***

«Голиафа» потрошили в закутке автомастерских. Никакой секретности, тройного забора из «колючки» или проверки пропусков по особому списку. Отгородили место — вот и все дела. Понятное дело, на ночь в шкаф запирали, но больше для порядку. Ага, поверили, да? Дополнительного часового возле мастерских всё же поставили и просто так туда посторонние не шастали.

Я, вестимо дело, посторонним не был: и по должности, и по причастности к добыче объекта. Так что пару раз за день заглядывал. Наши кулибины немецкое чудо техники собирали, разбирали, и улучшали. Именно что не пытались усовершенствовать, а на самом деле сделали лучше. Теперь танкетка не только ездила чуть быстрее, но и крутилась намного шустрее. Так что не надо про германский гений, наши ребята не хуже умеют, лишь бы кувалда поухватистее да зубило покрепче. Это я, говорите, про немцев такое рассказывал? Не может этого быть!

Отдавать чудо техники в столицу наши ребята не хотели. Бытовало мнение, что хитрые москвичи прибор себе присвоят — и поминай как звали. Не то чтобы я был особый мастер интриг, но мои намеки на это дело просто упали на готовую к такому почву. Так что начни вдруг кто узнавать, кто такое мнение пустил гулять, вряд ли до меня докопаются.

Но всё же война — общее дело, и в столицу готовили, кроме уже ненужных умельцам немецких бумаг, чертежи, журнал испытаний и прочее добро. Пусть изучают передовой опыт и пытаются повторить! Что будет с танкеткой здесь, в городе, который скоро придется сдать немцу — о таком ребята, похоже, не думали. Просто увлеклись новой игрушкой и о плохом старались не вспоминать.

***

Разведчики приехали в штаб по каким-то своим делам. Что-то кому-то привозили, я подробностей не узнавал. Факт, что зацепились мы языками с их командиром, капитаном Фирсовым — он занес бумаги в приемную, мы там кивнули друг другу, а потом я увидел его как раз возле автомастерских, куда я нес ребятам котелок с чаем — погреть душу.

Он дождался, когда я выйду, и спросил:

— Значит, это вы танкетку привезли?

— Может, и так, — ответил я, даже не замедляя ход.

— А покажете? — капитан пошел рядом со мной.

— Так тут вроде не выставка достижений, — впрочем, я остановился. Капитан был достоин того, чтобы показать ему трофей. Вежливый, не полез нахрапом, дождался даже, пока я освобожусь. — Но посмотреть можно. Пойдемте.

Я развернулся и повел его к «Голиафу». Там ребята как раз гоняли его с нагрузкой. Посмотрели, Фирсов поцокал языком, послушал историю про то, как машинка попала в наши руки. Как-то незаметно я вернулся в рассказе еще немного назад во времени и выложил ему про Васю Харченко и про то, как эта история началась. Это когда мы с немцами ехали по одной дороге и они нас не тронули.

— А у нас буквально позавчера похожий случай был. Представляешь, пошли на задание. Темно, как у… короче, хоть глаз выколи. Вот. Решили пойти по линии железки: хоть что-то видно, всё быстрее получится. В передовое охранение никого не ставили — один хрен ничего не видно. И надо же, представляешь — лоб в лоб с нами немцы! И тоже по железке шуруют! Но — навстречу нам. Все наши посыпались под откос, фашисты — как по договору, по другую сторону полотна. А насыпь там — одно название, может, с метр высотой. И лежим мы, каждый со своими, сопим в дырочку. Шепотом перекличку сделали — наши все на месте. Вдруг с другой стороны немчики: «Генрих! Генрих!». Потеряли, значится, своего.

К нам подошел какой-то залетный водила, спросить закурить. Капитан замолчал, то ли от нежелания рассказывать при постороннем такую щепетильную историю, то ли дух перевести. Любитель чужого табачку уже пошел, а Фирсов всё молчал.

— Так что там дальше на железке случилось? — прервал я его раздумья.

— Тьфу ты, задумался. Это у меня, брат, случается такое. На чем я остановился?

— Что немцы своего потеряли, звать начали.

— Ага, точно, вспомнил теперь, — почесал лоб капитан. — Ну потеряли и потеряли, такое и белым днем случается. Вдруг слышим: блеет кто-то недалеко от нас. Пошли хлопцы, притащили. А он как тот кутенок: маленький, дрожит весь, морда вся в соплях. Толкаем его, иди, мол, к своим. А у него от страху руки-ноги поотнялись, шагу ступить не может, его отпускают, а он валится. Ну ладно. Кричим фашистам, мол, тут ваш Генрих, ловите. Поняли или нет — хрен его знает, но примолкли, ждут. А мои этого пацанчика, значит, взяли за конечности, да с размаху его к своим и кинули. А он, видать, от перепугу на последней секунде обтрухался маленько, летит и бздит, да громко так. Тут мы и легли, минут пять встать никто не мог, на карачках ползали. А с другой стороны немчура ржет, ну чисто кони. Посмеялись и пошли каждый по своим делам. Вот такие пироги.

Я даже не стал задавать глупых вопросов, типа «А что ж вражин не постреляли?». Бывает, что лучше не выстрелить, от этого больше получишь. Вон, Петька в фильме про Чапая тоже беляка не стал стрелять, а его за такое меньше любить не стали.

***

Пятнадцатого сентября немцы предприняли самый масштабный налет на город. Уже с раннего утра завыли сирены, небо почернело от фашистских самолетов. Наши «ястребки» взлетели на перехват, но их было мало. Слишком мало! Не хватало зениток, аэростатов заграждения, да проще сказать, чего было в достатке — разного начальства. В бункере штаба вместе с нами оказалось сразу три корпусных генерала, Хрущев со свитой различных чинов и… Лев Захарович Мехлис. Прилетел стращать Кирпоноса с Буденным.

— Товарищ Сталин категорически запретил оставлять Киев! — всех собрали на расширенное совещание в одном из помещений бункера. Даже нам с Аркашей досталась сомнительная честь присутствовать на начальственном разгоне: мало ли что может понадобиться срочно принести-подать? Мест не хватало, генералы с полковниками, мрачно насупившись, стояли толпой. Перед встречей мы узнали, что неделю назад заместитель народного комиссара обороны СССР приказал расстрелять перед строем командира артиллерии 34-й армии Северо-Западного фронта генерала Гончарова.

— Нашему может присниться пиз…ц, — прошептал мне на ухо Масюк. — Вызовут в Москву и шлепнут. Просто чтобы страха нагнать. Я читал сегодняшнюю сводку. На линии УРов поймали больше ста дезертиров. За сутки!

— Воевать кто будет? — ответил я также тихо. Можно было не шептать — Мехлис так орал на генералов, что даже бомбежки было не слышно.

— Как говорил товарищ Сталин — «у нас нет незаменимых». Жукова пришлют. Под Ельней он себя очень хорошо показал.

Ну а то… Маршал Победы. Будет вместо Сталина принимать парад на Красной площади в 45-м. А я ведь тоже прошелся по знаменитой брусчатке. Видел как кидали к подножию Мавзолея фашистские знамена. Ничего…И еще разок пройдусь — мне не трудно.

— Так его же вроде назначили на Ленинградской фронт, — удивился я. — Там говорят, совсем жопа.

Я задумался, как помочь городу Революции. Между фронтами шла активная корреспонденция и я к ней имел доступ. Теоретически можно было вложить какой-нибудь подложный рапорт. 17 сентября передовые части фашистов прорвутся к Финскому заливу западнее Ленинграда и отрежут войска 8-й армии от основных сил фронта. Так появится Ораниенбаумский плацдарм. Если Жуков сможет укрепить Слуцк и не сдать Пушкин — есть шансы, что не будет блокады Ленинграда. Еще один вариант — оставить Лугу, сократить фронт и создать оборонительный рубеж ближе к городу. Наши вполне понимали, что немцы будут бить через Будогощь на Тихвин и далее на Свирь, дабы соединиться с финнами. Вопрос в том, есть ли у наших силы и ресурсы, чтобы не допустить прорыва. Очевидно нужен оборонительный рубеж по Волхову и далее Кириши-Мга. Ну и подготовка к блокированию движения по направлениям Будогощь-Тихвин и Кириши-Волхов — вокруг болота. Да, у болот вполне немцев можно задержать.

Может дать это в форме обмена опытом? Дескать, посмотрите, как мы укрепили и держим Конотоп… Ага, послушали меня, как же! «А откуда знаешь, товарищ Соловьев?». «Так я ж на губе сидел с штабными, и они от скуки переигрывали осаду Ленинграда — и так повернуть, и сяк, а вот так было бы хорошо, а так сделать — и вовсе весело». «Спасибо, товарищ старший лейтенант, возьмите с полки пирожок!»