Близкий друг и наперсник... Улыбка Уилла на миг примёрзла к лицу, но сразу оттаяла, когда он увидел смехотворно серьёзные детские мордочки, неимоверно хорошенькие и пугающе напомнившие ему Риверте. Детей уже переодели ко сну в длинные ночные сорочки, полы которых касались пола, а рукава были слишком длинны и почти целиком скрывали крошечные детские ладошки. Но их лица, их волосы, их глаза - всё выдавало в них Риверте, так что Уилл на мгновенье опешил, поняв, что смотрит сейчас на точную копию графа в раннем детстве. Дети были одного роста, оба черноволосые и синеглазые, и похожи так, как только могут быть похожи разнополые близнецы. И они были невероятно красивы, не просто как круглощёкие младенцы, которыми чувствительные люди вроде Уилла любовались независимо от их реальных достоинств. Эти дети обещали стать действительно красивыми мужчиной и женщиной, как минимум по части внешности вполне достойными своего отца.

Сир Альберт Риверте заложил за спину свою пухлую ручку и с достоинством поклонился Уиллу, а сира Лучия Риверте сделала уморительный реверанс, умудрившись не наступить на кружевной подол. Они почти в унисон сказали, что чрезвычайно рады знакомству, и осведомились, как у сира Норана обстоят дела.

- Превосходно, - ответил Уилл с таким же серьёзным видом. - Для меня это большая честь, сир Альберт, сира Лучия. Я привёз вам привет от вашего сира отца. Уверен, он гордился бы вами.

По тому, как вмиг загорелись их синие глазёнки, Уилл понял, что об отце они слышат много, часто и только хорошее. Они уже собирались, забыв о своих безупречных манерах, накинуться на него с расспросами, но Лусиана пресекла это, железным тоном велев детям отправляться в постель. И ни один из близнецов не посмел выразить неудовольствие - никакого бунта не могло быть в этом доме под рукой этой сильной женщины.

Когда близнецов увели спать, Уилл, перестав наконец сдерживать улыбку, развернулся к Лусиане.

- Они так на него похожи! - вырвалось у него. - Это просто поразительно!

- Да, - сказала Лусиана, но не улыбнулась в ответ. - Уилл, что случилось? С ним всё в порядке?

Они провели больше часа, говоря о чём угодно, только не о Риверте и не о причине приезда Уилла. Должно быть, Лусиана ждала, пока Уилл сам заведёт об этом речь, но теперь её терпение иссякло. Уилл тотчас сник, и это не укрылось от графини.

- С ним что-то случилось... - начала она ничего не выражающим тоном, и Уилл поспешил успокоить её:

- Нет, нет. С графом всё хорошо. Ну... было, когда я уезжал.

- Так почему вы приехали один? Он... - Лусиана слегка прищурилась, окинув Уилла изучающим взглядом. - Он знает, что вы здесь? Он отпустил вас?

И тут вернулась вся злость. Всё то, что Уилл так усердно давил в себе, пока ехал сюда, всё то, от чего бежал, всё то, о чём умудрялся не думать - сперва из-за тягот пути и усталости, потом благодаря радости от встречи с Лусианой и её детьми и обманчивому ощущению, словно он вернулся домой. Всё это вернулось и накатило на него разом, и тогда стало ясно, что горечь никуда не ушла. Совсем даже нет.

- Почему я должен спрашивать его разрешения?! Скажите мне хотя бы вы, сира Риверте! Я уже давно не заложник Вальены, и я никогда не был собственностью господина графа! Почему я по-прежнему его вещь и он может распоряжаться мной, как угодно, не думая... ни о чём не думая вообще, кроме себя!

Он выпалил всё это на едином дыхании - и ему тотчас же стало так смертельно стыдно, что он едва не полез под стол от всеобъемлющего желания исчезнуть у сиры Лусианы с глаз. Подумать только, закатил настоящую истерику - и перед кем, перед ней, такой сдержанной, невозмутимой, такой доброжелательной к нему, несмотря ни на что. Приехал и жалуется жене собственного любовника, что тот недостаточно к нему внимателен - нет, это уму ведь непостижимо...

Лусиана потянулась и накрыла его запястье ладонью. Рука у неё была тёплая и уверенная, и Уилл, сам не зная, почему, вспомнил о своей матери. Странная мысль - мать никогда не оказывала ему и тени той поддержки, которую он встречал в Лусиане.

- Вы поссорились, - сказала она очень мягко. Это не было вопросом. - Так я и думала.

- Не поссорились, - убито ответил Уилл. - Это... ох, словом, я...

- Просто расскажите мне всё. Я же вижу, вам хочется.

И он рассказал, жалуясь куда больше, чем собирался и чем это отвечало приличиям. Рассказал всё, начиная от истории в замке Калленте и заканчивая событиями в монастыре святого Себастьяна. И о брате Эсмонте - отце Эсмонте - тоже рассказал.

- И когда я понял, что он просто использовал меня, чтобы проникнуть в монастырь, я... я не выдержал. Я всё мог выдержать, сира Лусиана, но это, и брат Эсмонт... то есть отец Эсмонт... это всё было чересчур. И если бы он делал что-то подобное в первый раз, но он же...

- Делает так постоянно, - закончила Лусиана, когда Уилл осёкся и умолк. - Все годы, что вы с ним рядом.

- Да. И меня всегда... как бы устраивало всё это. Вы не думайте, - поспешно сказал Уилл, - будто я на него обиделся или взревновал или ещё что... То есть да. Но не в этом же дело... просто... просто...

Ему отчаянно не хватало слов, и он испытал облегчение, смешанное с мукой, когда Лусиана нашла эти такие нужные и болезненные слова вместо него.

- У вас просто открылись глаза. Впервые открылись по-настоящему.

Уилл убито кивнул, потому что это было именно то, о чём он боялся думать всю дорогу из Сидэльи в Вальену.

Лусиана выпустила его руку. Потянулась к вазе с чудесным сливовым вареньем, которое готовила сама и которым Уилл ещё несколько минут назад угощался с нескрываемым удовольствием. Положила немного себе на блюдце рядом с бокалом вина.

- Что ж, Уилл. Наверное, я должна вас поздравить. Похоже, вы окончательно выросли. И больше не влюблены в Фернана Риверте.

Уилл оторопело уставился на неё, не понимая, с чем она его поздравляет. Лусиана положила ложечку рядом с блюдцем, неторопливо сцепила свои длинные тонкие пальцы и подняла на него глаза, такие тёмные, спокойные, такие понимающие.

- Теперь дело за малым - решить, можете ли вы любить его.

- Я... - начал Уилл, но она прервала его:

- Вы провели рядом с ним много лет. И были верны ему бесконечно, безоговорочно. Так беззаветно преданы, что он слишком к этому привык. Он всегда был ветреным, а вы хранили ему нерушимую верность, и даже не как любовник, а как вассал. Но вы не его вассал, Уилл. Вы ведь не приносили ему присягу?

- Нет, конечно, - Уилла почти оскорбило такое предположение. Несмотря ни на что, он оставался вассалом хиллэсского короля Эдмунда, хоть тот, в свою очередь, и присягнул императору Вальены. Но присягнуть императору Рикардо Великому - не значит присягнуть Фернану Риверте.

Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове Уилла, и Лусиана кивнула, словно он произнёс всё это вслух. Ох, вечно у него всё написано на лбу.

- Он солдат, Уилл. Всегда им был. Помните, было время, когда вы боялись, что я отниму его у вас. Но единственная любовница Фернана Риверте, которой вам и впрямь следует опасаться - это война.

- Да, но...

- Не требуйте от него больше, чем он может вам дать. Разве он когда-либо обещал вам, что откажется ради вас от того, что составляет самую суть его жизни? Что поступится своими принципами? Да и вы разве смогли бы просить его об этом, зная, как много для него это значит?

- Да, но я ведь отказался. От всего отказался, - Господи, какой горечью отдавались во рту у Уилла эти безжалостные слова. - От своей семьи, от родины, от того, что считал своим призванием. Я... Лусиана, я так грешил с ним, что, боюсь, меня отринет теперь даже Бог. Мне...

- В любви кто-то приносит жертвы, Уильям. А кто-то их принимает. Граф Риверте никогда ничего просит и не добивается. Он просто берёт то, что ему предлагают. Если снизойдёт.

- Это эгоистично.

- Да, - кивнула Лусиана. - Он горделивый, одержимый своим честолюбием эгоист, и вы уже много лет принимаете его таким. Наивно думать, что он когда-нибудь изменится. И весь вопрос в том, сможете ли вы, сполна осознав всё это, продолжать его любить. Я бы, - добавила она, помолчав немного, - наверное, не смогла.