ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Кэти не удалось вздремнуть и двух часов, как закричал Хуан, требуя есть. Выбравшись из смятой постели, она накинула халат прямо на голое тело и, волоча ноги, побрела в детскую.

Перед глазами у нее все еще стояли воспоминания о ночи, проведенной с Хавьером, и о том, как они уже на рассвете неохотно покидали садовый домик. Ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы сконцентрировать свое внимание на ребенке.

Полнощекое личико заулыбалась, стоило ему увидеть ее, о реве тут же было забыто. Он протянул ей навстречу свои ручонки, и она вынула его из кроватки, нежно прижала к груди и несколько раз легко поцеловала в покрытую легкими, как пух, волосиками головенку.

Интересно, сколько просидела с ним Роза, до того как ушла к себе? Специальная сигнальная система, оборудованная на случай, если ребенок неожиданно проснется среди ночи, была переключена на комнату девушки, Кэти заметила это сразу, как только вернулась.

А что, если он ночью просыпался — в два, в три или даже в четыре часа утра — и Роза вставала, спешила по коридору к нему, заметив, конечно, мое отсутствие?

Стыд и чувство вины тихо копошились где-то в уголке ее сознания, но она отогнала от себя эти мысли и, пока укладывала Хуана назад в кроватку и кипятила воду для приготовления молочной смеси, беззаботно болтала с ним, отказываясь думать о чем-нибудь ином, кроме этих сиюминутных задач.

Однако, когда ребенок наелся и уютно устроился у нее на руках, она уже не смогла противостоять безжалостному самобичеванию.

Прошлой ночью она была как околдованная, превратилась в бездумную куклу в руках Хавьера, даже не задумываясь о том, как другие могут истолковать их отсутствие на заключительной части приема, устроенного доньей Луисой в ее честь.

А Хавьер? Не была ли эта ночь последней попыткой доказать, что я просто шлюха, готовая переспать с кем угодно, и посему явно не подхожу для того, чтобы вырастить из его племянника достойного человека?

Я не могу думать такое о нем, просто не могу! Или не хочешь, напомнил ей отвратительно холодный внутренний голос. Ты просто боишься взглянуть правде в лицо: каким он был вчера — то нежным, то похожим на вулкан страсти, то заботливым, то нетерпеливым, — это всего лишь заранее рассчитанная ловушка. Ты лгала ему — и он никогда не простит тебе этого. Ты влюбилась в него — и сама никогда себе этого не простишь. Она все глубже и глубже погружалась в ею же самой придуманную трясину, выбраться из которой было не так-то просто. Даже невозможно. Она слишком во всем этом запуталась, чтобы обстоятельно все продумать, и безнадежно желала лишь одного: оказаться с ребенком за миллион световых лет отсюда.

Но когда он появился в дверях, Кэти моментально ощутила себя влюбленной школьницей, в смущении боящейся поднять на него глаза.

Если бы я только знала, что происходит у него в голове, что он обо мне думает! Считает меня просто шлюхой? Ну что же, я сделала немало, чтобы подтвердить репутацию Корди, разве не так?

— Мне надо поговорить с тобой. — Голос его звучал устало, и сам он выглядел не лучше. Но он улыбнулся Хуану, взял его из ее рук и поднял высоко над головой. А когда малыш заверещал от удовольствия, Хавьер широко улыбнулся. — К сожалению, мне надо уехать по делам. Это может занять неделю, а то и все десять дней, заранее сказать невозможно.

Кэти поднялась, поставив пустую бутылочку рядом со стерилизатором и не зная, что делать дальше. Я должна прыгать от радости, потому что какое-то время его не будет и я смогу спокойно вздохнуть, разобраться в своих мыслях и решить, что делать дальше. Признаться во всем и уйти навсегда, оставив ребенка здесь? Он никогда не будет испытывать недостатка ни в чем — ни в духовном, ни в материальном смысле. Но могу ли я пойти на такую жертву?

И надо ли что-нибудь сказать о прошлой ночи? Может, сделать вид, что ничего особенного не произошло, что такое случается время от времени, когда приходит соответствующее настроение и попадается стоящий мужчина? Дать ему понять, что я не придаю этому большого значения?..

— Ты, кажется, не особенно огорчилась. Резкий тон заставил ее взглянуть на него, и у нее оборвалось сердце. Лицо у него этим утром было каким-то особенно строгим, и он казался таким чужим в своем безукоризненном, сшитом на заказ светло-сером костюме и темно-синем галстуке. Хоть это, наверно, и глупо, но Кэти решила, что не позволит ему испортить воспоминания о прошлой ночи. Она выдавила некое подобие улыбки и сказала:

— А что от этого изменится? Если дела требуют, надо ехать. Я не могу предъявлять никаких претензий на твое время,

Красивые черты его лица слегка смягчились. Кэти никак не могла понять, стал ли причиной этому ее сдержанный ответ, или это реакция на радостное гуканье Хуана, проверявшего на прочность воротник его накрахмаленной белой рубашки.

— Когда мы поженимся, все мое время будет принадлежать только тебе. Ты и Хуан будете для меня превыше всего.

Он отнес ребенка назад, в кроватку, и вложил в его растопыренные пальчики резиновое кольцо, которое тот сразу же принялся упоенно жевать. Кэти с трудом перевела дыхание. Превыше всего? Разве такое может быть? И тут он опять повернулся к ней, положил руки ей на плечи и заставил посмотреть ему в лицо.

— На этот раз я прошу тебя стать моей женой в самом полном смысле этого слова. После того как мы последний раз беседовали на эту тему, я много размышлял. — Хавьер поднял руку, чтобы убрать с ее лба упавшую прядь, и ответил на ее вопросительный взгляд веселым. — Я открыл тебе свое сердце, объяснил, почему не мог поверить, что способен когда-нибудь снова полюбить. Никогда и никому я не признавался в этом. Только тебе. Однако… — и снова ослепил ее озорным блеском глаз, — теперь я вижу, что было бы нечестно и, пожалуй, даже небезопасно просить тебя жить жизнью монашенки. А если уж быть до конца откровенным, мне начинает нравиться идея обзавестись собственными детьми, ведь ты упомянула, что хочешь иметь их. Прошлая ночь доказала, что мы как нельзя лучше подходим для этого, да и друг для друга. И не надо так краснеть…