Берега заметно менялись день ото дня. Здесь был уже Халогаланд. Хельги совсем не знал этих мест и не мог сказать, когда они миновали шхерами Торсфиорд. А то и разошлись, не заметив друг друга, с кораблями халейгов. Однажды в непогожее утро за белой пеной прибоя выросли из тумана семь кряжистых великанш и, не торопясь, зашагали, окутанные облаками, мимо борта на юг. А еще здесь лежала в море скала, похожая на одноглазую голову, пробитую меткой стрелой. На диво силен был стрелок и огромна стрела: в дыру, взявшись за руки, прошло бы несколько человек… Он и сам застыл неподалеку, этот стрелок. Тяжелыми складками вился каменный плащ, без отдыха скакал над волнами могучий вороной конь… Брат рассказывал Хельги о случившемся в стародавние времена. О черном всаднике, погнавшемся за красавицей Лехой, и о горном исполине, что заслонил любимую от смертной стрелы…

Раз за разом окуналось весло в плотные холодные волны. У воды здесь был удивительный цвет, как будто под взлохмаченной серой шкурой пряталась синяя-синяя плоть. Как та синева, что живет в небесах даже скрытая тучами, вот только морская была гораздо гуще и глубже. Когда рушился гребень волны, было видно, что в толще воды словно развели яркую краску, даже в ненастье не думавшую выцветать.

Но больше всего изменились ночи. Чем дальше на север, тем светлей они становились, и Оттар пообещал, что вскоре солнце совсем перестанет садиться за горизонт и ночью поплывет над морем, как днем, разве только пониже. Вот тогда-то можно будет двигаться вперед круглыми сутками, и каждый захочет есть или спать в разное время, не так, как теперь, когда в мире сохраняются и полночь и полдень… Хельги слышал про такое от дяди, но сам не видал.

Ракни стоял у руля, правя на северо-запад; море было чисто, но впереди, по его словам, на несколько дней пути раскинулись острова. Конунг собирался миновать их знакомыми проливами, кратчайшим путем.

Ветер был попутный, но какой-то прерывистый и ненадежный, точно дыхание умирающего. Ракни с неодобрением посматривал на парус, то наполнявшийся, то повисавший бессильно. Опытный мореход полагал, что это не к добру.

Около полудня он начал высматривать что-то на севере, потом подозвал к себе Оттара. Оттар проследил, куда указывала его рука, и кивнул.

Хельги тоже оглянулся на север, но ничего там не увидел, кроме плотных облаков, не первый уже день стоявших по горизонту. Белый кот мягко вспрыгнул подле него на скамью, стал умываться. Хельги взял кота на колени, почесал ему за ухом. Кот перевернулся на спинку, принялся ловить его руку. Но, должно быть, и он уже ощутил в воздухе что-то зловещее. Ему внезапно надоело играть, он фыркнул и ринулся прочь, больно рванув по коленям когтями, острыми, как отточенные крючки.

– Ну и пошел отсюда, ведьмин выкормыш!.. – обиженно ругнул его Хельги. – Не стану вылавливать, когда свалишься за борт!..

Минуло немного времени, и стена облаков словно бы покатилась прямо на них, подминая и море, и еще невидимые за горизонтом дальние острова. Ракни смотрел вперед, недовольно нахмурившись. Мало радости повстречать шквал в опасной близости от берегов. Это в открытом море можно подставить ветру корму и хоть спать, пустив плыть по волнам мешок китового жира. Здесь не то, здесь хватай весла и сражайся, как в битве, если не хочешь оказаться на скалах…

Люди рядом с Хельги начали доставать кожаные шапки, промасленные куртки и толстые рукавицы. Хельги сидел молча: у него не было ничего теплее рубашки, натянутой на голое тело. Оттар иногда делился одеждой, но Ракни как раз советовался с ним на носу, а шарить в трюме без хозяина Хельги не стал. Он вытащил из гребного люка деревянную крышку-затычку и спрятал, чтобы не потерялась. Викинги разбирали весла, лежавшие в рогульках по бортам корабля. Хельги взял свое, просунул узкую лопасть в круглый люк и стал ждать, на всякий случай привязавшись к скамье, а в спине и плечах снова началась непрошеная дрожь.

Над кораблем все еще горело чистое небо, и от этого налетавшая туча была вдвое черней. Хельги казалось, она кипела подобно котлу, позабытому над очагом. А море оставалось спокойным, ибо шквал обгонял волны, которые сам порождал.

– Спустить парус! – рявкнул Ракни сэконунг, и перекладина мачты живо съехала вниз. – Мачту долой! Весла на воду!..

Канатами свалили мачту и уложили вдоль палубы, накрепко привязав. Весла ударили дружно, разворачивая корабль носом на север. Хельги оказался к туче спиной и так и не оглянулся посмотреть, как она подходила. На него вдруг резко дохнуло сырым холодом, словно из ледяной пещеры в горах, и стало темно. Мгновение, другое… и на воду, на корабль, на согнутые в гребле спины повалил снег. Да такой, какой на памяти Хельги случался не каждую зиму, не говоря уж о лете!

Драконья голова на носу бесстрашно хватала зубами серые космы. Сыпали с небес не снежинки и даже не хлопья – неистово крутясь, наотмашь хлестали тяжелые комья, пригоршни, клочья мокрых меховых шуб!.. Хельги не видел уже ничего, кроме спины воина прямо перед собой. Он мгновенно промок, и ветер полосовал тело, как плетью. Снег превратил воду в густую серую кашу, и еще неизвестно, что было труднее, совершать сам гребок или заносить весло против ветра, упруго хватавшего лопасть… Вот и начиналась она, истинная мужская работа без поблажек, та самая, способная обесчестить или прославить… Весло быстро тяжелело, то ли из-за липкого снега, то ли это просто казалось. Рукам, не защищенным рукавицами, приходилось хуже всего. Хельги ощутил судорогу и равнодушно подумал, что руки скоро станут прозрачными и примерзнут к рукояти весла, но это уже не имело значения, потому что тролли облепят снегом весь корабль и превратят его в плавучую гору, и она медленно двинется обратно на юг, чтобы без остатка растаять где-нибудь на мели…

Потом в клубящейся тьме возник Оттар. Его короткая кудрявая борода поседела, забитая снегом. Он перехватил у Хельги весло и столкнул его со скамьи. Хельги скорчился возле борта и сунул пальцы в рот, потом спрятал их под мышками – не помогло. Тогда он яростно встряхнул руками несколько раз, как всегда это делал, потеряв в лесу рукавицы, и под кожей заколола вернувшаяся кровь.