– Ваше величество намерены отдать приказание?..

– Отложить охоту до другого раза, господа, раз уж вы так этого хотите.

Он бросил взгляд на небо и пробормотал:

– Какая хорошая погода! Вот не везет!

В эту минуту к королю подошел лакей и доложил:

– Ваше величество! Один монах уверяет, что у него есть разрешение вашего величества явиться к королю в любое время дня и ночи, он ожидает в передней.

– Он сказал, как его зовут?

– Аббат Доминик, ваше величество.

– Это он! – вскричал король. – Пригласите его ко мне в кабинет.

Обернувшись к удивленным министрам, король прибавил:

– Господа! Приказываю всем оставаться на местах до моего возвращения. Мне доложили о человеке, приход которого может изменить ход событий.

Министры в изумлении переглянулись. Однако приказ короля был категоричным и нарушить его не представлялось возможным.

По дороге в кабинет король встретил обер-егермейстера.

– Что я слышу, ваше величество? – спросил тот. – Неужели завтрашняя охота не состоится?

– Это мы скоро узнаем, – отвечал Карл X. – А пока ждите от меня дальнейших приказаний.

Он продолжал путь в надежде, что этот неожиданный визит изменит, может быть, пугающий ход событий, которые ему предсказывали на следующий день.

Когда король вошел к себе, первое, что он заметил в другом конце кабинета, был монах, бледный, неподвижный, застывший, словно мраморная статуя.

Он был не в состоянии сидеть и прислонился к стене, чтобы не упасть.

Король замер при виде этого подобия призрака.

– А-а, это вы, отец мой, – молвил наконец король.

– Да, ваше величество, – отозвался священник так тихо, словно то был голос привидения.

– Вам плохо?

– Да, государь… Я исполнил свой обет и прошел около восьмисот лье пешком. В ущелье Сениской горы я заболел:

подхватил лихорадку в Мареммах. Месяц я провалялся на постоялом дворе между жизнью и смертью. Потом наконец, поскольку время подгоняло и день казни моего отца становился все ближе, я снова пустился в путь. Рискуя умереть, стоя у какого-нибудь придорожного столба, я за сорок дней прошел сто пятьдесят лье и прибыл два часа назад.

– Почему же вы не наняли экипаж? Да вас из милости избавили бы от тягот пути!

– Я дал обет совершить паломничество в Рим и вернуться пешком: я был обязан исполнить обет.

– И вы его исполнили?

– Да, государь.

– Вы святой.

На губах монаха мелькнула невеселая усмешка.

– Не торопитесь называть меня так, – остановил он короля. – Я преступник и явился просить справедливости для других и для себя.

– Прежде всего, я бы хотел узнать об одном, – проговорил король.

– Спрашивайте, ваше величество! – с поклоном предложил Доминик.

– Вы ходили в Рим… с какой целью? Теперь можете мне об этом сказать?

– Да, сир. Я ходил умолять его святейшество снять наложенную на мои губы печать и разрешить мне нарушить тайну исповеди.

– Значит, вы по-прежнему убеждены в невиновности своего отца, но не принесли доказательств этой невиновности? – огорченно вздохнул король.

– Напротив, ваше величество, у меня в руках неоспоримое доказательство.

– Говорите же!

– Король может уделить мне несколько минут?

– Сколько пожелаете, сударь. Ваша история очень меня заинтересовала. Да садитесь же! Мне кажется, у вас вряд ли хватит сил говорить стоя.

– Доброта короля возвращает мне силы. Я буду говорить стоя, ваше величество, как и подобает верноподданному… или даже опущусь на колени, как положено преступнику, разговаривающему со своим судьей.

– Погодите, сударь, – остановил его король.

– Почему, ваше величество?

– Вы собираетесь открыть мне то, на что не имеете права:

тайну исповеди. А я не хочу участвовать в святотатстве.

– Да простит мне король, но как бы страшен ни был мой короткий рассказ, ваше величество может теперь его выслушать, не опасаясь святотатства.

– Я вас слушаю, сударь.

– Государь! Я стоял у смертного одра одного человека, когда меня пригласили к другому – умирающему. Мертвому больше не нужны были мои молитвы, зато умирающий нуждался в отпущении грехов. И я пошел к умирающему…

Король подошел к священнику поближе, потому что с трудом разбирал его речь. Он не стал садиться, а лишь оперся рукой о стол.

Было заметно, что король приготовился слушать с огромным вниманием.

– Умирающий начал свою исповедь, но не успел он произнести и нескольких слов, как я его остановил.

«Вы – Жерар Тардье, – сказал я ему, – я не могу слушать вас дальше».

«Почему?» – спросил умирающий.

«Потому что я Доминик Сарранти, сын того, кого вы обвиняете в краже и убийстве».

И я отодвинулся от него вместе с креслом.

Но он удержал меня за полу моей рясы!

«Отец мой! – проговорил он. – Само Провидение привело вас ко мне. Если бы я знал, где вас найти, я бы приказал это сделать, чтобы вы услышали мою исповедь… Монах! Это мое преступление, и я открываю эту тайну вам. Сын! Я возвращаю вам невиновность вашего отца. Я скоро умру. После моей смерти расскажите обо всем, что от меня узнаете…».

И он, ваше величество, поведал мне ужасную историю: он обокрал сам себя, чтобы подозрения пали на моего отца, который в тот день, будучи замешан в заговоре против вашего брата, оказался вынужден бежать.

Затем он взялся за преступление, настоящее преступление, государь!..

– Как вы можете все это мне говорить, сударь, если узнали это на исповеди и, значит, обязаны молчать.

– Позвольте мне договорить, ваше величество… Клянусь, что я не введу вас в грех. Я один рискую погубить свою душу…

или, вернее, – Господи Боже мой! – уже погубил! – прибавил он, подняв глаза к небу.

– Продолжайте, – разрешил король.

– Жерар Тардье рассказал мне, как, уступая уговорам своей сожительницы, решил отделаться от двух своих племянников.

Разумеется, такое решение далось ему не без колебаний, борьбы, угрызений совести. И все же он решился… Двое соучастников распределили роли: он взял на себя мальчика, она – девочку. Он преуспел, бросив племянника в пруд и забив его веслом…

– Как ужасно то, что вы мне рассказываете!

– Да, сир, это ужасно.

– И вы обязаны представить мне доказательства своих заявлений.

– Я представлю вам доказательства, государь. Итак, женщине убить девочку не удалось. В ту минуту, когда она готова была зарезать несчастную крошку, на крики примчался пес, сорвавшийся с цепи; он разбил окно, вцепился женщине в горло и задушил ее. Обливаясь кровью, девочка бежала…

– Она жива? – спросил король.

– Не знаю. Ваша полиция ее похитила, дабы убрать свидетеля невиновности моего отца.

– Сударь! Даю вам слово дворянина, что справедливость будет восстановлена… Но где доказательства?!

– Вот они! – сказал монах, вынимая из кармана манускрипт.

Он с поклоном передал королю свиток, на котором было написано:

«Это моя главная исповедь перед Богом и людьми, которая может быть в случае необходимости предана гласности после моей смерти.

Жерар Тардье».

– Как давно у вас эта бумага? – поинтересовался король.

– Она была при мне все время, сир, – признался монах. – Убийца отдал ее мне, думая, что скоро умрет.

– И, имея эту бумагу, вы ничего не сказали, не представили ее судьям, не дали ее мне?

– Ваше величество! Разве вы не видите, что здесь написано:

исповедь преступника могла быть предана гласности лишь после его смерти.

– Он, стало быть, умер?

– Да, государь, – кивнул монах.

– Давно?

– Три часа назад; именно столько времени мне понадобилось, чтобы добраться из Ванвра в Сен-Клу.

– Должно быть, самому Господу стало угодно, чтобы негодяй умер вовремя.

– Да, я думаю, что Господу была угодна его смерть, ваше величество… Однако, – продолжал монах, опускаясь на одно колено, – я знаю человека столь же ничтожного, еще большего негодяя, чем этот.