– Извлеки из этого урок, парень.

– Урок?

– Любое решение, которое ты принимаешь, способно изменить мир. Лучше всего жить так, чтобы боги тебя не заметили. Хочешь быть свободным, парень, – живи тихо.

– Я хочу стать воином, героем.

– В детстве все хотят быть героями. Повзрослеешь – расхочется.

Флюгер Ложного замка вновь отчаянно заскрипел. Ветер, подувший с моря, отогнал удушливый дым, принеся ему на смену вонь гниющей рыбы и прочие «ароматы» густо заселенного побережья.

Появился еще один «сжигатель мостов». У него за спиной висела обшарпанная скрипка. Он был высок, жилист и очень молод, всего на несколько лет старше двенадцатилетнего Ганоэса. Лицо и запястья покрывали странные пятна, форменное одеяние ему выдали отнюдь не вчера, а доспехи представляли собой пеструю иноземную смесь. На поясе у него висел короткий меч в потрескавшихся деревянных ножнах. Чувствовалось, оба «сжигателя мостов» были давними боевыми друзьями. Второй воин прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть за дымовой завесой над Мышатником.

– Плохо дело, когда маги теряют голову, – сказал он. – Тогда все их могущество летит псу под хвост. Вряд ли нам стоит держать целый штат боевых магов. Хватило бы и нескольких «свечных ведьм».

Офицер вздохнул:

– Посмотрим, на что они способны.

Солдат усмехнулся.

– Впрочем, чего еще ждать от необстрелянных новичков? Кого-то эта заварушка наверняка испугает на всю оставшуюся жизнь. А кроме того, – добавил он, – по-моему, там хватает тех, кто исполняет еще чьи-то приказы.

– Пока это лишь догадка.

– А разве то, что творится в Мышатнике, – не доказательство?

– Возможно.

– Ты слишком уклончив, – сказал солдат. – Угрюмая говорит – это твоя главная слабость.

– Угрюмая – головная боль императора, а не моя.

Его собеседник пробормотал:

– А может быть, и наша общая, пока не стало слишком поздно.

Командир промолчал и медленно повернулся к собеседнику.

Тот пожал плечами:

– Всего лишь предчувствие. Ты же знаешь: она взяла себе новое имя. Ласэна.

– Ласэна?

– Напанское словечко, которое означает…

– Я знаю его значение.

– Надеюсь, императору оно тоже известно.

– Это значит «хозяйка трона», – сказал Ганоэс.

Оба воина обернулись к нему.

Ветер опять поменял направление, и всем троим пришлось выслушать душераздирающие жалобы флюгера. От крепостных стен веяло холодом.

– Мой учитель – напанец, – пояснил Ганоэс.

Позади раздался еще один голос, женский, холодный и властный:

– Капитан!

Оба воина обернулись, но без излишней спешки. Офицер сказал своему товарищу:

– Новой роте нужно подкрепление. Пошли Дуджека и его ребят, да пусть прихватят несколько саперов, чтобы сдержать огонь. Только еще не хватало спалить Малаз дотла.

Солдат кивнул и проследовал мимо женщины, не удостоив ее и взглядом.

Женщина стояла у самого входа в квадратную смотровую башенку. По обе стороны от нее замерли телохранители. Темно-синяя кожа выдавала в ней напанку, но всем остальным она ничем не отличалась от прочих женщин, служивших в малазанской армии. Серый плащ, волосы мышиного цвета, по-военному коротко подстриженные, черты лица тонкие и весьма неприметные. Но от вида телохранителей женщины Ганоэсу стало страшно. Оба высокие, в черных одеждах, руки скрещены на груди и плотно засунуты в рукава. Лица телохранителей закрывали капюшоны. Ганоэс никогда раньше не видел «когтей», но инстинктивно почувствовал, что оба принадлежат к этой тайной и очень могущественной организации. Значит, эта женщина…

Капитан сказал:

– Опять, Угрюмая, мне приходится расхлебывать заваренную тобой кашу.

В голосе воина слышалось презрение.

«И как он не боится?» – мысленно удивился Ганоэс.

Все знали, что не кто иной, как Угрюмая, создала «Коготь» и главенствовала над ним, деля власть разве что с императором.

– Капитан, у меня теперь другое имя.

Тот скривился:

– Да, слышал. В отсутствие императора ты стала слишком самонадеянной. Но он не единственный, кто помнит тебя обыкновенной девкой-служанкой из Старого города. Правда, много воды утекло с тех пор.

Выражение лица женщины ничуть не изменилось, будто она и не слышала, обидных слов.

– Я отдала совсем простой приказ, – сказала она. – Похоже, твои новобранцы не справились даже с этим заданием.

– Да, совсем просто бросить необстрелянных сопляков, а потом упрекать их, что не смогли справиться.

– Меня не касалось, кто именно будет выполнять приказ, – огрызнулась Угрюмая. – Но я разочарована. Мы показали свою слабость тем, кто нам противостоит, а это негоже.

– И кто же нам противостоит? Кучка жалких «свечных ведьм», зарабатывающих на жизнь своими ничтожными способностями? Ну есть у них в укромных местечках на побережье свои школы. Клобук тебя накрой, Угрюмая, ну чем их возня может угрожать империи?

– Новый закон запрещает применение магии и колдовства кем попало!

– Это твои законы, Угрюмая. Они действуют только на папирусе. Можешь не сомневаться: когда император вернется, он сразу же их отменит.

Женщина холодно улыбнулась:

– Должна вам сообщить приятную новость: корабли для перевозки ваших новобранцев готовы. По правде говоря, мы совсем не будем скучать ни по вам, ни по вашим беспокойным и своевольным солдатам, капитан.

Не говоря больше ни слова и даже не взглянув на мальчика, стоящего за капитаном, она резко развернулась и в сопровождении своих телохранителей вернулась в крепость.

Ганоэс и воин вновь повернулись в сторону Мышатника. Там были видны пробивавшиеся сквозь дым языки пламени.

– Когда-нибудь и я стану воином, – произнес Ганоэс.

«Сжигатель мостов» усмехнулся:

– Если не преуспеешь ни в чем другом, сынок. Только вконец отчаявшиеся люди берут в руки меч. Запомни мои слова и мечтай о чем-нибудь более достойном.

Ганоэс нахмурился:

– Вы не похожи на других солдат, с которыми я говорил. Своими рассуждениями вы напоминаете мне моего отца.

– Но я не твой отец, – отрезал капитан.

– В мире и без меня хватает виноторговцев, – сердито бросил ему Ганоэс.

Капитан прищурился и открыл было рот для того, чтобы подобающе ответить самоуверенному мальчишке, но передумал.

Довольный собой, Ганоэс Паран повернулся к горящему кварталу.

Флюгер Ложного замка заскрежетал опять. Стену обдало горячим дымом. К запахам горящих тряпок, крашеного дерева и разогретых камней отчетливо примешивался новый, с тошнотворно сладким привкусом.

– Они подожгли скотобойню, – процедил сквозь зубы Ганоэс. – Свиньи.

Капитан поморщился. Он долго молчал, потом облокотился на зубец стены и, не глядя на Ганоэса, проговорил:

– Поступай как знаешь, парень. Тебе жить.