Они смотрели друг на друга. Долго. Глаза в глаза. На тарелке перед ним лежал блин, из которого вываливались креветки.

— Ира… Что это?

— Это? Розыгрыш…

Снег тихо падал. Двое пожилых людей стояли напротив окна, отбрасывая на снег длинные… волчьи тени. Там, внутри, теплым желтым светом горели шары. Двое — мужчина и женщина — бегали друг за другом вокруг большого стола…

— Что у вас, Серафим Валерианович? — спросила старушка, не отрывая взгляда от них.

— Все хорошо. Император и императрица пишут закон, запрещающий розыгрыши. Вторые сутки из спальни не выходят. А что у вас, Мария Ивановна? Они что, в догонялки играют?

— Да нет. Я не совсем поняла, но, кажется, она что-то сделала с едой, и теперь он пытается ее поймать…

— Тоже ничего…

— Пойдемте, Серафим Валерианович. Нам тут больше нечего делать.

Два сгорбленных силуэта росли, сливаясь с синими тенями, и вот уже два огромных белых волка скользнули в лес. Медленно и величественно хищники-призраки шли в тишине векового леса. Было слышно, как снег падает на жесткую шерсть, как под мягкими лапами дышит земля Поморья, рождая семена целебных трав — сокровища Зирры, как улыбаются встречному ветру над кронами заповедных сосен Небеса.

Ветер. На всей Земле остался только ветер. Он летел, кружа над волчьим следом, топорща белую шерсть, обнимая стройные сосны, лаская крылья чаек, умываясь ледяными брызгами прибоя на ходу, — туда, где уже начинается новая сказка.

Несколькими днями позднее

— Передайте его сиятельству, князю Снегову, что мы с супругой не сможем посетить премьеру балета «Ари и Рэй». Искренне сожалеем и выражаем огромную благодарность за приглашение.

— Могу ли я уверить его сиятельство, князя Снегова, — чуть поклонился порученец, — что это очень взвешенное решение вашего сиятельства?..

Князь Радомиров посмотрел на Дмитрия Всеволодовича раздраженно. Он в очередной раз задался вопросом: почему молодой, умный, перспективный маг — один из самых сильных в Империи Поморья — довольствуется должностью порученца при министре безопасности? Нет, претензий к его работе у Радомирова не было — не считая подобных иронических выходок, которые порученцу позволялись благодаря его, князя, личной симпатии к последнему. Неужели молодой человек до сих пор считает себя обязанным, отдавая долг, который сам же себе и выдумал?

— А не пора ли вам на повышение? — спросил он у Дмитрия Всеволодовича.

Тот лишь поклонился — и отрицательно покачал головой.

— Но послушайте. С вашим потенциалом…

— С ним все в порядке, — улыбнулся молодой человек. — К тому же профессор Сиялов лично заинтересовался моей персоной. Мы с ним стали заниматься теоретической магией.

— Смотрите сами, — проворчал князь. — Мы еще вернемся к этому вопросу.

— Как вам будет угодно.

— Что с газетчиками?

— Несмотря на вспыхнувший интерес к биографии балерины Нины Холодной, в статьях ничего про вашу связь упомянуто не будет. Я достаточно доходчиво объяснил всем, что степень вашего гнева будет достаточно высока. Похоже, акулы пера прониклись.

— Хорошо. Свободны.

И уже уходя, порученец услышал, как князь проворчал:

— И с чего Ира вдруг газеты читать начала? Вот не было печали! Может, заплатить… кто там у нас про некроманта кропает — пусть поторопится с продолжением?

Счастье князя Радомирова было безгранично — Ира вернулась к нему… Жена стала другой. Спокойнее. Мягче. Мудрее. Теперь ее движения напоминали Андрею мать — плавные, нежные, исполненные осознанного внутреннего спокойствия и света.

Это было неожиданно, невероятно… как снег в июле. Они оба до смешного старались не задеть друг друга. Ему было стыдно за выходку со сгоревшим домом. За то, что не посмел прийти к ней. Ей — неловко от того, что так долго не решалась возвратиться к нему, хотела отречься от их любви…

Княгиня Радомирова сама предложила жить в Мраморном дворце. Попробовать сделать его своим домом.

— Все равно детей нужно будет воспитывать как княжичей, — пробормотала она.

Князь смотрел в окно своего кабинета в Министерстве и вспоминал, как это было. Вот она, его Ирочка. Ласточкой пролетела мраморную залу, замерла у огромных окон. Чуть тронула тяжелые бархатные портьеры и вдруг сильным, полным жизни жестом отдернула их! Свет. Солнечный свет залил всю залу, обнял осиную талию, золотом осыпал волну волос.

Они танцевали вальс под музыку, что звучала внутри, в сердце, и счастье, счастье-балетмейстер кружилось вместе с ними, нашептывая нужные па. Свет, солнце, счастье, вальс, она…

— Ваше сиятельство!

— Что еще?

Чувства князя Андрея уже стали складываться в строчки стихотворения, что хотел подарить любимой женщине… И вот — отвлекли! Небеса их прокляни…

Он почти не удивился, услышав, что на аудиенции настаивает молодой и неугомонный князь Варейский.

— Опять!

Великий князь Радомиров только начал радоваться тому факту, что Михаил Олегович перестал его преследовать с идеей дуэли. Андрей знал, что Варейский с Ириной беседовали в кофейне — охрана доложила. Разговор был недолгим, спокойным. Интересно, что ему Ира сказала тогда? И с чего молодой князь снова… активизировался?

Андрей Николаевич обреченно посмотрел на порученца. Тот изобразил сочувствие — и сказал, чуть поклонившись:

— Их сиятельство с заявлением.

— Каким?

— О приеме на службу.

— Куда?!

— К нам. В Министерство.

— Зовите…

Варейский был бледен. Но глаза сверкали. Худой, измученный, возможно, бессонными ночами, какой-то осунувшийся, он тем не менее решительно промаршировал через кабинет Великого князя, щелкнул каблуками, склонился перед родственником императора — и протянул тому лист бумаги с гербом Варейских.

Князь раздраженно взял бумагу, мельком взглянув на вытянувшегося перед ним молодого человека. Герб Варейских — белая куница и ветвь, склонившаяся под тяжестью кедровых шишек. Богатство, изворотливость, ум. Куница — опасный и хитрый зверь. Он вспомнил изображение огромной белоснежной совы и надпись: «Мудрость и преданность» — герб Морозовых. Вспомнил серого волка — символ цыган. Предрассудки, что окутывают плотным кольцом серое племя. Жесткую серую волчью шкуру, которая согревала его во время лихорадки после ранения.

— Михаил Олегович, — спустя долгую-долгую паузу проговорил Радомиров, прочитав несколько строк на листе. — Вы решили свести меня с ума? Так или иначе?

— Никак нет! Я желаю служить Поморью! — вид Варейский при этом имел самый бравый.

Андрей Николаевич побарабанил пальцами по столу, прикидывая все «за» и «против».

— Вы же прекрасно понимаете, что, подписав эту бумагу, я к вечеру буду иметь удовольствие лицезреть вашу матушку. И выслушивать…

— Нет, — перебил его молодой князь, напрашивающийся на службу. — Не будете. В этом вопросе мы обойдемся без моих родственников.

Михаил Олегович говорил холодно и вид при этом имел весьма решительный. Радомиров почему-то удовлетворенно кивнул, хотя матушка Варейского была знаменитой в Поморске личностью. Заботой о единственном и любимом сыне она буквально сводила с ума всех и каждого, кто хоть как-то был причастен к его судьбе.

— Присаживайтесь, — разрешил Радомиров. — Давайте обсудим ваше решение… По правде говоря, оно для меня… весьма неожиданное.

— Мне посоветовали занять себя каким-то делом. Приносящим пользу. С высокой степенью ответственности, — в глазах князя мелькнула улыбка. И неожиданное тепло.

«Вот, значит, о чем они говорили с Ирой», — понял Радомиров.

— По образованию я военный юрист. Был не последним на курсе, — отчитался Варейский.

— А почему не в армию?

— Там матушка сможет организовать все так, что я буду… Где-нибудь в безопасности, тепле и сытости. Одним словом — не на службе, а на курорте.

— А я, значит, смогу ей противостоять?

Варейский склонил голову.

— Я хочу понять, Михаил Олегович, — вздохнул Великий князь, — это взвешенное решение мужчины или очередная блажь избалованного мальчишки.