— Как вы можете гарантировать положительный результат? — спросил генерал КГБ.

Он не доверял ей. Он не доверял ни одной женщине, готовой возглавить какое-нибудь важное дело. Женщина может занимать видный пост, красоваться на этом посту, но за ней должен непременно стоять мужчина.

— Потому что я знаю, как его добиться.

— Если даже такие испытанные кадры, как генерал Матесев, не смогли ничего сделать, как вы можете давать какие-либо гарантии?

— Точно так же, как я гарантирую, что мне поручат эту миссию, — улыбнулась Анна. — Ведь ни одного из командиров отрядов особого назначения нет в живых.

— Вы просили об этой встрече еще вчера, а они перестреляли друг друга только что.

— Вернее, десять минут назад. Я сказала каждому из них, что некто собирается их убить, а спустя пять минут потушила свет и бросила в помещение, где они находились, шутиху. Они поступили так, как я и предполагала.

— Так это вы их убили?! Неужели вы думаете, что мы доверим вам столь ответственную миссию после того, как именно вы погубили наших лучших командиров?

— Конечно. У вас просто не будет иного выхода, и в конце концов, дорогие товарищи, вы примете единственное разумное решение, — ответила Анна Чутесова. — То есть используете меня. Более подходящей кандидатуры у вас нет.

Поднялся генерал, представляющий Восточную группу войск, и, ударив кулаком по столу, прорычал:

— Ваш предательский поступок вызывает омерзение! Как вы можете надеяться, что после этого мы дадим вам одно из самых ответственных заданий в истории Советского Союза?

— А почему бы и нет? То, что произошло наверху, служит моим мандатом. До сих пор никто не знал, что я способна убивать. А теперь залитая кровью комната на первом этаже служит доказательством, что я не просто способна убивать, но и делаю это великолепно.

Все в комнате укоризненно покачали головами, и только один пожилой товарищ, участвовавший в революции 1917 года и работавший со Сталиным, медленно кивнул и произнес:

— Она права. Наша очаровательная Анна Чутесова наглядно доказала, что является не только лучшей, но, пожалуй, и единственной кандидатурой для выполнения этой миссии. Вы молодец, Анна!

— А что, если она решит использовать Рабиновича в собственных целях? — спросила дама с бицепсами.

— Неужели вы думаете, что я настолько глупа, чтобы пытаться управлять человеком, которому ничего не стоит убедить меня в том, что вместо него я вижу свою мать или своего отца? Может быть, вы лишились рассудка или говорите так, потому что попали в мужское окружение? — возмутилась Анна.

— Я ничем не уступаю мужчинам, — откликнулась та.

— Разумеется! — заметила Анна без тени сарказма. — У вас типично мужская логика. Неужели кто-либо из присутствующих допускает мысль о том, что я намерена оставить человека вроде Василия Рабиновича в живых?

Ответа не последовало.

— Главная моя цель, — продолжала Анна, — не допустить, чтобы он добрался до ядерной кнопки или заполучил в подчинение целую армию. Возможно, мне не удастся это сделать. Но вы должны иметь в виду, что запуск ракеты, нацеленной на нашу страну, может и не означать начала атомной войны. Это может быть жестом отчаяния перепуганного человека, пытающегося нам доказать, что он не такой беспомощный, каким кажется. Вы улавливаете мою мысль?

— Уж не хотите ли вы сказать, что мы должны после атомного взрыва сидеть сложа руки? — спросил командующий Западной станцией запуска ракет.

— Нет, куда лучше уничтожить весь мир в ядерной катастрофе, лишь бы проучить одного и без того перепуганного человека. Прощайте, товарищи, у меня больше нет времени на подобные разговоры.

— Чем мы можем вам помочь, Анна? — спросил старый революционер.

— Если вы верите в Бога, молитесь, чтобы Василий Рабинович не взял в свои руки командование армией. Я читала характеристику его личностных и профессиональных способностей и могу сказать, что если бы кто-то из присутствующих наложил в штаны от страха, это было бы вполне адекватной реакцией на данную ситуацию.

Василий Рабинович был в восторге от танков. Ему нравилось, как, выстроившись в ряд, они дают залп по горному хребту, и тот обваливается под ударами снарядов. Ему нравилось, как дрожит земля под гусеницами танков. Ему нравилось, как разбегалась пехота, когда на ее позиции наступали танки. Ему нравились танки. И гаубицы тоже.

— Здесь все, как на настоящей войне, сэр, — сказал Василию полковник.

Василий попытался стряхнуть со своего костюма пыль Форта Пикенс, военной базы в Арканзасе. Это было бесполезно. Пыль не только не стряхивалась, но еще сильнее въедалась в ткань. Здесь, в Форте Пикенс, было столько пыли, что ее хватило бы на все костюмы, сшитые за всю историю человечества.

— Отлично, полковник! — закричал Василий, перекрывая грохот гаубиц. — Отлично!

— Лучше, чем во Вьетнаме, сэр. Здесь мы, по крайней мере, видим, куда стреляем.

— Да, горный хребет — великолепная мишень. Вы когда-нибудь думали о войне с русскими?

— Сэр, я постоянно думаю об этом. Дня не проходит, чтобы я не подумал о войне с русскими. Они — наши первейшие враги.

— Так, может быть, завтра утром и начнем?

— Для этого нам нужна небольшая разминка.

— Что значит разминка? — воскликнул Василий. — Вам платят деньги, чтобы вы постоянно находились в состоянии боевой готовности, вы получаете колоссальные бюджетные ассигнования, полковник. Как вы можете говорить о какой-то там разминке?

— Для того, чтобы подготовиться к большой войне, необходимо сначала провести небольшую кампанию. Репетицию. Это надежнее всяких учений.

— Я всегда думал, что следует готовиться к войне для того, чтобы сохранить мир, а не воевать ради того, чтобы воевать, — сказал Василий.

— Надо иметь в виду и то, и другое, — ответил полковник. На нем был полевой шлем, на боку висел пистолет. — Если бы вы не были моим командиром во Вьетнаме, я не стал бы даже говорить с вами об этих вещах.

— Просто я хочу продемонстрировать русским, что мы имеем боеспособную армию. Мне не нужна полномасштабная война с ними. У меня нет желания убивать.

— Ни одна война не обходится без жертв, сэр.

— Мне достаточно всего лишь нескольких сражений. Даже, может быть, одного-единственного сражения.

— Как и всем нам, сэр. Только любое сражение уже означает войну.

— Именно этого я и опасался, — вздохнул Василий. — Кстати, вам не кажется, что танки должны стрелять прямо с ходу? Если это невозможно, лучше использовать гаубицы.

— Это не соответствует нашим методам ведения боя.

— Делайте, как я вам сказал, — осадил полковника Василий.

— Но, сэр...

— Делайте, как я сказал! — повторил Василий.

Чутье подсказывало ему, что раз этим воякам необходимо готовиться даже к самой пустяковой войне, ими нужно соответствующим образом руководить. Ведь самое страшное, что может произойти, — это начать войну и проиграть ее. Тогда ему не удастся произвести на русских должного впечатления. Америка должна во чтобы то ни стало выиграть войну.

Василий записал в блокнот: «Один полк, с полным вооружением».

Этого было мало. Ему необходимы были дивизии, причем боеспособные дивизии. Он не оказался бы здесь, не занялся бы самоличной проверкой и выяснением, стреляют ли орудия и есть ли кому стрелять из них, если бы не столкнулся вновь с американской военной машиной.

После того, как ему не удалось запустить ядерную ракету и тем самым предупредить русских, что его лучше оставить в покое, Рабинович решил добраться до верхушки американского военного руководства, которое, как известно, сидит в Пентагоне в огромном пятиугольном здании. Здесь американский генералитет составляет планы производства новой военной техники, разрабатывает военную стратегию и решает вопросы, связанные с поддержанием самой сложной и современной системы вооружений в мире.

Очень скоро Василию захотелось бежать оттуда: он понял, что ему следует обзавестись собственными танками, оружием и людьми, умеющими из него стрелять, — в противном случае он не сможет защитить себя от русских. Рассчитывать на защиту со стороны Пентагона явно не приходилось.