Не спуская с нее глаз, Артур стал торопливо раздеваться, и она с радостью помогала ему стягивать одежду.

Не думая больше о стыде, девушка скользила взглядом по его золотистой коже, задержалась на широких плечах и длинных, с сильными мышцами руках, где кое-где светлели полоски старых шрамов. Она смотрела на его крепкую грудь, покрытую темными волосами, которые редели, переходя в узкую полоску на тугих квадратиках мышц живота. Худощавый в кости, Артур был весь словно вылит из таких тугих мускулов. А внизу, ближе к паху, темные волосы опять густели. Милдрэд, затаив дыхание, смотрела на его твердый вставший член. Она была взволнована и даже сквозь оглушающее ее возбуждение почувствовала, как в ней опять рождается стыдливое смущение. Это ее рассердило. Ведь перед ней был ее Артур, роднее и дороже которого для нее не было никого на свете! И она так хочет доставить ему радость!

С этой мыслью девушка протянула руку и ощутила его горячую шелковистую плоть в своей ладони…

Артур наблюдал за ней, потом вскинул голову, закрыл глаза и втянул со свистом воздух. Нет, это было больше, чем он мог выдержать! И, рывком опрокинув Милдрэд на ложе, Артур навалился сверху, лаская и бешено целуя ее.

Милдрэд слабо понимала, что происходит. Как сквозь бред вспомнила, чему ее учили. Сейчас надо прижаться телами близко-близко, скользить, тереться друг о друга. И она подалась вперед, стала прижиматься, как вдруг почувствовала, что он уже в ней. Что-то напряглось и сломалось внутри нее под его напором, уступило, впуская его… и это было так желанно!

Они оба замерли. Милдрэд приоткрыла глаза, понимая, что этопроизошло. Не должно было бы… Но как же славно, что так случилось! Что она вся его, что отныне принадлежит ему. И почему говорят, что должно быть больно? Да, боль была, слабая и тягучая, но еще больше было желание, чтобы это продолжалось. И хотя ее этому не учили, она волнообразно колыхнулась, подалась вперед бедрами, с радостью ощущая, как его горячий стержень проникает глубже…

Артур застонал.

— Милдрэд…

— Умоляю…

Она не ведала, о чем молила. Но он понял и качнулся ей навстречу.

Они были вместе, были настолько близко, как не бывали никогда ранее, но давно оба жаждали этого. И вместе им стало так невообразимо хорошо!

В объятиях Артура Милдрэд словно уплывала куда-то, растворяясь в неге. В какой-то миг, разомкнув тяжелые веки, она увидела, что он смотрит на ее запрокинутое лицо и нежно улыбается. Она попробовала улыбнуться в ответ, но лишь восхищенно всхлипнула, закрыла глаза, вслушиваясь в себя, стремясь за упоительным наслаждением. И все больше погружалась в жаркую истому, растущую в ней, заполняющую все ее тело. Ничего больше не было, кроме разгоравшегося в ней огня.

Словно молния пронзила Милдрэд до самых кончиков ног. Она тихо застонала. Ответный стон-рычание прозвучал намного громче. И все… Они исчезли, они растворились в любви… упоительном наслаждении… оглушающем счастливом покое… обладании…

Ибо они обладали друг другом. Приходя в себя, Милдрэд с радостью осознала это. Как же давно она об этом мечтала!

Артур приподнялся на локтях и посмотрел на ее мечтательное отрешенное лицо, на ее полузакрытые умиротворенные глаза.

— Кошечка моя…

— Я всегда хотела быть твоей. Хотела, чтобы это был именно ты…

Их лица были так близко… «Я люблю тебя!» — говорил ее взгляд. И она видела в его глазах такой же ответ. И это сознание взаимной любви делало Милдрэд сильной, уверенной и даже гордой.

Артур лег рядом, устроив головку девушки у себя на плече. А ей вдруг стало так уютно и удобно в его объятиях. Она постепенно приходила в себя, различила шум дождя снаружи.

— А дождь все идет.

Да, вокруг них был реальный мир, в который они вернулись. И в этом мире жили люди, которые не должны знать о том, что между ними произошло.

Они заговорили об этом одновременно. И оба разом умолкли. Потом Милдрэд лежала и слушала, что говорил Артур. Это он виноват, он не сдержался, не смог остановиться до того, как… Однако Милдрэд была такая… И теперь он испытывает чувство вины. Но не сожаление, быстро добавил он, когда она вздрогнула. Да, он счастлив… и виноват перед ней бесконечно. Ведь они и впрямь могли ограничиться только ласками. Но так уж вышло… У них не хватило воли и понимания подождать определенного срока. И если Милдрэд была невинна, то Артур теперь корил себя за случившееся.

В его голосе звучала тихая грусть. Милдрэд слушала не перебивая, пока ее молчание не стало пугать Артура. Он вновь принялся извиняться, просить прощения, но она прервала его негромким смехом.

— Только посмей сказать, что сожалеешь о случившемся!

И она укусила его за плечо.

Девушка казалась такой счастливой и беззаботной, что Артур почувствовал облегчение. И тогда Милдрэд сказала, что ничего не изменилось. Они прежние, двое людей, посмевших любить вопреки всем устоям и правилам. Добиваясь своей любви шаг за шагом, являя миру искренность своих чувств, они должны были пойти на обман, которым заслонились во имя своего желания стать парой. Ведь оба обманывали близких, выдавая Артура за рыцаря, но оба приняли эту ложь как защиту и не думали о ней. Так что же случится, если к одной лжи прибавится другая? Зачем кому-то знать об их тайном свидании и о том, что Милдрэд уже стала женой Артура? Через полтора месяца состоится их свадьба, они получат законное право друг на друга, и тогда… Тогда придет их время покаяться. И они вынесут любое порицание. Ибо они уже будут вместе, а вместе они многое смогут.

Артур слушал ее, и когда девушка подняла голову и посмотрела на него, она увидела, что его глаза полны слез. Но он тут же прижал ее к себе и пылко поцеловал.

— Я люблю тебя, моя Милдрэд. Ради тебя я готов на все. Ты — лучшее, что могла подарить мне судьба.

— Кто бы сомневался, — усмехнулась она. И тут же взвизгнула, когда он стал ее щекотать.

Гроза уже миновала, но дождь все лил и лил, не желая оканчиваться и тем самым ограждая влюбленных от всего света. Когда Артур и Милдрэд умолкали и лежали обнявшись, то могли различить стук капель по крыше, по воде, а также звуки, какие ожили в фенах в эту сырую, свежую пору: кваканье лягушек, утиное кряканье, отдаленное буханье выпи, гоготание диких гусей. Гроза оживила болотный край, в нем все ликовало. И это нравилось влюбленным. Им сейчас нравилось абсолютно все. И уют их полутемного обиталища, и уединение, и то, что они все же нарушили все запреты друг ради друга.

А потом вдруг нашло небывалое воодушевление, они стали дурачиться и хохотать, гоняться друг за другом. Но Милдрэд засмущалась наготы, особенно когда заметила, что на внутренней поверхности ее бедра остались следы крови. Ахнув, девушка быстро задула свечу, а когда во мраке Артур стал к ней приближаться, она взвизгнула и кинулась из дома.

— Милдрэд! — Юноша ахнул, глядя, как она, нагая, выскочила наружу. — Сумасшедшая!

Смеясь, он поспешил следом. Девушка уже плюхнулась в воды озера, по которым тонкими непрекращающимися струями стучал дождь. Вода после грозы была теплая, как парное молоко, даже теплее воздуха. Они укрылись в ней, как в одеяле, брызгались, смеялись, ловили друг друга и целовались.

Заметив, что Артур нет-нет да и посмотрит в сторону зарослей, Милдрэд успокоила его:

— Тунор не посмеет явиться. Думаешь, мой отец только с охотниками навещает это укромное жилище? Уж поверь, мои родители любят порой тут уединяться. К тому же Тунор глухой. Считаешь, он просто так полюбил уединение? Ему надо прямо кричать, чтобы он разобрал слова, да и слышит он только собак. А они знают своих и не поднимут шум. Ну? — Милдрэд брызнула на Артура, видя, что он все еще озирается. — Ты будешь целовать меня или нет?

Они опять целовались среди струй дождя, пузырящейся воды и писка болотных обитателей. Небо над ними было еще темным, но по краям уже светлело, все вокруг заливал жемчужный неясный свет, ложился отблеском на влагу вокруг, серебрил легкие струи дождя, нагие тела влюбленных. Шептал что-то тихо и монотонно…