Кроме Танигути. Танигути и знает, и говорит. И даже пишет. Танигути пишет, пишет и пишет, как будто жить без этого не может.

Мори снимает трубку и звонит Танигути. Пора подкопать корни.

Этот доктор, он такой смешной, думает Ангел. То, о чем он просит, – так мало, это может любая женщина на свете. А взамен дает так много. Дарит одежду. Дает пользоваться домом и машиной. Платит деньги – больше, чем Ангел когда-либо зарабатывала. Пугающее благородство. Оно заставляет Ангела думать о мире, где можешь купить все, что пожелаешь, и при этом тебе все равно будет грустно.

Может, поэтому такому человеку, как доктор, нужна Ангел. Когда она вернулась, он плакал, как ребенок, пряча мокрое лицо у нее между грудями. Он был счастлив. Они оба были счастливы, а в жизни Ангела с мужчинами такое случалось нечасто.

Сегодня она занималась тем, что радовало их обоих: бродила по бутикам Харадзюку и примеряла модные шмотки. Доктор любит заходить с ней в примерочные и смотреть, как она одевается и раздевается. Он почти ничего не говорит – стоит и сияет. Продавщицам это не нравится, но они своих чувств не показывают. Изображают учтивость, приветствуя покупателей глупыми писклявыми голосками, которыми японские женщины обычно пытаются привлечь мужчин. Ангел может себе представить, какие вещи они говорят о ней потом, когда они уходят. Какие подлинные чувства слышатся в их голосах. Но это ее совершенно не беспокоит. Скорее, забавляет.

Когда шоппинг заканчивается, они идут в кафе-мороженое и Ангел заказывает огромный фруктовый десерт с клубникой, вишнями, шоколадом и кофейным мороженым. Доктор берет себе чашку английского чая, сидит и смотрит, как она ест. Он любит смотреть, как она ест мороженое. Дома он иногда просит ее есть его особенным образом – так же, как и бананы. Простая вещь, от которой он, похоже, счастлив. А Ангел любит мороженое – все равно каким способом его есть.

Доктор – как хороший папа, не такой, как ее настоящий отец, который был очень злой и все время пьяный. Доктор спас ее от вонючей свиньи в белом костюме, нашел хорошего человека Мори, чтобы вернуть ее. Доктор – как хороший папа, а Мори – как строгий брат. У Ангел пять братьев, и старший похож на Мори. Он работает учителем в глуши, ничего не знает о городе. Но он спокойный, как озеро, сильный, как гора. Если решил что-то сделать – не остановится, пока не сделает. Серьезный мужчина; Ангел любит серьезных мужчин. Никаких уступчивых улыбочек, никаких насмешливых словечек. В Японии только один такой мужчина – Мори. Остальные играют в игры.

* * *

Опять дождь – равнодушный, теплый, он падает на город огромными прозрачными складками. Мори выезжает на автостраду в Асакусабаси и прибывает в офис к Танигути сразу после пяти.

Называть это офисом – некоторое преувеличение. Это комната на шесть татами, где Танигути живет и работает. Дом Танигути олицетворяет для Мори триумф современной инженерной мысли. Если его собственный дом не переживет землетрясения в пять баллов по японской шкале, то дом Танигути не переживет и наезда случайно сбившейся с пути автоцистерны с бензином.

Материалы: губчатые деревянные балки; гипсокартоновые щиты, облицованные для крепости гофрой. Крыша сбилась набок. Передняя стена покрыта – или, может, удерживается – какими-то ползучими растениями, достаточно уродливыми и сильными, чтобы буйно разрастаться в воздухе, отравленном дымом. Всего три этажа. На первом – маленькая якитория. Никаких стульев, только одна скамья, на которой могут усесться добрых две дюжины людей, при условии что они умеют есть и пить, не двигая локтями. На втором этаже – ночной клуб на пару нулей дешевле, чем клуб Кимико Ито. Девушки молодые и приветливые, в основном – студентки школы косметологов, что неподалеку.

– Хорошо выглядишь, Мори-сан. Как всегда.

– Ты тоже.

Хотя в данном случае это не совсем правда. На самом деле Танигути выглядит ужасно – серое лицо, отекшие красные глаза. Он стоит и смотрит на Мори с неубедительной улыбкой. Мори знает, что и его улыбка столь же неубедительна. Существует одна тема, которой нельзя избежать, как бы они оба ни старались.

– Хочешь выпить чего-нибудь?

– Давай, – говорит Мори. – У тебя есть зеленый чай?

Танигути немного смущается.

– Гм – нет, я имел в виду…

Мори знает, что он имел в виду. Танигути всегда был пьяницей – даже в те стародавние времена, когда он был восходящей звездой социального отдела гэндайской газеты «Ежедневные новости». Когда его уволили – по просьбе видного политического деятеля, чьи финансовые дела он расследовал в то время, – запои сделались чаще и дольше. Потом пришлось развестись – неизбежность, которой сам Танигути не мог не осознавать. С точки зрения его жены, брак больше не имел смысла. Человек, за которого она выходила замуж – скорее, за которого ее выдали родители, – должен был стать элитным законодателем мнений, включенным в тайный круг влияния, контролирующим блоки и клапаны японского индустриального государства. А вместо этого – что? Ее муж превращается в свободного «разгребателя грязи», публично обнажающего язвы политического и корпоративного мира в желтых еженедельных журнальчиках где-то между порнографическими манта и сплетнями шоу-бизнеса. Ее отца, одного из руководителей национальной телекомпании, наверное, пробирает дрожь всякий раз, как он проходит мимо стенда с новостями.

Танигути берет две чашки, наливает в них немного зеленого чая из термоса. Потом идет к шкафу и достает тяжелую глиняную бутыль. Это сётю, дешевая ячменная водка с Кюсю.

– Чайная церемония в стиле Танигути. – Он снисходительно ухмыляется и наливает полдюйма ячменного пойла себе в чашку.

Грубые вонючие пары поднимаются к ноздрям Мори. Танигути наклоняет носик бутылки к его чашке. Мори качает головой.

Танигути заглатывает содержимое и наливает себе еще. На этот раз соотношение – пятьдесят на пятьдесят. Лицо понемногу наливается цветом. Мори осторожно заводит разговор. Начинает с пары упоминаний о проигрыше гэндайских «Гигантов» кансайским «Тиграм» в двойном матче. Танигути качает головой и принимается, как обычно, оправдывать любимую команду. Он уже не работает в огромном гэндайском информационно-развлекательном конгломерате, но по-прежнему ярый фанат «Гигантов». Для него они не просто первая в Японии бейсбольная команда, за которую болеет 70 % населения. Они – боги, а стадион Гэндай – святой храм. Мори, с другой стороны, анти-«Гигант» до мозга костей. Всегда был и всегда останется.

Они говорят о звезде – питчере «Гигантов». Один из журналов, для которых Танигути пишет, застукал, как он выходил из «лав-отеля» с дикторшей гэндайской сети.

– Неудивительно, что он теперь такой вялый, – говорит Мори.

– Все герои похотливы, – улыбается Танигути, цитируя одну из своих любимых пословиц.

– Но не все похотливцы – герои.

Они как-то раз уже обменивались этими фразами лет двенадцать тому назад. Мори помнит это явственно. А Танигути? Скорее всего, нет. Он стирает прошлое из памяти – все, кроме результатов бейсбольных матчей.

Танигути наливает себе еще чашку двадцатипроцентного зеленого чая. Разговор касается более серьезных тем. Мори хвалит последнюю затею Танигути: глубокий анализ теневых сделок, кроющихся за огромной застройкой токийской набережной. Как это часто бывает в статьях Танигути, схемы, которые он освещает, так закручены – городские власти, крупные торговые фирмы, банковские доверительные операции, религиозные организации, лоббисты разных политических партий, специально учрежденные за границей фирмы, – что пришлось нарисовать головоломную схему денежных потоков на полстраницы.

– Ты хорошо поработал, – говорит Мори. – Наверное, потребовалось много сил и времени.

– Два месяца, но не сплошь, – буднично отвечает Танигути.

Мори понимает, что Танигути имеет в виду под «не сплошь». В жизни этого человека осталось две вещи выпивка и работа. А сколько ему платят за статью? В желтых журналах, вроде этого, максимум – сто тысяч иен. Едва хватит на двухмесячный запас выпивки.