Чиун выбросил вперед руку, готовясь нанести Римо тот самый удар, в чистоте которого никто не мог с ним сравниться. Римо знал силу этого удара, который папочка отрабатывал с ним долгие годы. В ходе тренировок ему ни разу не удалось отразить этот удар; в последнюю минуту Чиун сам останавливал свою руку. Но на сей раз он не собирался останавливаться до тех пор, пока не сокрушит противника, призвав на помощь все свое мастерство, оттачивавшееся на протяжении многих десятилетий.

Римо сосредоточился и приготовился к обороне. Каждый мускул его натренированного тела помнил уроки Чиуна. И когда Чиун обрушил на него свой удар, Римо сумел отразить его с таким проворством и силой, которых прежде в себе не подозревал.

Римо одолел Чиуна! Впервые в жизни он превзошел своего учителя. Нанося ему ответный удар, призванный обезопасить Чиуна, но ни в коем случае не повредить ему. Римо понял, почему это произошло. Он вспомнил слова Великого Вана: «Сейчас ты находишься на вершине своего мастерства».

Когда-то Ван сказал то же самое Чиуну. Но таков уж закон природы, что за вершиной следует спад. Все эти годы силы Чиуна постепенно убывали, Римо же день ото дня наращивал свою мощь, пока не превзошел учителя.

Со смешанным чувством печали и облегчения Римо перенес поверженного Чиуна в дальний угол кабины.

Лампочки загорелись снова.

— Что произошло? — спросила Анна. — Почему Чиун лежит на полу?

— Это был величайший поединок в моей жизни, — проговорил Римо.

— Но он продолжался всего лишь мгновение!

— А ты хотела, чтобы мы надели боксерские перчатки и дубасили друг друга пятнадцать раундов?

— Я бы хотела хоть что-нибудь увидеть.

— Даже если бы свет не погас, ты все равно не смогла бы ничего разглядеть. Обычному человеческому глазу не угнаться за нашими движениями.

— Это — настоящий Чиун, — констатировала Анна. — К сожалению, где-то здесь тебя подстерегает еще один Чиун, под маской которого скрывается Василий Рабинович. Удачи тебе, Римо.

— Спасибо. Когда Чиун очнется, не говори ему, что он проиграл поединок, ладно?

— Но он и так все вспомнит.

— Не знаю уж, что он вспомнит, — сказал Римо и поднялся на этаж, где званый вечер был в самом разгаре.

Пробираясь в толпе гостей, он попытался выяснить, где находится Василий Рабинович. Все знали это имя. Да и как не знать такую знаменитость! Зал был набит людьми, преисполненными ощущения собственной значимости, которое только усиливалось от их общения между собой.

Здесь были банкиры, издатели и владельцы телевизионных компаний. Здесь были известные хирурги и ученые, промышленные магнаты и политики. Здесь были министры и советники президента. Здесь собралась вся американская элита, но эти люди нисколько не интересовали Римо. Единственный человек, которым он по-настоящему дорожил, лежал без сознания в лифте. Еще один человек, который был ему небезразличен, фактически превратился в зомби. Не исключено, что такая же участь ожидала и самого Римо.

Все вокруг знали Василия, но никто не знал, где он находится.

Популярная ведущая одной из телевизионных программ решила пококетничать с Римо, но он послал ее к черту.

— Почему вы грубите? — обиделась она.

— Потому что я так хочу, — огрызнулся Римо.

— Вы знаете, кто я?

— Ничтожество, каких много в этом зале.

Наступила мертвая тишина. Какой-то выскочка посмел назвать избранное общество сборищем ничтожеств! Кто-то в толпе хихикнул, но в основном гости сохраняли важный вид, чтобы никто не подумал, будто их задело замечание незнакомца.

— Значит, вы считаете нас ничтожествами? — расхохоталась телевизионная ведущая.

— Именно. Через тысячу лет о вас никто не вспомнит. Не только о вас, но и о ваших детях, даже если они достигнут вдвое большей известности, чем вы. Так кто вы после этого?

— Важно не то, что произойдет через тысячу лет, а то, что происходит сейчас, — парировала телеведущая.

— Ну что ж, тогда упивайтесь своей известностью, — бросил Римо.

Кто-то предположил, что, поскольку этот грубиян одет в джинсы и футболку, он наверняка ворвался сюда без приглашения. Тут же было решено пригласить толпящихся снаружи охранников, чтобы они выдворили Римо из зала. Появление охранников было встречено громкими аплодисментами, и все было бы замечательно, если бы в следующую минуту их тела не оказались размазанными по стене.

— Рабинович! — крикнул Римо. — Где вы? Выходите немедленно!

И снова в зале повисла мертвая тишина. Внезапно распахнулась дверь, и толпа расступилась, пропуская невысокого человечка с печальными глазами, который уверенным шагом направился к Римо. Римо занес руку, чтобы ударить его, но тут же осекся, потому что увидел перед собой Чиуна. Он казался таким хрупким и беззащитным, что у Римо сжалось сердце от нежности к нему.

— Ты в порядке, папочка? — спросил Римо.

— Да, но только я не Чиун, а твой друг Василий Рабинович, и ты сделаешь то, что я тебе велю.

— Хорошо, Василий. Рад тебя видеть. Странно, но на мгновение я принял тебя за Чиуна.

— Ты должен убить Чиуна. Он оказался предателем.

Римо молча кивнул. Все его существо повелевало ему убить Чиуна. Каждая клеточка его тела кричала: «Убей Чиуна!» И он знал, что сделает это. Но тут к горлу у него подступил ком, и какой-то далекий голос, доносящийся из самой глубины мироздания, подсказал ему, как он должен ответить. И Римо ответил Рабиновичу:

— Нет!

— Ты должен доказать свою преданность, — настаивал Рабинович. — Сопротивляться моей воле бесполезно. Да ты и не способен больше сопротивляться.

«Убей Чиуна!» — стучало у Римо в висках. Он повалился на пол, лишь бы только не слышать этого властного голоса, лишь бы только ничего не видеть и не понимать. Нет, он не позволит себе поднять руку на Чиуна. А если рука не послушается его, он сломает ее. Если ноги понесут его к Чиуну, он сломает и их. И опять откуда-то издалека, где нет света и где все — свет, донесся голос, и Римо услышал то самое слово, которое так хотел услышать. Это был ответ на самый главный вопрос в его жизни.

Голос сказал ему «да». Это был тот самый голос, которому внимали древние евреи на горе Синай. Это был тот самый голос, который на третий день творения благословил все живое.

И теперь этот голос говорил «да» жизни и всему, что есть доброго в человеке.

Римо увидел перед собой ухмыляющееся лицо Великого Вана, и тогда чистым и уверенным движением, которому могли бы позавидовать все прежние мастера Синанджу, он снес ему голову.

Голова Василия Рабиновича покатилась по полу, и люди вскрикнули от ужаса. С глаз Римо спала пелена. Тело его ныло от ушибов. В том месте на полу, где он корчился, стараясь побороть в себе желание убить Чиуна, паркетный пол превратился в груду щепок.

Он мог гордиться своим ударом. На руке не было ни единой капли крови, ладонь отсекла Рабиновичу голову, точно бритва. Сердце не сразу остановилось в обезглавленном теле, и спустя какое-то время вокруг раны образовалась темная кровавая лужа.

— Кто вы? — едва оправившись от потрясения, спросила телеведущая.

Римо не ответил. Он поднялся наверх и, взглянув на распределительную панель, сообразил, где может находиться Смит.

Тот сидел за компьютером. Вид у него был усталый и растерянный.

— Римо, где мы?

— На Пятой авеню, в квартире Рабиновича.

— Ничего не понимаю. Последнее, что я помню, это как я собирался его убить. Что это у меня на экране компьютера? — Смит в ужасе затряс головой. — Не может быть! Они уже взлетели?

— О чем вы? — спросил Римо.

— Президент уже здесь?

— Нет, я развернул его от подъезда.

— Хорошо. Понимаю. Так. Я должен это остановить, пока все мы не взлетели на воздух. Где Рабинович?

— Частично в зале, где находятся гости, а частично, наверное, в соседней комнате. Точно не знаю.

— Благодарю вас. Мы так нуждались в вашей помощи, и вы отлично сделали свое дело. Теперь можете уходить в отставку, Римо. Вы ведь собирались покинуть страну?