К барону с супругой подошел взволнованный аббат Метью. Он принял сан, когда супруги из Гронвуда основали неподалеку небольшое бенедиктинское аббатство. Сейчас Метью, в новой сутане и бархатной плоской шапочке, заметно нервничал, что казалось даже странным для столь достойного, всеми почитаемого настоятеля.

— Король с королевой уже в первом дворе, а вы все мешкаете. Вон и матушка Бенедикта места себе не находит.

Но аббатиса Бенедикта, похоже, успокоилась и стояла на крыльце с самым довольным видом. Прибывшая не так давно из Шропшира, тетка Артура была восхищена Гронвудом — ведь некогда она покинула эти края, когда замок только собирались возводить. Теперь же уверяла всех, что только такой замок и должен был достаться ее воспитаннику. О своем родстве с молодым бароном Бенедикта не распространялась, но осталась довольна, узнав, что по округе идет слух, будто Артур де Шампер состоит в родстве с Генрихом Плантагенетом. Она сама старалась поддерживать эти разговоры, но когда кто-либо пробовал уточнить, какова степень подобного родства, настоятельница принимала самый загадочный вид и из нее нельзя было выудить и слова.

— Может, вам преподобная Отилия подскажет, — ссылалась Бенедикта на настоятельницу Святой Хильды, прекрасно понимая, что никто не посмеет приставать к святой женщине с подобными расспросами.

Сейчас обе аббатисы стояли рядом и, как и все, наблюдали, как под аркой ворот появляется блестящий кортеж, во главе которого ехали Генрих Плантагенет и Элеонора Аквитанская. Венценосные супруги восседали на прекрасных белых лошадях, оба были в сверкающих венцах и белоснежных одеяниях, а мантии обоих были ярко-алыми. И если у королевы мантия струилась на круп ее лошади и ниспадала сзади почти до земли, то Генрих к таким излишествам был просто неспособен. Его плащ едва ли достигал ему до ляжек, отчего в Англии к нему уже прикрепилось новое прозвище — Генрих Короткий Плащ. Но Генриху с его неуемным темпераментом так было удобнее. Он и сейчас резко соскочил с лошади, не дожидаясь, пока подоспеют грумы, и сам же снял с седла свою королеву.

Встречающие опустились на колени, и Генрих шел среди них, ведя улыбающуюся Элеонору за самые кончики пальцев.

— Какая прекрасная у нас королева! — переговаривались в толпе.

Элеонора это слышала и выглядела довольной, несмотря на то что рука Генриха столь стремительно вела ее, что подхватившие королевскую мантию фрейлины едва поспевали за венценосной четой, а она сама чуть ли не выпрыгивала из горностаевого оплечья мантии.

И все же, когда Генрих поднялся на крыльцо и жестом позволил всем встать, Элеонора первой улыбнулась Артуру и Милдрэд.

— Вы, как всегда, очаровательны, мессир Артур. Приготовили ли вы нам пару лэ [99]или баллад, чтобы потешить нашу душу? Ах, Генрих, я так рада, что в Англии есть хоть один истинный лорд-трубадур, с коим мне приятно общаться на тему музицирования. А вы, мадам… Ах, какое платье! Но вы всегда были щеголихой. Когда-то мои дамы, подражая вам, вообще перестали украшать наряды вышивкой, а теперь… теперь и эта мода опять станет самой распространенной.

Генрих смотрел на Артура и улыбался. Он никогда не скажет во всеуслышание, что это его брат, но не любить его не может. И Артур, видя тепло в серых глазах младшего брата, чуть усмехнулся, а тот подмигнул ему в ответ.

— Ну а где наши новорожденные? — обратился он к Милдрэд. — Готов спорить, что если они хоть немного будут походить на вас, мадам, то однажды станут одними из самых прелестных невест в моем королевстве.

Элеонора тут же пожелала взглянуть на ту из малышек, какую нарекли в ее честь. А потом были преподнесены дары для мирно спавших на руках кормилец малюток: две великолепные диадемы из светлого золота и мерцающих сапфиров.

— Учти, — негромко шепнул Генрих Артуру, — моя мать лично выбирала подарки и приложила к этому не меньше усердия, чем когда Элеонора родила нашего второго сына Генриха. Ведь у меня родятся только сыновья! — добавил он с гордостью.

Артур же сказал, что счастлив, что у него будут дочери. Ибо сын и наследник у него уже есть. И он взял за руку сына Вильяма.

Генрих и Элеонора видели мальчика, когда Артур и Милдрэд заезжали к ним по пути из Святой земли. И оба отметили, что Вильям де Шампер похож как на Генриха, так и на Матильду Анжуйскую. Правда, в отличие от коренастых Плантагенетов Вилли обещал стать рослым и длинноногим, как Артур.

Когда прозвучали слова приветствия и была выпита полагающаяся чаша мира, все отправились в часовню, где был проведен обряд крещения. И если крестной матерью была Элеонора Аквитанская, то крестным стал командор английских тамплиеров сэр Ричард Гастингс, занявший этот пост, так как новый король считал, что старый глава ордена Осто де Сент-Омер слишком уж был предан прежней династии.

Позже, на пиру, Гастингс говорил Артуру:

— Я все равно не оставил Осто, и он служит при мне. Я не могу предать друга.

— В этом весь вы, сэр Ричард. И я счастлив, что столь благородный человек оказал мне честь, став крестным моих дочерей.

— Нарушив при этом кое-какие постулаты нашего ордена, — заметил Гастингс. — Но даже Великий магистр Храма не стал против этого возражать, узнав, что так я сближусь с новым королем Англии.

В зале было оживленно и весело — здесь всегда умели проводить грандиозные празднования. Но между музыкой и танцами король негромко переговаривался с Артуром, справился, какие работы тот провел в Малмсбери, когда собирается туда наведаться. Интересовало Генриха и то, как идет укрепление маноров Артура де Шампера на границе с Уэльсом, насколько уже восстановлен Тависток, когда окончат стену в Орнейле и сколько людей у Артура в Круэлской башне. Ибо Генрих не оставлял своих планов завоевать непокорный Уэльс.

О многом говорилось за столом, вспомнили и последние годы правления короля Стефана. Артур уже знал, что после того как Стефан окончательно подтвердил права Генриха как своего наследника, они вместе совершили поездку по стране, и никогда еще к Стефану не относились с таким почтением, как в это время, ибо наконец-то прекратились войны, были снесены построенные в годы анархии разбойные замки и дороги Англии вновь стали безопасными. Стефан и Генрих ладили между собой, и юный Плантагенет относился к старому королю с полагающимся уважением. Теперь он уже не опасался оставлять Англию, когда вынужден был вернуться на континент, дабы уладить дела со своим братом Жоффруа, которого осадил в Нанте, пленил и, хотя опять во всеуслышание признал его права на графство Анжуйское, особой воли, однако, так и не дал.

Пока Генрих решал дела на континенте, Стефан продолжал править Англией. Правда, недолго. Короля все больше донимали боли в сердце, в итоге он тихо умер ночью два года назад и, как и указывалось в его завещании, был похоронен подле своей супруги и сына в аббатстве Фавершем. Вскоре после этого архиепископ Теобальд Кентерберийский короновал Генриха и Элеонору в Вестминстере.

Милдрэд и Артур об этом узнали не сразу. Тогда они все еще пребывали в Святой земле, но едва новость дошла до них, сразу же решили вернуться в Англию. К тому же именно тогда Милдрэд поняла, что беременна.

И вот они были тут, в окружении домашних, друзей, родственников и представителей знати и духовенства, спешивших выказать им свое расположение, ибо все уже поняли, что новый барон Малмсбери и Гронвуда пользуется особым расположением короля Генриха II.

Так, на пир прибыл граф Арундел со своим многочисленным потомством, но уже без супруги — мир ее праху. Присутствовал на пиру и Гуго Бигод, даже намекал Артуру, что было бы неплохо обручить его младшего сына, тоже Гуго, с одной из новорожденных близняшек. Но Бигод давно хотел породниться с гронвудскими лордами, однако Милдрэд попросила мужа, чтобы подобного сближения не произошло. Она ничего не имела против самого графа, но не забыла, что ее матушка недолюбливала этого человека.