Море. Поначалу венецианец принял его за курьера, который по какой-то причине лишился коня, а к курьерам Бадоэр всегда питал живейший интерес. Важной частью его посольских обязанностей было выискивать новости, которые он передавал вечно жаждущему сведений венецианскому сенату. Однако посол, весьма проницательный в оценке людей, почти сразу определил, что этот юноша не являлся простым курьером.
Уверенная осанка, лихо заломленная шляпа, веселая смелость в глазах, все более заметная по мере того, как он приближался, — все это выдавало в нем дворянина-военного, не говоря уже о кинжале на поясе и мече, сдвинутом назад, чтобы не мешал при ходьбе. Эти детали сделали сумку «курьера» ещё более аппетитной для Бадоэра. Если сюда послан дворянин, солдат тяжелой конницы, то прибыл он, без сомнения, из армии, и у него могут быть важные новости.
Посол уже собрался было окликнуть юношу, но тот опередил его — остановился и спросил:
— Это дорога к замку, господа? Я здесь раньше никогда не был. В Море мне рассказали, как срезать путь через лес. Но из-за этих камней, — он взглянул на скалы среди деревьев, — и тысячи неверных тропинок я мог бы с тем же успехом попасть и в Персию…
В его речи, как и во всем облике, чувствовался армейский дух, а беззаботный, задорный тон ещё более укрепил посла в его догадке насчет профессии молодого человека. Удальцы такого рода легко вступали в разговоры и были отличными источниками сведений.
Бадоэр поднялся.
— К вашим услугам, мсье. Мы с другом возвращаемся в замок. Тут недалеко. Можем пойти вместе, если не возражаете. — Он взглянул на шпоры собеседника. — А что случилось с вашей лошадью?
— На последней почтовой станции, мсье, не было сменных лошадей и не ожидалось ещё несколько часов. Вот я и решил размять ноги. После пяти дней в седле, знаете, чувствуешь себя каким-то одеревенелым. И пешая прогулка от Море показалась мне заманчивой.
Быстро подсчитав в уме, венецианец сделал вывод, что хороший наездник, пользуясь почтовыми лошадьми, как раз за пять дней покроет расстояние от Лиона; и это также указывало на армию.
— Вы приехали с юга, мсье?
— Да, из Роана-на-Луаре.
Это не смутило Бадоэра, поскольку Роан находился в пятнадцати лигах к северу от Лиона, где сейчас сосредоточивались войска для вторжения в Ломбардию. Мысли венецианца не отрывались от сумки.
Он решил действовать напрямик и произнес галантным, полувопросительным тоном:
— Я Зуан Бадоэр, доктор и кавалер, Оратор Светлейшей Венецианской Синьории.
Юноша сорвал с себя шляпу.
— Ваш слуга, мсье. Меня зовут Блез де Лальер, я солдат роты господина де Баярда, но ныне нахожусь в распоряжении маркиза де Воля.
По улыбке на губах посла нельзя было угадать, что это сообщение имело для него большой интерес, он переглянулся с Марином и понял, что на того оно тоже произвело впечатление. Ему, конечно, было известно о миссии, с которой маркиз отправился в кантоны.
Если Дени де Сюрси с половины пути послал одного из своих телохранителей через всю Францию со срочным посланием, значит, речь шла о каком-то неотложном деле. А поскольку он ехал через Бурбонне, то сообщение, вероятно, касается дел в этой провинции и должно иметь отношение к коннетаблю Бурбону. Наверное, ожидаемый мятеж близится. Если так, то Венеции, с беспокойством следящей за ходом событий, совершенно необходимо знать об этом.
Бадоэр просто истекал сердечностью:
— Монсеньор де Воль — один из моих старинных друзей. Мы с господином де Марином только что говорили о нем и сожалели, что его нет при дворе. Надеюсь, он в добром здравии и ничего неблагоприятного не произошло…
От венецианца не ускользнуло, что де Лальер, уже собравшись ответить, вдруг изменил свое намерение, и это легкое колебание подстегнуло любопытство Бадоэра.
— Все хорошо, мсье. Когда я его оставил, поездка была удачной во всех отношениях.
— Счастлив слышать это. Я боялся, что ваша столь спешная миссия означает несчастный случай или какое-то неприятное происшествие. Вижу, — Бадоэр кинул на сумку голодный взгляд, — вижу, что вы привезли какую-то новость…
— Да, депешу его величеству. Думаю, монсеньор пожелал уверить короля в том, что по-прежнему здоров и превыше всего желает оставаться покорным слугой его милости.
Посол почувствовал досаду, однако проглотил пилюлю с улыбкой. Он уже давно понял, что чувствительным и обидчивым людям на его службе делать нечего. Молодой человек разочаровал его. Судя по виду, можно было ожидать от него большей откровенности.
— Я уверен, — заметил Бадоэр, — что королю будет приятно это узнать. Он вознаградит вас за столь дальнюю и быструю поездку с таким галантным поручением.
И подмигнул Блезу, чем вызвал ответную улыбку.
— Однако, господин Осмотрительный, можете ли вы хотя бы сказать мне одну вещь? — продолжал Бадоэр, забрасывая свою наживку с другой стороны. — Верны ли сообщения, что дворяне Бурбонне отказались от своей приверженности коннетаблю и объявили себя верноподданными короля? Здесь вовсю говорят, что волнения в тех краях теперь прекратились, а господин де Бурбон заявил о полной покорности его величеству. Он даже присоединился к армии у Лиона. Был бы рад услышать от вас, как обстоят дела.