– Она едет, – произнёс Таканава. Они не выходили на порог, но увидели приближающийся паланкин сквозь настежь распахнутые двери. Тадатуне шагал первым, с ним – Магоме Ако, двоюродная сестра Сикибу. Они шли рядом по дорожке из пылающих факелов, оба одетые в свои лучшие наряды. Подойдя к крыльцу, они остановились, чтобы поздравить друг друга.

За ними шли двое слуг Магоме Кагею. Они несли огромный чан с бульоном, сваренным из присланных накануне Уиллом съедобных моллюсков. Чан торжественно поставили у дверей дома, и Симадзу но-Таматане, брат Тадатуне, принял дар.

В этот момент мужчины и женщины по обе стороны дорожки начали толочь рис в своих ступках, каждое движение – выверенное и отточенное, каждый удар – в строго определённое время, так как паланкин уже приблизился к воротам. На крыльце две женщины из семьи Симадзу зажгли по свече, стоя по правую и левую стороны коридора, ведущего в покои новобрачных.

Наконец четверо мужчин из рода Магоме внесли во двор паланкин, совершенно укрытый от взоров богато украшенными занавесками. Когда его пронесли мимо толокших рис слуг, находившиеся слева от дорожки передали свои ступки на правую сторону, и содержимое двух чанов было смешано в одном сосуде.

У крыльца паланкин опустили на землю. Занавески раздвинули, и Магоме Сикибу шагнула на землю. Она была в белом шёлковом кимоно с ромбовидной вышивкой, сшитом из подаренного Тадатуне на свадьбу отреза. Под ним виднелся нижний халат, тоже из белого шёлка. Белая шёлковая вуаль закрывала лицо, оставляя открытым для взоров только верх причёски. Сикибу медленно поднялась по ступенькам между двумя поклонившимися ей женщинами. Когда она миновала их, левую свечу пронесли над правой и, соединив их вместе, потушили. Уилл и Симадзу но-Таканава, все родичи Симадзу и Магоме, собравшиеся на свадьбу, – все склонились в поклоне, когда Сикибу шла к ним по коридору. Сегодня она была самой почётной персоной среди присутствующих, и ей воздавались соответствующие уважение и почести. Она прошла мимо, не поднимая вуали, и две женщины из Симадзу проводили её в специальную комнату, превращённую на время в комнату невесты. Оправив платье и подкрасившись, она вновь появилась среди гостей и, поднявшись на возвышение, села на вышитой циновке.

Тадатуне тронул локоть Уилла, и тот шагнул вперёд. Как колотится его сердце! А вдруг… а вдруг… Вдруг она согласилась вопреки своей воле? А вдруг она не способна любить его так, как хотел этого он? Так это была единственная причина его женитьбы? Конечно. Никакого ханжества в Японии. Он хотел её тела. Он хотел, чтобы её тело владело им, как владела им Едогими. Он принял её тело, потому что и Едогими, и Магдалина были вне пределов досягаемости. Какое снисхождение!

Дойдя до помоста, он сел у ног Сикибу. В соответствии с инструкциями Тадатуне он даже не взглянул на неё, а повернулся лицом к постепенно заполнявшим комнату гостям. Родственники Симадзу и Магоме рассаживлись вокруг перед женихом и невестой, пока женщины готовили все к началу церемонии.

На возвышении уже стояли два прикрытых полотном подноса. Между ними находился лакированный столик с блюдами из птицы и рыбы, а также две бутылочки сакэ, три чашки и два чайника для подогревания вина. Женщины опустились на колени перед новобрачными и передавали им сушёную рыбу и водоросли, которые те должны были съесть. Каждое блюдо сопровождали короткими речами, восхвалявшими красоту, трудолюбие, добродетель Сикибу, а также мужество, доблесть и славу Андзина Миуры, и заверяли присутствующих в том, что этот брак останется почитаемым союзом на многие века – пока стоит Япония.

Стоя так на коленях, обе женщины – одна Симадзу, другая Магоме – взяли по бутылке сакэ и передали их в нижнюю часть комнаты. Служанки забрали и чайники, чтобы подогреть вино. Женщины прикрепили к одной бутылке бумажную бабочку-самку, к другой – такую же бабочку-самца. Затем самку сняли, положили её на спину и из этой бутылки вылили вино в чайник. Потом самца положили на самку, а вино вылили в тот же чайник, тщательно все перемешав. После этого его перелили во второй чайник и поставили его на пол.

Служанки расставляли маленькие лакированные столики перед каждым гостем, перед Сикибу и Уиллом и перед двумя женщинами, игравшими роль подружек невесты. Наконец Сикибу сняла вуаль с лица. Но и теперь она ни разу не взглянула на Уилла, не поднимая глаз отстоящего перед ней столика. Под слоем белил невозможно было понять выражение её лица.

Одна из служанок поставила перед Уиллом три чашки – одна в другой. Он отпил два глотка из первой, потом отлил немного вина из полного чайника в пустой. Затем он снова наполнил чашку, на этот раз почти до краёв, и отпил половину. Служанка передала чашку Сикибу, и та, допив остаток вина, в свою очередь отлила из полного чайника в пустой.

Потом подали приправы, и церемония с вином повторилась – на этот раз начала Сикибу, используя вторую чашку. Потом ещё раз все сначала – опять Уилл, но из третьей чашки. Покончив с этим, Уилл заметил сигнал Тадатуне и вышел с ним на крыльцо, вытирая пот со лба.

– Бог мой, Тадатуне, какая серьёзная работа. Самая серьёзная, какую мне когда-нибудь приходилось выполнять.

– Так оно и есть, Андзин Миура. Я говорил тебе, когда посвящал в самураи: есть только одна вещь, более важная, чем женитьба, – это смерть.

– Куда она уходит? – спросил Уилл, заметив, что Сикибу в сопровождении двух своих замужних подружек выходит из комнаты.

– Сменить платье, – ответил Тадатуне. – Идём, тебе нужно сделать то же самое.

Он проводил Уилла в другую уборную.

– Это просто предлог, чтобы дать родственникам и гостям возможность спокойно поесть. Им подадут особый суп из рыбьих плавников и по чашке вина, которое придаст им сил для дальнейшей церемонии.

– Придаст сил им? – проворчал Уилл, надевая поданное Кейко кимоно.

Самурай подмигнул:

– Действительно, мой господин Миура, этого достаточно, чтобы заставить мужчину сомневаться, стоит ли женитьба того, если в каждом городе есть заведение с гейшами. Снова он сидел у ног Сикибу, на этот раз отпивая суп из моллюсков и отведывая блюдо из риса, когда женщины поставили перед ним на подносе две глиняные чашки – одну позолоченную, другую посеребрённую. На подносе был изображён остров Якасаго в провинции Харима, на котором росла сосна, известная как дерево совместного долгожительства. У самой земли ствол сосны раздваивался, и это символизировало, что счастливые супруги вместе проживут долгую жизнь, а вечнозелёные иголки означали неизменное постоянство их сердец. Под двумя стволами дерева были нарисованы старик и старуха, представлявшие душистой сосны.

Ещё одна винная церемония, и только потом собственно свадебный пир. Начался он с ухи из карпа – по словам Тадатуне, самой дорогой рыбы в Японии, неотъемлемой принадлежности такого праздника. Потом подали двенадцать тарелок засахаренных фруктов, за чем последовало первое из семи блюд, второе из пяти и третье из трёх блюд. Во время трапезы Сикибу и Уилл ещё два раза удалялись для смены платья, и последним Сикибу надела второе кимоно из тех, что подарил Уилл к свадьбе.

Наконец он дождался чаепития. Гости негромко беседовали между собой, а Тадатуне улыбнулся ему с другого конца комнаты. Пора. Почти пора. Он увидел, как Магоме Кагею и его жена поднялись и поклонились дочери, затем Симадзу но-Таканаве и его супруге, после чего направились к выходу.

Снова чайная церемония. Шум в комнате почти стих. Как не похоже на шумную попойку его первой свадьбы. Его первой свадьбы! Господи, зачем ещё думать об этом в такой момент? Ведь это навеки проклянёт его в глазах… кого или чего? Или всего?

Он чувствовал рядом её тело, почти улавливал слухом её дыхание. Теперь они муж и жена. Нужно только немного потерпеть. Однажды он уже говорил себе это. Однажды.

Тадатуне поднялся, улыбаясь, и поманил Уилла. Уилл встал, поклонился жене, своему приёмному отцу, роль которого играл сегодня Таканава, слугам и гостям и только потом вышел наружу к Тадатуне.