И как в подобном беспорядке можно хоть что-то найти? Это не дело. Анна — больная, беспомощная старушка, и ей надо срочно помочь привести ее лавку в божеский вид. Да и мне любопытно, что прячет ведьма в своих закромах.
— Я приберусь чуток! — кричу и вытаскиваю грубо сколоченный ящик из-под стеллажа.
Уборка затягивается на несколько часов. Настолько увлечена скляночками, камушками, амулетами и прочей ерундой, что не замечаю ничего вокруг. Сортирую товар Анны по коробочкам и аккуратно раскладываю по полкам. Не мешало бы подписать каждую ведьминскую штучку, но знаний в травничестве и колдунстве мне явно не хватает. Из всех пучков трав я смогла определить лишь мяту, а из камней — бирюзу. Когда в подсобном помещении наведен порядок и душа радуется чистоте, заливаю кипятком чай из банки с надписью “Успокоительный” и отношу чашечку травяного отвара заснувшей на полу старушке. Развязываю, вынимаю кляп и заботливо усаживаю испуганную Анну, привалив к стене. _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_
— Сумасшедшая, — сонно бурчит она, делая небольшой глоток.
— Какая есть, — пожимаю плечами и приступаю к уборке в лавке. — А ты, Аннушка, жуткая барахольщица. Как в таком беспорядке можно вести дела?
— Но веду же! — рявкает старуха и замолкает, когда я оглядываюсь.
Внимательно и зорко следит, как я перекладываю товар, протираю камушки, смахиваю пыль с печальных ловцов снов и перебираю баночки, и иногда поясняет, что я держу в руках.
— Ритуальный нож, — ворчит Анна, заметив в моих пальцах тот самый ржавый кинжал.
— Да я уж поняла, — небрежно бросаю его на нижнюю полку стойки и достаю старую потрепанную тетрадь. — Заклинания?
— Ни одна уважающая себя ведьма не будет записывать заклинания на бумагу, — Анна кривит лицо и разминает запястья.
В тетради записаны расходы и доходы. Углубляюсь в записи, попутно подсчитывая все на замызганном калькуляторе и выясняю, что Анна работала последние месяцы в убыток, и цены на товар — случайные. Один и тот же камень, например, заговоренный на удачу агат, отпускался по разной стоимости.
— Так дело не пойдет.
Закрываю тетрадь, внимательно изучаю мятые чеки на оплату коммунальных услуг и сердито смотрю на старушку. Она в долгах по уши.
— Тебе бы не сердца вырезать, уважаемая, а заняться счетами.
— Да какие счета, если я скоро помру?
— Насколько скоро? Завтра?
— Не знаю, — разводит руками Анна и ухмыляется. — Может, и завтра.
— Может, и через лет десять, — деловито подбочениваюсь. — И с такими темпами ты окажешься на улице и проведешь эти десять лет в безденежье и нужде. Так себе перспектива для пожилой дамы.
— Ты меня жизни будешь учить? — охает ведьма. — Хамка!
— Буду, — киваю и строго спрашиваю. — У магазина есть страничка в социальных сетях?
— Что это еще за ерунда? — Анна отставляет пустую чашечку и подозрительно глядит на меня.
Присаживаюсь со старушкой рядом и показываю на смартфоне странички онлайн-магазинов, которые продают похожий товар — свечки, амулеты и прочие безделушки.
— Неужели покупают за такие деньжищи? — Анна подслеповато щурится и охает завышенным в несколько раз ценам.
— Покупают, если красиво оформить и правильно подать, — вздыхаю и прячу смартфон в карман. — Возьми меня на работу.
— Нет!
— Возьми, — уверенно повторяю. — Может, в деньгах ты не будешь купаться, но на платежи и лекарства хватит.
— Какая наглая! — шипит в лицо Анна. — Я ж тебя убить хотела!
— Все мы совершаем ошибки, — зеваю и вытягиваю ноги. — Буду работать за процент, потому что тогда я стану более заинтересованной в нашем совместном проекте. А если не согласишься, пожалуюсь Последнему и Агатесу и расскажу, что ты пыталась меня убить.
Старуха пугается тихих и ласковых угроз. Она и так в немилости у Ноа, а после моих жалоб ее точно прихлопнут, как муху на грязном окне.
— И избавимся от всяких ежовников и прочих ядов, — смахиваю с рукавов пыль. — Нам важно вести чистый бизнес без запрещенных веществ и травок. Перечная мята — хорошо, а белладонна — плохо. Если не ты мне поможешь разобраться с твоими сборами, то попрошу Агатеса.
— Давай без этого упыря, — кряхтит Анна и неуклюже поднимается. — Я его сюда на порог не пущу.
— Вас связывает история безответной любви? — с придыханием интересуюсь и во все глаза гляжу на ведьму.
— Тьфу, болезная! — она в презрении сплевывает. — Да я никогда в жизни на него не посмотрела!
Хохочу в голос, и Анна коротко усмехается, проникнув ко мне симпатией. И пока она не очухалась и не вернулась в роль мерзкой старухи, беру рога за быка и требую, чтобы она представила во всех подробностях ассортимент лавки.
— Почти ночь на дворе!
— Ты успела вздремнуть, — встаю и торопливо закатываю рукава. — Нам важна каждая минута.
Последний бы одобрил мою решимость привести бизнес Анны в порядок. Это, конечно, не акции продавать и проводить сложные переговоры, но суть одна — стремление вывести дело на новый уровень.
— Кстати, давай варить любовные зелья, — семеню за ведьмой. — Я уверена, что половину выручки можно будет делать на них.
— Да нихрена они не работают, — Анна зло отмахивается от меня. — Столько жалоб было!
— Это потому что у тебя не было такой замечательной помощницы, как я, — подмигиваю сомневающейся ведьме.
— Так ты у нас за любовь отвечаешь? — хмурится и вытаскивает коробку с камушками.
— И не только, — неуверенно отзываюсь и краснею, — еще за страсть. Мне так кажется. Любой разговор со мной может окончиться безумием и близостью.
— А это уже интересно. Мало кому нужна в нынешних реалиях любовь, — старуха шебуршит камушками, — а вот тема соблазнения для дурнушек вполне может сработать.
Вижу в глазах ведьмы жажду наживы и тень солидарности с девами, которым не повезло уродиться красавицами. Уверена, я найду с Анной общий язык, но спиной к ней лучше не поворачиваться. Так, на всякий случай.
Глава 36. Как у нас с вами
Сквозь сон, в котором я перебираю сокровища Анны, слышу голос Первого:
— Венди…
Ласково обнимает, и я сонно и невнятно что-то бурчу. Что-то о травяных сборах. Надо обозвать их как-то по-модному, чтобы чаи покупали не только дамы в возрасте, но и молодые девушки, которые после сеанса кундалини-йоги заварили бы чашечку успокаивающего отвара и насладились бы минутами медитации.
— Венди…
— Мм-м-м?
Целует в шею, но я лишь мычу, потому что никак не могу проснуться. Да и не хочу. У меня была бессонная и насыщенная ночь с инвентаризацией ведьминских вещичек.
— А кого ты любишь больше? — едва слышно спрашивает Ноа.
— Всех… одинаково… — сладко причмокиваю и вновь ныряю в дремоту.
— Даже родители не любят своих детей одинаково, — шепчет юноша в затылок. — Хоть и говорят обратное.
Сейчас я люблю больше всех подушку, одеяло и матрас, но сказать это не в силах. Сон упрямо затягивает меня на дно.
— Ты ревнуешь? — улыбаюсь сквозь слабые и легкие грезы.
— Наверное.
Ноа замолкает, и я погружаюсь в теплое молоко полуденной дремоты. Рука юноши несмело соскальзывает к груди, спускается на живот, и шею обжигает шумный выдох. Первый медлит и нежно поглаживает бедро. Грезы переплетаются с негой и сладким возбуждением, что разливается по телу мягкой волной.
— Венди…
Сон переплетается с ласками Ноа и его скользящими и несмелыми толчками, которые наполняют меня томной усладой. Возможно, Первый мне только снится, но это наваждение топит меня в протяжных и тихих стонах. Внутри разливается густой жар, и юноша с сиплым выдохом прижимается ко мне всем телом, заключив в тесные объятия. Размытые сновидения перекручиваются в тугую веревку и расцветают бархатными вспышками удовольствия.
— О… — хрипит Ноа. — Отпустило…
Зеваю и разворачиваюсь к Первому лицом:
— Так это не ревность, милый, была, — я немного обескуражена честностью и каким-то простодушием Первого.