Джонатан засмеялся.

– Да, Айгер тебе чем-то здорово не угодил, это точно.

– Просто предчувствие такое. Не твоя эта горка, старик. Она тебя уже дважды сбрасывала... Черт знает что! Во всей этой истории есть что-то ненормальное. Этот гомик хочет тебя подстрелить. Или ты его хочешь подстрелить. Не знаю, что верней. А вся эта проверочка людей, с которыми ты собрался идти? Не знаю я, что происходит, и не уверен, что хочу знать. Но чувствую я, что, если ты полезешь на Айгер, а голова у тебя будет забита всеми прочими делами, эта горка сбросит тебя за милую душу, прямо на камешки. А ты знаешь, что это ой как больно!

Джонатан наклонился вперед еще больше, не желая говорить на эту тему.

– Бен, посмотри лучше на этих, внизу. Какие маленькие людишки! Превратились в карликов, как на японской миниатюре. Будто из них постепенно высасывали отвагу и индивидуальность, пока у них и силенок-то осталось только на то, чтобы заседать в разных комитетах и подписывать протесты по поводу загрязнения окружающей среды.

– Да, не Бог весть что, пигмейчики. Свой кайф наверняка словят, если кто-нибудь из нас сорвется. У них тогда до самого вечера будет о чем поговорить. – Бен помахал рукой. – Привет, какашки!

Стоявшие внизу ничего расслышать не могли и в ответ энергично замахали и заулыбались.

– Пивка не хочешь, старик?

– Очень даже. Крикни там, пусть прямо сюда подадут. Разумеется, коридорному будут причитаться хорошие чаевые.

– У нас есть пиво.

– Шутишь, надеюсь?

– Никогда. Я могу шутить о жизни, о любви, о перенаселении, атомной бомбе и прочем подобном говне – но только не о пиве.

Джонатан недоуменно посмотрел на него.

– И ты полдюжины пива тащил на эту скалу? Да ты, знаешь ли, сумасшедший!

– Может и сумасшедший, но только не дурак. Я пива не тащил. Его тащил ты. Я его тебе в рюкзак положил.

Джонатан изогнулся и вытащил из рюкзака упаковку из шести банок.

– Черт побери! Да я тебя сейчас прямо на этих зевак сброшу!

– Подожди, дай сперва пиво допью.

Джонатан откупорил баночку и пососал пену.

– Теплое.

– Увы. Но я решил, что ты совсем взбеленишься, если тебя еще и льдом нагрузить.

Они молча ели и пили. Время от времени, когда Джонатан смотрел в бездну под собой, ему казалось, что в желудке у него машет крылышками целый выводок бабочек. За все годы занятия альпинизмом он никак не мог полностью избавиться от трепетания под ложечкой и щекотания в паху, которые нападали на него, когда он не бывал полностью поглощен самим восхождением. Это чувство не было особенно неприятным, и он считал его составной частью естественного порядка вещей в горах.

– Мы высоко забрались, как по-твоему?

– По расстоянию – на две трети. По времени – наполовину.

Джонатан согласно кивнул. Еще накануне они отметили, что последняя четверть пути, где похожая на гриб вершина начинает расширяться снизу, будет самой трудной. Джонатан рвался поскорей добраться до нее.

– Ну пошли.

– Я ж еще пиво не допил! – сказал Бен с неподдельной обидой.

– Ты две банки выдул.

– А я про третью говорю. – Он сорвал крышечку и перевернул банку, осушая ее мощными глотками. Немного пива стекло с уголков рта.

В следующие три часа одна за другой возникла масса тактических проблем. Предыдущая забывалась, как только появлялась следующая. Для Джонатана все в мироздании перестало существовать, кроме него самого и скалы: очередной шаг, надежно вбитый крюк, пот в волосах. Полная свобода, оплаченная риском падения. Единственный способ летать, если уродился бескрылым животным.

Последние пять футов были весьма своеобразными.

Стихии вволю поработали по части эрозии на хрупком гребне вокруг плоской вершины столба. Скала нависала на тридцать градусов, а порода была рыхлая и крошилась. Джонатан продвинулся в сторону, насколько мог, но порода не стала лучше, и подходящего места для крюка он найти не сумел. Он пошел поперек в обратную сторону и оказался прямо над Беном.

– Что происходит? – крикнул Бен снизу.

– Не могу найти путь наверх. Ты как забирался?

– Ну, использовал волю, умение, решимость, талант. Такие вот вещи.

– Пошел бы ты!..

– Эй, старик, слушай! Второпях ничего не предпринимай. Этот крюк – он больше для отвода глаз.

– Если я навернусь, навернется и пиво.

– Эхма!

Не было никакого надежного способа забраться на гребень. Прижавшись к скале и обдумывая ситуацию, Джонатан про себя выругался. У него стало вырисовываться совершенно немыслимое решение.

– Дай слабины! – крикнул он вниз.

– Не делай глупостей, Джон. Мы и так уже очень здорово поднялись.

– Пройти девяносто девять процентов пути – это и есть неудача. Слабины, черт тебя возьми!

Скрючившись под нависшей скалой, выпиравшей во все стороны, Джонатан прижал ладони к скальному выступу прямо над собой. Постоянно перекачивая вес между ногами и ладонями, он мог поочередно расслаблять руки и продвигать их вперед. По мере того как угол наклона его тела увеличивался, сила, необходимая для продвижения, все возрастала, пока не настал такой момент, когда он уже был не в состоянии оторвать ладонь от скалы над собой – иначе он бы камнем полетел вниз. Ему приходилось дюйм за дюймом пропихивать ладони дальше, сдирая кожу и обагряя скалу кровью. Наконец, когда ноги его уже дрожали от непомерной усталости, его пальцы нащупали край гребня и зацепились за него. Надежность захвата он оценить не мог и знал, что, когда подтянет колени, его тело так далеко откачнется от скалы, что удержаться он никак не сможет. На самом деле ему уже ничего не надо было решать: ни вернуться назад, ни дольше удерживаться в таком положении он не мог. Силы почти покинули его.

Он вжимался в скалу до тех пор, пока кости его пальцев не почувствовали скалу непосредственно, минуя подушечки. Затем он резко разжал руки, одновременно оттолкнулся ногами, сгруппировался и закинул ноги вверх.

На какое-то мгновение только ноги Джонатана были по бедра перекинуты через гребень. Верхняя часть тела вместе с рюкзаком начали тянуть его вниз головой в бездну. Он карабкался, сопротивлялся, скользя на животе, неуклюже и вовсе неэстетично, в отчаянной животной борьбе с тяготением.

Он лежал лицом вниз, задыхаясь. Из открытого рта слюна стекала на плоский горячий камень вершины. Сердце болезненно стучало в самые уши, ладони саднило от мелкозернистых камней, впившихся прямо в мясо. Легкий ветерок холодил ему волосы, свалявшиеся и торчащие колтуном от пота. Собрав все силы, он сел и осмотрелся. Он был на плоском каменном пятачке, для достижения которого и предпринимались все эти усилия. Чувствовал он себя просто потрясающе. Преисполненный восторга победы, он ухмыльнулся сам себе.

– Эй! Джон! – раздался из-под гребня голос Бена. – Как наскучит восхищаться собой, может, меня поднимешь?

Джонатан обмотал веревку вокруг небольшого выступа и начал сидячую страховку, пока Бен карабкался через гребень.

Они молчали минут десять, измотанные восхождением и преисполненные благоговения перед открывшимся вокруг пейзажем. Они являли собой самую высокую точку во всей округе. До самого горизонта тянулась мерцающая в мареве пустыня, плоская как тарелка. По одну сторону от их пятачка они могли видеть пансионат Бена, уменьшенный расстоянием так, что бассейн казался осколком зеркала, сверкающим на солнце. Время от времени порывы ветра сносили со скалы удушливую жару и охлаждали их мокрые от пота рубашки.

Они откупорили две оставшиеся банки.

– Поздравляю, старик. С очередной целочкой!

– О чем это ты? – Джонатан с благодарностью отхлебнул теплой пены.

– Я и подумать не мог, что кто-нибудь заберется на этот столб.

– Но ты же сам забирался!

– Кто тебе такое сказал?

– Ты.

– Ну знаешь, немногого же ты в этой жизни добьешься, если будешь верить таким завзятым лжецам.

Джонатан помолчал.

– Так. Изволь-ка объясниться, Бен.

– Ну, просто мой маленький розыгрыш обернулся против меня же самого. К этому столбику пристреливались очень неплохие скалолазы. Но он так и остался нетронутым. Все пасовали перед самым последним отрезком. Признайся, что он немножко с придурью. Я даже сказал бы, что ни один человек в здравом уме на него бы не сунулся. Особенно, если к другому концу веревки привязан друг.