– Нет, это разные вещи. Давай я тебе объясню, как работает наш архиватор…

Мори не интересует, как он работает, но он выслушивает пространные объяснения Синохары о фильтровальных иерархиях и ультрабезопасных каналах.

– И ты думаешь, это была случайность? – говорит он, когда Синохара заканчивает.

– Что ты имеешь в виду? – Синохара изумлен этим вопросом.

– Я имею в виду: ты не думаешь, что кому-то удалось совершить взлом и выкрасть данные.

Синохара возмущен таким предположением:

– Кто-то снаружи? Это невозможно.

– Так же, как и стереть данные, которые невозможно стереть.

Это он зря сказал. Теперь Синохара вынужден перейти в оборону, встать на защиту чести и славы компаний, где он провел всю свою рабочую жизнь. Он грузит Мори длинными объяснениями о сложности системы безопасности, о непревзойденном мастерстве программистов, создавших ее. Теперь Мори совсем уже не слушает. Он думает, какими могли быть намерения группы людей, работающих в неведомом здании в сердце делового района.

В полдень Мори отправляется помокнуть в баню напротив. Там старик снова разогревает свою медленную кровь, дрожащим низким голосом напевает военные песни. Изумительно, как он помнит слова, когда больше почти ничего не помнит – ни как зовут Мори, ни день недели, ни даже имя своей покойной супруги. Может, в некотором возрасте прошлое делается ближе. День своего рождения кажется вчерашним днем, когда думаешь о том, куда ты идешь.

– Как самочувствие, дедушка? – спрашивает Мори сквозь пар. Старик поднимает руку, продолжая петь.

Вернувшись к себе, Мори делает кофе, кладет пластинку на проигрыватель – «Блюз и абстрактная истина» Оливера Нелсона. Эту пластинку он купил двадцать пять лет назад в магазинчике в Ёеги. Звук соответствующий – щелкает и стучит, как только опустишь иголку. Мори приходится положить на головку звукоснимателя монету в пять иен, чтобы игла не прыгала.

Думы Мори прерывает телефон. Тонкий, богатый оттенками звон – на сей раз не Уно. Мори берет трубку и сразу распознает подчеркнуто нейтральный тон Кадзуко. Как всегда, она без церемоний переходит к делу:

– Человек, о котором наводились справки, вычислен. Адрес: Мацуда-Сити, 5-27, Грин-Пэлис-Хайтс, 8-04. Поняли?

– Понял.

Линия отключается.

– Спасибо, Кадзуко-сан, – говорит Мори коротким гудкам.

Наконец случилось неизбежное. Канэда, спрятанный охранник, открыл счет в банке, или взял напрокат видеокассету, или воспользовался страховкой, или сделал еще что-то такое, что уловил сверхчувствительный финансовый радар Кадзуко. Пора нанести ему визит.

Ричард Митчелл сидит в кафетерии на вершине небоскреба, известного в финансовом мире как «Башня Пузыря». В конце 1980-х компания «Мицукава-Недвижимость» купила землю у «Мицукава-Страхование», самой большой страховой компании в Японии, на кредит, предоставленный банком «Мицукава». Строительные работы производились строительной компанией «Мицукава» – начались они в 1990-м и закончились несколькими годами позже, когда цены на недвижимость упали. Однако чудесным образом, несмотря на самую высокую арендную плату в мире, здание всегда на сто процентов заполнено. Может, впрочем, это не такое уж и чудо, учитывая, что в числе съемщиков находятся «Мицукава-Электрик», крупнейший мировой производитель микросхем памяти, «Мицукава-Страхование» и банк «Мицукава», переехавший сюда после продажи своего старого здания контролируемой правительством Корпорации за возрождение города.

Митчелл попивает чай с корицей из маленькой металлической кружечки. Эти кружечки – часть дизайна кафетерия: тяжелые, бесформенные, и так хорошо проводят тепло, что их невозможно держать за основание или краешек. Если попросить, можно купить такую за двадцать тысяч иен – примерно столько стоит обед в ресторане «Belle Epoque»[33] по соседству. У знаменитого художника, который занимался убранством кафе, есть и другие работы на продажу. Пепельницы (35 тысяч иен), похожие на куски застывшей лавы, табуреты (120 тысяч иен), сделанные из белобоких автомобильных покрышек, открытки (1500 иен), на которых изображена его новейшая инсталляция – кучи битого вдребезги офисного оборудования, одновременного преданного огню в Токио, Берлине и на Манхэттене. Но покупать некому: Митчелл тут – единственный клиент. Пять официантов стоят неподвижно, глядя в окно в соответствующей постмодернистской манере.

Митчелл смотрит на часы. Придет или не придет? По телефону она говорила неохотно, пока он не объяснил, что у него есть важная информация, которая может сказаться на будущем компании. Но и тогда она, видимо, колебалась, верить ему или нет.

Дверь отворяется.

– Добро пожаловать! – хором говорят официанты.

Вошедшая женщина похожа на библиотекаря на каникулах. Очки в стальной оправе; клетчатая рубашка, болтающаяся над бесформенными вельветовыми брюками. Митчелл с трудом узнает блестящее «юное дарование» из интеллектуальных шоу и потрясающе привлекательную женщину, сидевшую рядом с Сонодой на конференции. Когда она подходит к столу и улыбается, сходство становится несколько сильнее. Эти тубы незабываемы.

– Добрый день, – говорит Рэйко.

Еще один сюрприз: она говорит на беглом калифорнийском английском.

– Спасибо, что пришли, – говорит Митчелл. – Я беспокоился, что вы не придете.

Рэйко садится напротив.

– Нет проблем, но, боюсь, у меня не слишком много времени. Через два часа я должна быть на съемках рекламного ролика.

– Ролика для кого?

– Для «Софтджоя». Президент Сонода попросил меня поучаствовать в летней кампании.

Произнося имя Соноды, она опускает глаза, а в голосе ее появляется оттенок благоговения. Как заставить такую женщину так о тебе думать? Вероятно, надо совсем не думать о ней.

Митчелл продолжает:

– Как аналитику мне было бы интересно понять, каким образом осуществляется разработка игр. Я хочу сказать – как происходит весь этот процесс.

Рэйко поднимает бровь:

– Ага.

– Полагаю, сначала должна быть принята главная идея, а потом с разработчиками подписывается контракт.

– Верно.

– Сколько же людей из «Софтджоя» могут увидеть продукт, находящийся в стадии разработки?

Рэйко бросает на него пристальный взгляд:

– Из «Софтджоя»? Нисколько, разумеется.

– Нисколько? – переспрашивает пораженный Митчелл.

– Никто, кроме президента Соноды. Он сам заключает контракты с разработчиками.

– А разработчики игры «Черный Клинок» – как аналитик, вроде меня, может войти с ними в контакт?

– Никак. Их имена до сих пор держатся в секрете. Это ключевая часть стратегии «Софтджоя».

– А кто-нибудь, вроде вас, мог бы их выяснить? Рэйко хмурится:

– Я могла бы, но не стану. Эта информация жизненно важна для «Софтджоя».

– Послушайте, если вы заботитесь о будущем «Софтджоя», вы мне поможете. Один из разработчиков может быть замешан в серьезном преступлении. Все это может чрезвычайно сильно навредить бизнесу.

Рэйко смотрит на него, как на подозрительное пятно на покрывале в «лав-отеле».

– Господи, о чем вы?

– Я ничего больше не могу сказать, пока вы не дадите мне имена этих разработчиков. Поверьте мне, если мы проясним это дело, президент Сонода будет благодарен нам по гроб жизни.

Рэйко глядит на него через стол, и на мгновении Митчеллу кажется, что он выиграл. Но вдруг она отодвигает стул и вскакивает на ноги.

– Лжете! – кричит она. – Почему я должна вам что-то говорить?

– Подождите, Рэйко!

Она вырывает у него руку и идет к двери. Митчелл оседает на стул, подавляя искушение швырнуть на пол чашку стоимостью двадцать тысяч иен. Пять постмодернистских официантов продолжают пялиться в пространство, будто ничего и не произошло.

B Мацуда-Сити надо долго ехать на поезде. Мори прибывает туда после пяти и останавливается перед полицейской будкой узнать, как добраться. Район, где живет Канэда, – в нескольких километрах от центра города. Дождь кончается, и Мори решает пройтись.