— Петя, ну что ты как восьмиклассница мнёшься? — прикрикнул Михаил Петрович. — Номер за тобой пока, сейчас быстро собрался и чтобы в восемь двадцать стоял у памятника писателю Гоголю возле Генштаба. Знаешь такой?

— Найду, что там, памятников много? — промямлил я, а у самого думки в голове роятся: «Зачем я Старинову? Что он от меня хочет? На кой хрен ему вообще безвестный старлей?»

— Ты там давай, постарайся с ним общий язык найти, — начал отеческие вразумления Кирпонос. — Я его хочу к нам в оперативно-инженерную группу фронта сосватать. Голдовича сначала думал, но какой-то он… не знаю, пускай еще на армейском уровне покрутится…

Я подумал только, что пойди всё как раньше, то ни Старинова, ни Голдовича, да и вообще никого ты, Михаил Петрович, аккурат с… сегодняшнего дня ни хрена бы уже не увидел. И Тупиков, и еще куча народу. Не знаю почему, но я вдруг подошел к нему и обнял:

— Берегите себя, товарищ генерал. Я постараюсь освободиться здесь побыстрее.

— Ты что, Петро? — разволновался Кирпонос. — Почувствовал что? Ты что это? — он явно не ожидал от меня такого.

— Не, прошло уже, — я попытался улыбнуться. — Всё хорошо будет.

***

Старинов поджидал меня у памятника Гоголю, хотя я тоже пришел на несколько минут раньше договоренного.

— Соловьев! — позвал он, подходя поближе.

— Здравствуйте, товарищ полковник, — козырнул я.

— Здравствуй, — подал он мне руку. — Давай сразу к делу, времени мало. Помнишь, ты в Киеве показывал схему закладки на неизвлечение?

— Помню, конечно, — улыбнулся я.

— А я вот — нет, — как-то виновато сказал Старинов. — Зарисовал тогда на листике, в блокнотик засунул и потом не знаю куда и дел. Пытался вспомнить, но чувствую, всё не то. А тут случайно столкнулся с Михаилом Петровичем, а он и продал, что ты здесь рядышком где-то бегаешь. Поздравляю, кстати, с наградой. Растешь над собой!

— Спасибо, обязательно потом проставлюсь.

— Это ждет

— Так давайте блокнот, я еще раз изображу, — с облегчением подумал я. Хорошо, что из-за этого встретились. А я чего только не передумал, пока шел на эту встречу.

— Да погоди ты рисовать, — отмахнулся полковник. — Пойдем-ка со мной, тут один человек есть, проведем небольшое совещание.

Илья Григорьевич повел меня не в здание Генштаба, возле которого мы стояли и куда я уже почти привык приезжать с Кирпоносом, а в другое, на Арбате. Проходя мимо четвертого дома, я невольно вспомнил вчерашние приключения с Буряковыми. Как там они, интересно? Едут в своем поезде? Зимовать в Алма-Ате тоже не подарок. Холодные метели, морозы. Там же горы считай прямо в городе.

Старинов выписал на меня пропуск на проходной и повел длинным коридором вдоль бесконечного ряда одинаковых дверей без табличек. Даже не задерживаясь, он вдруг повернул и без стука вошел в одну из них. Умно придумано: кому не надо, ни за что не найдет нужную дверь, а кому положено, те и без табличек знают то, что им надо знать. Из-за стола поднялся среднего роста седоватый майор-артиллерист, улыбнулся и шагнул навстречу Старинову.

— Ну здравствуй, Илья Григорьевич, — продолжая лыбиться от уха до уха, сказал он. — Спасибо, что зашел!

— Так обещал ведь, Федот Михайлович, — пожал ему протянутую руку полковник. — Знакомьтесь. Это Пётр Соловьев, тот самый, из Киева, о котором я рассказывал. А перед нами начальник второго отделения третьего отдела пятого управления Генерального штаба Красной армии, майор Глотов.

— Ты, Илья Григорьевич, когда мою должность произносишь, мне самому страшно становится, — улыбнулся майор. — Давайте по имени-отчеству. Так проще. Ваше, товарищ старший лейтенант, какое?

— Николаевич, — четко сказал я. Улыбки дело хорошее, а начальник из Разведупра — не хрен собачий, мало ли что.

— Да ты расслабься, Пётр Николаевич, не тянись, все свои, — хлопнул меня по плечу Глотов. — Рассаживайтесь где удобно, я схожу, насчет чайку похлопочу.

Он вышел из кабинета, а мы со Стариновым повесили фуражки на стоявшую в углу вешалку и сели у простого соснового стола. Не успел я подумать, что такому чину и получше мебель могли бы найти, как майор вернулся, будто заправский официант неся в одной руке три стакана с чаем в подстаканниках, а в другой — тарелку, на которой горкой высились бутерброды из серого хлеба с вареной колбасой.

— Так, ребята, дорогу освободите, — сказал он, захлопывая за собой дверь ногой, — пока не расплюхал. Бутерброды у Панфилова украл из приемной, — засмеялся он. — Начальник себе еще найдет, а нам с чаем в самый раз. Настоящий, индийский, — подвинул он нам по стакану. — Угощайтесь.

Пару минут мы пили чай и в кабинете было слышно только прихлебывание в три пары губ.

— Ну что, Петр Николаевич, покажи нам свою придумку, — сказал Старинов, когда мы допили довольно-таки недурственный чаёк и уничтожили начальственные бутерброды, тарелку от которых Глотов спрятал в шкаф за какие-то папки. — Ты не смотри что Федот артиллерист, это, конечно, грех большой, но в нашем деле он понимает получше многих.

Я пододвинул поближе лист бумаги и нарисовал схему установки на неизвлечение, которую демонстрировал Старинову в Киеве, попутно объясняя, что к чему. Хотя кому я что рассказывал? Тут такие зубры сидят! Не чета мне. А слушают, спрашивают. Тогда я решил еще пару козырей им подарить. Одно дело делаем.

— Ладно, с этим всё, — сказал я, отодвигая листик. Глотов его тут же схватил, что-то быстро написал на обратной стороне и бросил в ящик стола.

— Ну ты и жук, Федот, — притворно обиделся Старинов. — А ну верни всё быстро взад, я еще не зарисовал. Вижу, еще что-то рассказать хочешь, аж ногами от нетерпения засучил, — это он уже мне добавил.

— А почему бы и нет, — согласился я. — Раз такая компания собралась. Еще пару-тройку листов бумаги изведем. Смотрите. Наверняка вы знаете о немецкой шпрингмине. Она же «лягушка». Ничего такого выдающегося в ней нет, я уже успел ее посмотреть так сказать «в натуре». Вот тут наступил, замедлитель пошел к вышибному заряду, она прыгнула, взорвалась, шарики в стороны, враг в изумлении…

Полковник с майором кивнули одновременно. Эту часть рассказа они и без меня знали. Глотов посмотрел на меня в ожидании продолжения, а Старинов не выдержал и вопросительно протянул:

— А дальше?

— Тут, дорогие товарищи, — продолжил я тоном опытного учителя, — есть парочка маленьких хитростей, которые сделают производство игрушки дешевле, а изумление наступившего и его друзей — гораздо сильнее…

Смотрю, вникают, но без энтузиазма. Видать, прикидывают, к кому обращаться насчет производства, да что скажут в высоких кабинетах. А на коленке такое добро не изготовить, нужны хоть какие-никакие, а условия. Мои подозрения подтвердил и Старинов:

— Сам про производство говорил… Берем, конечно, но… пока наладят, туда-сюда, хорошо, если месяца через три… Да и дорого. Боюсь там зарежут такую мину — майор ткнул карандашом в потолок — Нужно что-то дешевое, простое

— Ладно, нате вам такое, что хоть в лесу на пеньке сделать можно! — они меня прямо-таки раззадорили. — Вот картонный цилиндр, сюда патрон, сюда гвоздь. Хоть пионеров посадите со старушками, будут клепать такое добро не глядя! Немец идет, наступает, пуля ему в стопу попадает. Не убьет, зато ранит. А если ранит, то это что? Надо еще двух пехотинцев эвакуировать «подбитого» камарада. Значит, выводим из строя сразу трех «гансов». Годно?

Мои собеседники аж рты пооткрывали. Я, наверное, почти минуту смотрел на немую паузу. Илья Григорьевич еще раз посмотрел на листик с каракулями, встал, поправил портупею и сказал:

— Вот за это — от всей души благодарю. Будет «противопехотная мина Соловьева»!

— Скажете тоже, «мина», — махнул я рукой. — Не от хорошей жизни придумали.

— Ладно, поделились боевым опытом, давайте вернемся к теме нашей встречи, — официальным тоном сказал Глотов.

Как-то даже холодом подуло. Я невольно посмотрел на форточку: вроде закрыта, с улицы по-прежнему доносятся только слабые звуки моторов проезжающих машин. С другой стороны, ничего такого сильно опасного для меня тут быть не должно. Иначе по другому ведомству разговор бы был. С которым тот же Глотов вроде как соперник. Значит, дела сугубо армейские, да еще и неофициальные. Прорвемся.