Повисла тишина, почти такая же гнетущая, как четыре года назад, когда они впервые обедали за этим самым столом и тогда ещё понятия не имели, не смертельные ли они враги друг другу. Теперь Уилл знал, что они друзья, быть может - даже друзья по несчастью. Они оба были накрепко связаны с Фернаном Риверте, хотелось им того или нет. И оба получали полный сонм привилегий и горестей, который к этому прилагался.

- Вы считаете... - начал Уилл, и вдруг Лусиана резко вскинула указательный палец, призывая его к молчанию. Потом повернула свой точёный профиль к двери, и Уилл увидел, как её лицо каменеет, наполняясь столь редким для неё, а оттого ещё более пугающим неприкрытым гневом.

- Мадлена! - отрывисто и громко сказал она, почти закричала.

И тотчас за дверью послышался отчаянный топот ног - кто-то отпрянул от двери и опрометью кинулся прочь.

Лусиана ухватилась руками за стол, словно намереваясь встать и кинуться следом - но потом разжала руки и в неприкрытой досаде пристукнула ладонью по краю стола.

- Дрянная девчонка! - в сердцах выпалила она - и тут же одеревенела от смущения, пристыженная собственной несдержанностью. - Простите меня, ради Бога, Уилл. В последнее время с ней не стало никакого сладу. Я предлагала ей отужинать с нами, но она наотрез отказалась, а теперь не придумала ничего лучше, чем подслушивать под дверью. Она всегда была несносной, но сейчас я просто не знаю...

- Она похожа на вас, - невольно улыбнулся Уилл. - Вы тоже, насколько мне известно, в её возрасте не походили на обычную юную даму.

- Верно, но я никогда не позволяла себе таких дерзостей, как эта девчонка. Простите, - вздохнула она. - Я прекрасно понимаю, что сама виновата. Это издержки дурного воспитания. Я слишком многое ей позволяю, но мы так долго были в разлуке... Вообразите, - добавила Лусиана со смехом, - она в вас влюблена!

Если бы она сообщила, что король Рикардо решил выдать за Уилла одну из своих дочерей, то и тогда не поразила бы его сильнее.

- В-вы шутите?

- Если бы. Я сама узнала недавно, но тянется это, полагаю, с тех пор, как мы все вместе провели несколько месяцев в Тэйнхайле. Ей тогда было тринадцать, а в этом возрасте привязанности внезапны и необычайно крепки. Недавно она вывела меня из себя, и я пригрозила, что немедленно выдам её замуж, если она не станет вести себя как следует. На это она заявила, что выйдет только за Уилла Норана, а иначе сбежит и подастся в партизаны в одной из мятежных провинций.

Уилл слушал, пылая от смущения. Они и вправду прожили в Тэйнхайле несколько месяцев после того, как взяли его, спасая Риверте от последствий неудавшейся авантюры. Но Уиллу всегда казалось, что юная сира Мадлена недолюбливает его, и он старательно избегал её, а когда это не удавалось, был с ней подчёркнуто любезен. Как, когда, и главное, зачем она умудрилась воспылать к нему нежным чувством - об этому Уиллу было трудно даже думать.

- Вы смутились? - Лусиана, кажется, удивилась, и её губы тронула понимающая улыбка. - Простите. Всё это вздор. Ей всего семнадцать, она слишком впечатлительна, как многие юные создания в эти годы. Я сама в том же возрасте не раз делала глупости. Но ей их наделать не позволю, можете быть спокойны.

Мадлене всего семнадцать... и правда. Как же летит время. Бойкая и дерзкая девочка-сорванец, какой Уилл запомнил Мадлену, выросла и стала девушкой с неукротимым нравом, полученным в наследство от матери. Ей всего семнадцать. Столько же, сколько было Уиллу, когда он встретил Фернана Риверте и, слишком впечатлительный, слишком неопытный, воспылал к нему нежным чувством. И не было с ним рядом строгой и любящей матери, которая оградила бы его от глупостей, заперла или задала трёпку. Боже, подумал вдруг Уилл, что я наделал? На что потратил всю свою жизнь? Мне сейчас двадцать семь - всего на два года меньше, чем было Риверте, когда мы встретились. К этому возрасту он уже завоевал полмира. А что сделал я? Преданной собакой следовал за ним по пятам? Выполнял все его прихоти, терпел насмешки, прощал измены, ничего не просил для себя, был счастлив одной только случайной лаской? И никогда не думал о том, что на самом деле, в действительности значу я сам.

- Уилл, - голос Лусианы изменился, малейшая тень улыбки ушла из него. - С вами всё в порядке?

- Да. Простите, - Уилл стиснул под столом свои колени руками так, что побелели костяшки пальцев. - Просто задумался.

- Могу я спросить вас, что вы собираетесь делать дальше?

Ещё час назад Уилл ответил бы, что хочет пожить немного здесь, поговорить с ней, пообщаться с Мадленой, повозиться с близнецами.... поноситься по окрестным полям, поваляться с книгой в траве, подумать, успокоиться, прийти в себя - словом, продолжать плыть по течению и бежать от реальности, как он делал всегда, как очень просто было делать. Но теперь всё это потеряло смысл. Напрочь.

Правда заключалась в том, что Уилл не знал, что собирается делать дальше.

Но всё же он, помедлив, ответил:

- Наверное, поеду в Даккар. Что мне ещё остаётся.

- Если он будет искать вас, я могу сказать, что вы заезжали ко мне?

Уилл содрогнулся, представив эту картину: его милость Фернан Риверте в мыле и в лютом бешенстве врывается в замок Шалле, переворачивая на ходу мебель, заглядывая в каждый чулан и рыча: "Где он?!"

- Не думаю, что он станет, - выдавил Уилл наконец. - Я... передал ему письмо. Вряд ли он озаботится поисками. Ему недосуг, - добавил он с горечью, за которую был противен сам себе.

- И всё же, - мягко повторила Лусиана, - сказать ему? Или не стоит?

Уилл помолчал. Потому нехотя ответил:

- Скажите.

- Хорошо. Уилл, прошу, послушайте меня сейчас внимательно. Я понимаю вас. И думаю, что со своей стороны вы правы. Вы слишком долго с ним были и слишком многое видели. Вам нужно немного отдохнуть. Кто знает, возможно, и Фернану это нужно. Не принимайте сейчас поспешных решений. Езжайте в Даккар, а когда эта кампания кончится, вы встретитесь с ним и спокойно всё обсудите.

- Что же тут обсуждать, сира Лусиана? - спросил Уилл. - Вы ведь сами сказали: он не изменится.

- Он - нет. Вопрос в том, переменились ли вы. И мне кажется, вам нужно время, чтобы это понять.

Она снова накрыла его руку своей, и Уилл пожал её. Лусиана ободряюще ему улыбнулась, и если бы что-то могло вдохнуть у Уилла уверенность и надежду, то эта улыбка вдохнула бы их непременно.

Если бы только хоть что-то могло.

Он переночевал в замке, и утром, передав через дворецкого прощание для госпожи графини вкупе с извинениями за спешный отъезд, покинул Шалле. И пока замок не скрылся из вида, Уиллу чудился жгучий взгляд пары тёмных девичьих глаз, неотрывно следящих за ним с крепостной стены.

Весь следующий день он ехал в буквальном смысле куда глаза глядят. Несмотря на своё обещание сире Лусиане наведаться в Даккар и всё там спокойно обдумать, Уилл сомневался, что это такая уж хорошая мысль. Там слишком многое напоминало о прошлом. Библиотека, где Риверте впервые поцеловал его; оружейная галерея, где граф испытывал его воинское мастерство, надо сказать, весьма невпечатляющее; двор, где ютились беженцы во время осады Даккара; сад, где гулял Уилл тем вечером, когда услышал нестройные звуки гитары наверху; и, конечно, их спальни - спальня Риверте, где они провели столько невероятных ночей, и спальня Уилла, где он вскрыл себе вены, когда понял, что полюбил этого человека. Окунуться во всё это и остаться бесстрастным, способным всё холодно взвесить и принять окончательное решение? Где угодно, только не там.

Но больше ему было податься некуда. Тэйнхайл, где правил Роберт со своей женой-мегерой, был для Уилла навеки закрыт. А любя господина графа десять лет кряду, Уилл так самозабвенно отдавался этому увлекательному занятию, что не озаботился завести себе друзей. Его никогда не отличала общительность, он предпочитал книгу весёлой компании, и даже во время долгих переходов с армией Риверте умудрился не завести ни единого приятеля, хотя возможностей представлялась масса. Что уж говорить о высшем обществе Сианы, где он вообще был изгоем. У него был только один друг - Лусиана, и от той он бежал так поспешно и трусливо, когда она сказала ему в глаза горькую правду, что теперь ему было бы совестно возвращаться назад. Во всяком случае, не прежде, чем он сможет понять, как снова начать уважать себя самого.