– Более чем, – пожал я плечами. – Если я могу помочь родной стране немного почиститься от паразитов и злодеев, значит должен так делать. Это ведь моя страна, мои соотечественники. Если преступности станет меньше – они станут лучше жить, а именно в служении Родине и населяющим ее людям я вижу свое предназначение. Въезжаем в промышленный район, – указал за окошко. – Обратите внимание на обилие барельефов и мозаик.

Гости посмотрели, позадавали вопросы формата «а кто это?» и вынесли вердикт – да, круто!

– Вон там, – на перекрестке я указал на КПП. – Секретный научно-исследовательский институт и воинская часть, которая его охраняет.

– И проверяет разработки на пригодность к войне с капиталистами? – предположил посол.

– Не, такими разработками другие институты занимаются, – с улыбкой покачал я головой. – Коллектив, который работает в нашем, разрабатывал драм-машину, электронные барабаны, совершенствовал звукосниматели для скрипок корейских певиц, по моей просьбе изобрел процессор для гитары, который дает дисторшен и фьюз, а еще сконструировал «Одиссею». Словом – исключительно развлекательно-прикладные гражданские разработки.

– Когда мы впервые выступали на стадионе, за криками толпы не слышали даже самих себя, – поделился байкой Леннон. – И это при том, что нашему продюсеру пришлось доставать самое мощное оборудование из доступного. А еще задолго до этого мы иногда пользовались для выступлений сломанным усилителем, который окрашивал звук помехами.

– Я так и написал тогда в техническом задании, – с улыбкой кивнул я. – Сославшись на ваши выступления. Ваше влияние на мировую музыку переоценить невозможно, Джон, и Советский союз этого влияния не избежал. Я хочу показать вам некоторые прототипы, но мистеру Уилсону в институт нельзя, а одних он вас не отпустит – вдруг мы промоем вам мозги секретной установкой?

Народ гоготнул.

– Так что после экскурсии поедем в Дом Культуры, туда принесут интересное, – добавил я. – Мистер Уилсон, все необходимые патенты у нас есть, поэтому очень надеюсь, что вы не станете портить свою репутацию пошлым промышленным шпионажем.

– Можете быть спокойны, мистер Ткачев, – привычно не обиделся посол. – Я совсем ничего не понимаю в электронике.

Глава 6

Промышленный кластер остался позади, и по итогам визита на фабрику по пошиву игрушек Йоко обрела плюшевого Чебурашку, а Леннон – крокодила Гену, исполненного с гармошкой в руках. Мультик посмотрим вечером.

– Вот она – моя любимая экосистема! – радостно развел я руками на подъезде к студии. – По большей части это телестудия, которая изготавливает материалы для нового Советского телеканала «Восток». Вещание начнет в декабре. Это – первый наш канал, который будет делать упор на развлекательный контент…

– «Контент»? – не понял Леннон.

– «Контент» – любая пригодная для транслирования на народные массы информация: книги, фильмы, музыка, телепередачи, статьи в газетах и журналах – для удобства я называю это все «контент».

– Запомню, – пообещал Джон.

– Так вот – политических программ на «Востоке» будет минимум, – продолжил я.

– Ваша авторская телепередача, – проявил информированность посол.

– Две, – уточнил я. – Первая – интервью с интересными людьми, вторая – так сказать сольная, с упором на исторические события. В числе прочего я планирую длинный цикл о Столетней войне, и буду рад, мистер Уилсон, если вы немного в ней поучаствуете.

– В горниле Столетней войны выковалась английская нация, – благосклонно кивнул он. – И я охотно поговорю о ней, если, разумеется, вы не планируете по итогу цикла привить ненависть к нам.

– Англию ненавидеть невозможно, – отмахнулся я. – Жизнь на скудном на ресурсы острове наложила свой отпечаток, и вы выбрали единственный возможный для вас способ жизнедеятельности, выстроив гигантскую империю, которая поставляла прибавочную стоимость в метрополии. Но теперь это в прошлом, и Великобритания – всего лишь еще одна страна, потому что главный наш враг, в лице банковско-промышленного капитала, перебрался за океан. Вот их мы люто ненавидим, – с улыбкой признался я. – Но и не обольщаемся – у вас очень мощный тандем: Америка дает денег, МИ-6 проводит на эти деньги операции. В конце концов, многовековой опыт наведения суеты в мире и управления аборигенами никто не отменял.

– У вас есть конкретные доказательства, или это – ваши домыслы, мистер Ткачев? – спросил посол.

– Предположения, – признался я.

– Мистер Леннон, посмотрите на мистера Ткачева, – обратился к звезде мистер Уилсон. – Он пылает патриотизмом и ничего зазорного в работе с КГБ и озвучивании необходимых СССР вещей в средствах массовой информации не видит. Может задумаетесь над тем, чтобы брать с него пример?

– Когда шахтеры начнут получать пятисотфунтовые зарплаты, я подумаю, – саркастично пообещал Леннон и обратился ко мне. – В твоем возрасте я был бунтарем, им и остался.

– Родись я в капитализме, тоже бы бунтовал, – пожал я плечами. – Но мне повезло родиться там, где в основе общества лежит концепция справедливости. Не стопроцентной, мистер Уилсон, не нужно так ехидно ухмыляться – проблемы и изъяны есть везде, и мы здесь – не исключение, но факт остается фактом – Советский человек в подавляющем большинстве живет так, как мало кто в мире. У вас на Западе есть концепция «золотого миллиарда», вы с ней знакомы?

Интуристы покивали.

– Так вот – нас «в золотом миллиарде» никто не ждал и не хотел, но мы забрались в него явочным порядком, при помощи распределения прибавочной стоимости не в карманы богачей, а на улучшение уровня жизни народных масс. Итоги – налицо: закончив выстраивать мощную индустриальную экономику, создав обеспечивающий нам мирное небо над головой военно-промышленный комплекс, достигнув ядерного паритета со стратегическим противником, мы можем себе позволить сосредоточиться на последовательном улучшении уровня жизни населения, немного ослабив гайки и интегрировав в экономическую модель элементы общества потребления, призванные сделать процесс построения коммунизма более приятным, веселым и комфортным. Прости, Джон, но я не вижу ни одной причины не любить Советский союз, ощущаю полную уверенность в правильности выбранного нами пути, и готов отдать за Родину жизнь, если потребуется. Как, впрочем, и десятки миллионов моих соотечественников. А бунт… – хмыкнув, пожал плечами. – Желание бунтовать я сублимирую в добрые дела. Я слышал, у вас есть свой фонд, миссис Леннон?

– Да, – с улыбкой кивнула она. – Небольшой, содержит школы в Африке. Пожертвований я не принимаю, потому что там, где появляются большие деньги, появляется политика. Мои возможности невелики, но так я уверена, что каждый цент пойдет в дело, а не станет рычагом в чьим-то руках.

– Йоко не берет даже моих денег, – добавил Леннон.

– У мистера Ткачева тоже есть фонд, – спалил меня посол.

– Есть, – подтвердил я. – Изначально модель была как у вас, миссис Леннон – он аккумулировал доходы от моих проектов и распоряжался ими для решения проблем моих соотечественников. Он не секретный, но о нем особо не говорят – незачем. Но со временем о так называемом «Фонде Ткачева» узнали многие, и теперь мы принимаем пожертвования. Город Хрущевск построен на средства фонда, целиком, включая жилые дома, дороги, заводы, ряд совхозов неподалеку и эту студию. Так же он занимается отправкой наших граждан на лечение за границу. Не скальтесь, мистер Уилсон, прогресс идет, наша медицина развивается, и список неизлечимых собственными силами болезней сокращается. Кроме того, сила нашей медицины в другом – она доступна каждому жителю СССР совершенно бесплатно, вне зависимости от стоимости лечения. У вас в Англии медицина тоже во многом бесплатная, что гораздо человечнее, например, американской модели.

– Неужели я услышал комплимент в адрес моей страны? – «ахнул» мистер Уилсон.

– Я стараюсь быть объективным, – развел я руками.

Машина миновала КПП и остановилась.