========== Глава 1. Бойня в поместье Сарматэ ==========

I

С полуночи до часу над лесом рассыпались и ветвились вспышки молний. Дождь так и не пошел, и начался пожар. Огонь принялся жадно проглатывать и жечь деревья. Лес задымился. К утру непроницаемый и странно белый дым застлал все небо с запада и перекрыл собой верхушки гор.

II

Эмми очнулась от воя сирен еще ночью. А когда узнала, что именно горит, сразу позвонила Джули.

Трубку никто не снял. Тогда она подумала, что Сарматэ опять в гуще событий. Как бы они ни избегали шума, шум всегда их настигал.

Эмми было тревожно, и она стала собираться с первыми лучами.

К поместью Джули каждое утро она шла запустевшей дорогой, почти пересекая черту их небольшого города.

Поместье было старым крупным зданием, густо прикрытым зеленью от посторонних глаз. Оно ютилось у кромки того самого леса. И хотя лес горел далеко, Эмми знала, сколько он значит для Джули. Та выучила его лучше своих пальцев, невидимо с ним связанная, как и каждый в ее семье. Лес был их частью, лес был продолжением их дома.

И еще Эмми заранее догадывалась: Джули вне себя от гнева. Она всегда злилась, стоило ей хоть чуть-чуть расстроиться. Эмми уже готовилась к ее беспомощной тираде.

Но, едва Эмми дошла до калитки и замерла в тени деревьев, ни одна из этих мыслей больше не имела значения.

III

Джули лежала на крыльце. С опавшей, свалившейся на ступени рукой. Ее маленький брат сидел, как посторонний, рядом. И они оба были перепачканы в крови.

Эмми стояла долгую минуту. А над ней стояло — солнце. Это было раннее утро, полное птичьих голосов. Безветренное, безоблачное. Безмятежное. И только странный белый дым, словно туман, поднимался над лесом стеной.

Эмми отворила калитку дрогнувшей рукой. И каждый ее шаг был вязким и замедленным. Пока ноги не сорвались на неровный бег. Шаткие каблуки застучали по каменной дорожке.

Эмми упала перед Джули на колени. Она все еще не понимала. Пыталась растормошить. Искала пульс.

Потом она взяла маленькие руки Лулу в свои. Глаза его были стеклянными, почти такими же, как у сестры. Он даже не пошевелился.

— Где болит?

Он перевел на нее взгляд. Взгляд, ничего не выражавший.

И Эмми осознала, когда Лулу стал расплываться перед ней: ей залило слезами лицо.

Она ощупала его вслепую, но он был в порядке. Эта кровь принадлежала Джули.

И Эмми за нее схватилась, словно могла остановить ее уход. Принялась гладить по волосам, качая на руках, будто ребенка. Она не плакала, но выла.

А голос Лулу был пуст:

— Она мертва.

Эмми застыла и утихла.

Лулу добавил тише:

— Они все мертвы.

IV

Поместье Сарматэ превратилось в кровавую бойню, а единственный выживший был не в себе и молчал. Он пробыл в участке до самого вечера — и не проронил больше ни слова.

— Он точно ничего не сказал тебе, Эмми? — спросил снова отец. — Хоть что-нибудь…

— Нет…

К вечеру зареванное лицо Эмми опухло и побледнело. А взгляд напоминал тот взгляд, что был у Лулу этим утром. Она до вечера слонялась по участку, не зная, как быть с Лулу рядом, и не зная, как уйти.

V

Эмми уговорила отца приютить Лулу хотя бы на ночь. Когда они ехали домой, она сказала: «А помнишь, ты просился в полицейскую машину?». Отец тщетно предложил включить сирену. Все эти попытки — вытащить Лулу из самого себя — казались неуместным жестом отчаяния.

В конце концов, они замолчали. Замолчали до самого дома.

Эмми постелила у себя и включила лампу на столе, вместо ночника. Она поцеловала Лулу в лоб, укладывая в кровать. Он свернулся калачиком, натянув на себя одеяло.

Она посидела с ним какое-то время. Она думала, что он попросит быть с ним. Хоть кого-нибудь. После того, что произошло в его дома, в самом безопасном месте на Земле. Она не дождалась.

— Посидеть с тобой?..

Лулу ответил ей:

— Исчезни.

Позже на кухне, до глубокой ночи, Эмми спорила с отцом, что Лулу нельзя в детский дом. Отец настаивал, что мальчику нужна помощь и что опеку им не дадут. Он один, а Эмми всего пятнадцать. Она плакала. Никогда до этого и никогда после она столько не плакала.

VI

Но глаза Лулу были сухие. Когда Эмми вошла в комнату, ей показалось, что они мигнули золотистым блеском. Она думала, что он уже спит, и вздрогнула. Он сидел по-турецки, словно привидение, и вглядывался в полумрак. Она присела с ним рядом.

Она не знала, что ему сказать, и просто обняла. Он был послушен, как послушна тряпичная кукла. И не был похож на себя. В нем утих всякий бунт. Его как будто не стало, когда не стало их всех.

VII

Дни растянулись в бесконечность. А потом бесконечность осела на плечи — и стала давить.

Джули лежала в гробу, но выглядела как живая. Эмми все казалось, что вот-вот, в любую минуту она задышит, вот-вот кошмар закончится. И Эмми всматривалась пристально, с надеждой, с просьбой.

Кто-то тронул ее плечо. Она обернулась.

Это был Дан. Похоронное бюро принадлежало его семье.

Дан протянул ей сплетенную триаду лент. Эмми растерялась. Ее большие глаза, всегда очень большие, как удивленные, распахнулись на него в испуге пуще прежнего. Но этот испуг был… как трепет, как узнавание. Она позволила ему повязать на свое запястье шелковый браслет. Спросила шепотом:

— Как ты узнал?..

Дан посмотрел на нее с сожалением и отвел взгляд. А потом, помедлив, оставил ее одну.

VIII

Эмми сидела на крыльце бюро, трогая шелковые ленты. Они дарили ей умиротворение, как если бы слегла эмоциональная буря. Они были утешением. Они не забирали боль, не унимали боли, но они были — и Джули была.

Никто не связывал цветные ленты, как она. Джули изобрела этот мудреный узор и всем хвастала — больше всего от того, что никто не мог повторить. Это был ее секрет. Для близких. Она никому не плела, кроме близких…

Тяжелая дверь заскрипела. Эмми даже знала, чьи это шаги… вернее — ей очень хотелось знать.

Дан спустился и сел на крыльце. Они затихли в неловком молчании. Раньше им не приходилось оставаться так, наедине. Без Джули…

Может, потому что без нее они «прекрасно» сочетались: он был перепуганным болезненным мальчишкой, а она — большеглазой нескладной девчонкой, которая усердно притворялась девушкой. Идеальный дуэт — Могильщик и Чудила. Втроем с Буйной Джули они смотрелись не лучше, но та умела пресекать смешки.

— Не видела Лулу?..

— Не думаю, что он сможет… После всего…

Дан слабо кивнул, сжавшись в комок и обхватив руками колени.

— Как ты разгадал узор?..

Дан пожал плечами и спросил:

— Стало легче?

Эмми прислушалась к себе, перебирая ленты пальцами, прикрыла глаза и выдохнула ужас последних нескольких суток.

Джули говорила ей… Черный — цвет твоей земли… Белый — цвет верности… Синий — цвет прощания. Она станет частью земли, по которой они ходят, она сохранит им преданность даже после смерти. Это как если бы она сплела сама и сказала: «Я останусь навсегда».

Эмми усмехнулась и вытерла щеки.

— Все будут в черном, — прошептала она. — На похоронах у Сарматэ… Господи, я не хочу, чтобы их хоронили в черном…

— Мы будем в темно-синем.

— Мы… — вышло почти надсадно. — У Лулу никого не осталось… Никого… Он ничего не ест, не говорит. Только лежит целый день в темной комнате… Их убили еще в час. Боже, до самого утра… Но Джули… Джули ушла на рассвете. Я не понимаю, почему они не позвонили в скорую?.. Ее бы успели спасти. Если бы я только пришла раньше…

— Ты этого не знаешь.

— Почему я не осталась у них?..

— Эмми…

— Лучше бы меня тоже убили.

— Джули бы тебе этого не простила…

Эмми усмехнулась и согласно кивнула. Да, одной этой фразы Джули бы ей не простила.

Она снова зашлась всхлипами, и Дан, привычный к чужим слезам, неловко тронул ее спину. Эмми прижалась плечом, без сил. Дан убрал с ее лица светлый локон волос и обнял.