Когда очередь дошла до Смита, он сказал:

— Я знаю двоих, которые сумели бы добраться до крепости под перекрестным огнем. Один из них здесь, с нами.

— Что значит один человек против целой дивизии! — воскликнул Рабинович. — Даже если у него семь пядей во лбу.

— Против каждой слабости, о Великий Ван, существует сила. И против каждой силы существует слабость, — заметил чудаковатый кореец.

Со стороны гор по-прежнему доносился оглушительный грохот орудийной канонады.

И тут Рабинович понял, что имел в виду Чиун под словом «слабость».

— Боеприпасы! Ну конечно, все дело в боеприпасах. Если они стреляют без остановки, у них там наверняка находится огромный склад боеприпасов. Нужно взорвать его, и все взлетит на воздух к чертовой матери. И тогда мы начнем атаку. Конечно, тут важна точная координация, но чело вполне может выгореть.

— Да, но как добраться до этого склада в одиночку, да еще под огнем? — спросил полковник.

И тогда Великий Ван отдал Чиуну довольно странный приказ:

— Надо пробраться к бункерам в горах и заложить туда взрывное устройство. С вашими штучками-дрючками вы сумеете это сделать. Обо мне не волнуйтесь. Я буду цел и невредим.

— Как я могу волноваться о вас, Великий Ван? Вы — основоположник школы Синанджу, и я не посмел бы нанести вам подобное оскорбление. Но разве достойно Мастера Синанджу закладывать взрывное устройство? Кого мы намереваемся убить? Какого великого человека?

— Что значит «кого»? Ай, перестаньте морочить мне голову, делайте, что вам говорят! Мы и так слишком долго бездействуем вместо того, чтобы развивать наступление.

— Взрыв уничтожает всех без разбора. Закладывать взрывное устройство — дело солдата, которому безразлично, кого убивать. Он лишен эстетического чувства. Неужели вы хотите, чтобы я стал обыкновенным солдатом, Великий Ван?

— Конечно! Уверяю, вам это ужасно понравится. Вы увидите, как приятно взрывать людей вместо того, чтобы сносить им головы голыми руками. И не беда, если ваше эстетическое чувство от этого немного пострадает. Ясно? Идите и выполняйте.

Чиуну, ни разу в жизни не осквернившему учения Синанджу, вручили эти самые взрывные устройства, от которых должны были погибнуть все, кто окажется поблизости в момент взрыва. И, что самое печальное, теперь он был уверен, что ему это понравится.

Ему не нужно было дожидаться темноты, чтобы незамеченным пробраться в неприятельскую крепость. Враги и так не видели его — от страха, усталости и от того, что в их глазах преломлялись тепловые лучи. К полудню человеческий зрачок сжимается и поле зрения соответственно сужается. Этим и воспользовался Чиун, двигаясь по направлению к горам с взрывателями в руках.

— Невероятно, что они не стреляют, — сказал один из полковников.

— Они попросту не видят его, — объяснил Харолд Смит, глядя в бинокль на пересекающую открытое пространство фигурку Чиуна.

Смит позаботился о том, чтобы перевести сюда компьютерные терминалы КЮРЕ, так как именно здесь находился Рабинович — лучший друг мисс Эшфорд и спаситель Америки.

— Но мы-то его видим, — возразил полковник.

— Правильно, потому что смотрим на него под другим углом. Для тех, кто в горах, он невидим.

— Из него вышел бы отличный лазутчик.

— Не думаю, чтобы он согласился на такую работу, заметил Смит. — Ну ладно, пойду к своим компьютерам. Кстати, поступила очередная партия боеприпасов.

Как и всякая крепость, укрепление русских тщательно охранялось, особенно со стороны входа. И как всякий Мастер Синанджу, Чиун не стал ломиться в закрытую дверь. Раздвигая бетонные и проволочные заграждения одной рукой, он крепко сжимал в другой взрывное устройство. Проникнув в подземный тоннель, он увидел оторопелого русского солдата, и хотя тот отнюдь не был важной шишкой, Чиун мгновенно отправил его к праотцам.

Сперва солдат увидел, как раздвигается бетонная стена. Потом он увидел азиата в черном кимоно. А потом он уже больше ничего не видел.

Беспрепятственно проникнув на укрепленную территорию, Чиун на чистейшем русском языке поинтересовался, где находятся оружейные склады. Поначалу военные не пожелали поделиться подобной информацией с иностранцем, тем более что в руках у него было взрывное устройство с часовым механизмом. Однако под действием невыносимой боли они передумали и стали куда более разговорчивыми.

Чиун включил часовой механизм, засунул взрывное устройство между артиллерийскими снарядами, выбрался из крепости сквозь первую попавшуюся стену и, не теряя времени, спустился вниз, потому что в горах он уже не мог оставаться невидимкой.

Ему все еще не давал покоя вопрос: почему Великий Ван заставил его делать то, что по силам любому солдату, а главное — почему он, Чиун, безропотно согласился выполнить задание? Это были серьезные вопросы, и даже оглушительный взрыв, грянувший за спиной, не смог отвлечь Чиуна от раздумий. Может быть, все это нехорошо? Почему ему доставило удовольствие убивать людей, которых он не знал и к которым не испытывал даже презрения? А Безумный Смит? Как получилось, что он стал в глазах Чиуна чуть ли не самым мудрым из всех? Ведь он белый до мозга костей.

Чиун равнодушно взирал на возбужденных атакой людей. Одни неумехи атакуют других неумех. Среди них нет никого, кто владел бы настоящим, чистым ударом.

Наконец американские войска вступили на территорию русских укреплений. Тут головная колонна остановилась, командиру требовалось сообщить что-то очень важное лично генералу. Побежали за Рабиновичем.

Теперь было ясно, что именно русские защищали с таким ожесточением и почему не доверяли оборону этого объекта сорниканцам.

В глубокой подземной шахте, настолько надежно укрепленной и охраняемой, что заложенное Чиуном взрывное устройство не причинило ей ни малейшего вреда, находились ядерные ракеты средней дальности. Это смертоносное оружие обладало такой точностью попадания, что при желании его можно было направить в окно Овального кабинета Белого дома.

Тайком разместив ракеты в горах Сорники, Россия нарушила договор о нераспространении ядерных вооружений. Отсюда по Америке мог быть нанесен внезапный ядерный удар.

Сообщение о советских ракетах немедленно полетело в Вашингтон, поставив точку в спорах о правомерности американского вторжения в Сорнику. Стало очевидно, что три танковые колонны спасли страну.

Русские ракеты не были выдумкой, их мог увидеть любой телерепортер. Но газетчики продолжали отрицать очевидное и держались прежней линии.

— Ну и что? — заявила одна дама-журналистка, умудрившаяся до этого доказывать, что в преступлениях арабских террористов виновен не кто иной, как президент Соединенных Штатов. — Вспомните, что мы писали о Кампучии, где красные кхмеры заставляли детей убивать своих сверстников. Там творились вещи похуже, чем в Сорнике. Там уничтожали миллионы людей, как во времена Гитлера. Целые города превращались в пустыни.

— Да, я действительно приветствовал красных кхмеров, — заметил корреспондент нью-йоркской газеты.

— Нужно во всем винить американцев, — высказался сотрудник вашингтонской газеты.

— Как же так? — возразил их коллега. — Русские ракеты нацелены на наши города.

— Когда стало известно о зверствах красных кхмеров, — невозмутимо продолжала дама-журналистка, — я во всем обвинила Америку, потому что она бомбила Камбоджу. Когда на тебя сыплются бомбы, поневоле озвереешь.

— Но бомбардировкам подвергались и другие страны. Во время второй мировой войны Англию бомбили намного сильнее, чем Камбоджу. И тем не менее англичане не превратились в дикарей и не начали истреблять друг друга.

— К чему эти исторические аналогии? Пиши все, что тебе угодно. Когда мне приходится слегка привирать, я обычно говорю, что такова горькая правда. В Бостоне это проходит на ура. И чем горше правда, тем лучше.

— Выходит, на сей раз горькая правда состоит в том, что если русские разместили здесь свои ракеты, то Америка сама в этом виновата, поскольку вторглась на территорию Сорники?