Жили-были в Лондоне на одной площади два вокзала. Их звали Сент-Панкрас и Кингс-Кросс. Они жили бок о бок и вечно спорили, кто лучше.

— А у моих перронов останавливаются не только паровозы, но и тепловозы, хвастал Сент-Панкрас.

— Подумаешь! У моих тоже! — не уступал Кингс-Кросс.

— А у меня ресторан есть, — говорил Сент-Панкрас.

— И у меня!

— Он и по воскресеньям открыт!

— И мой тоже!

— Подумаешь! — Кингс-Кросс не сразу нашелся, что ответить. — А зато у меня десять платформ, а у тебя только семь.

— Но мои вдвое длиннее твоих! — ответил Сент-Панкрас. — Да еще у тебя часы отстают.

Часы на вокзале Кингс-Кросс ужасно разозлились и затикали быстрее, чтобы догнать время. Они так поспешили, что скоро уже отставали часы на вокзале Сент-Панкрас и, чтобы догнать соседа, тоже затихали быстрее и быстрее. Теперь уже и те и другие часы спешили вовсю; пришлось и поездам поспешить, чтобы прийти без опоздания. Часы летели вперед, и поезда неслись вперед, и под конец у них даже не хватало времени, чтобы высадить своих пассажиров: они приезжали на вокзал и тут же отправлялись назад. Пассажиры очень сердились и махали из окон зонтиками.

— Эй, остановитесь! — кричали они. Но поезда их не слушали.

— Не можем! — отвечали они. — Иначе мы опоздаем. Посмотрите на часы!

Да, теперь часы летели так быстро, что, не успев показать утро, тут же показывали вечер. Солнце недоумевало.

— Наверное, я отстаю, — решило оно и помчалось по небосводу быстрей, быстрей, быстрей.

Жителям Лондона тоже пришлось нелегко. Они вскакивали с постели и тут же ложились спать, но, не успев даже заснуть, опять вскакивали и спешили на работу. А дети бежали в школу и, не успев ответить, сколько будет дважды два, бежали назад домой.

В конце концов лорд-мэр Лондона сказав королеве:

— Ваше величество, так дальше продолжаться не может! Я предлагаю выдать медаль Юстонскому вокзалу. Тогда наши два вокзала от зависти перестанут спорить друг с другом.

— Прекрасная идея! — сказала королева.

И вот она выехала из Букингемского дворца в сопровождении лорд-мэра, конной гвардии и гвардейского духового оркестра, а впереди шел премьер-министр и на красной бархатной подушке нес золотую медаль.

Когда королевский кортеж достиг Кингс-Кросса, оба вокзала перестали спорить и проводили его глазами.

— Что я вижу, Сент-Панкрас! — воскликнул Кингс-Кросс. — А ты видишь?

— Да! — ответил Сент-Панкрас. — Это медаль Юстонскому вокзалу за то, что у него пятнадцать платформ. Какая несправедливость! Ты-то уж наверняка лучше Юстона!

— И ты лучше, Сент-Панкрас, — сказал Кингс-Кросс.

Сент-Панкрас удивился, но подумал, что худой мир лучше доброй ссоры, и сказал:

— Будем друзьями, Кингс-Кросс.

— Будем! — ответил Кингс-Кросс.

Так они стали друзьями и бросили спорить, а их часы перестали спешить, и поезда перестали торопиться. Все были довольны.

— Вы умный человек, лорд-мэр! — сказала королева.

— Благодарю вас, ваше величество! — ответил лорд-мэр.

Жил-был на свете Карандаш. Он очень любил рисовать всякие палочки, закорючки к загогулины. Но однажды он сказал:

— А теперь я буду рисовать точки.

И он нарисовал одну точку большую и другую маленькую.

— Ты будешь Точка-мама, — сказал он большой точке. — А ты — Точка-дочка, сказал он маленькой.

Сначала точки были очень довольны.

— Хорошо быть точкой! — говорили они. — Куда лучше, чем какой-нибудь закорючкой или загогулиной.

— Не задавайтесь, пожалуйста! — сказала Загогулина, их соседка. Подумаешь, какие-то там Точки. Сидите и помалкивайте!

Они сидели и помалкивали, но потом Точка-мама сказала:

— Поиграть бы во что-нибудь!

— Разве тебе полагается играть? — удивилась Точка-дочка. — Ты ведь большая. Мне вот можно играть, я маленькая. А ты должна работать и вообще заниматься только серьезными делами.

— А я не хочу! — сказала Точка-мама, — Играть веселей!

— Э нет, это не по правилам, — сказал Карандаш и обвел большую точку Кругом, чтобы она никуда не убежала.

Точка-мама очень рассердилась.

"Как же мне выбраться из этого Круга? — подумала она. — Может быть, заплакать? А потом по морю слез переплыть через Круг?"

И она попробовала заплакать, но не сумела выжать ни слезинки.

— Слезами горю не поможешь — сказал Круг. — Промокашка их живо высушит.

"А может, поговорить по-хорошему с Кругом? — подумала точка. — Вдруг он меня выпустит? Поздороваюсь с ним и скажу: "Доброе утро, милый Круг! Как поживают в круге маленькие дуги? Все ли здоровы в кругу вашей семьи? А как Полярный Круг, ему уже лучше?"

Но вряд ли и это поможет".

А в это самое время Карандаш решил: "Напишу-ка я рассказ!"

И начал писать.

Маленькой точке он сказал:

— Встань-ка, пожалуйста, над буквой И. Вы, конечно, знаете, что в английском языке буква И пишется с точкой вот так: i.

Карандаш написал букву i, а точка прыгнула на букву и получилось i.

— Прекрасно! — сказал Карандаш и продолжал писать свой рассказ.

Он написал его до конца, оставалось только поставить точку, но тут Карандаш вдруг сломался. И очень огорчился.

— Не плачь! — сказал Ластик. — Я сотру часть Круга, тогда точка сможет выйти из него и стать в конце твоего рассказа.

— Это мысль! — обрадовался Карандаш. — Большое тебе спасибо, дорогой Ластик.

И вот Ластик стер часть Круга, точка вышла из него и стала в конце рассказа, который написал Карандаш.

Вот и вся история… Точка!

У мистера Кепи было три шляпы, и на улицу он выходил всегда в трех шляпах сразу.

Все, кто жил на Хайстрит: и доктор, и зеленщик, и трубочист — словом, все-все думали: "Какой вежливый этот мистер Кепи! Он три раза снимает шляпу, когда здоровается".

Идя по улице, мистер Кепи любил напевать песенку:

Но иногда мистер Кепи испытывал некоторую неловкость — для трех шляп у него было всего две руки, поэтому одновременно он мог приподнять только две шляпы, а чтобы снять третью, ему приходилось вторую шляпу брать под мышку.

"Как бы мне хотелось снимать все три шляпы одновременно", — подумал он однажды. А как раз в это время на улице показалась кошка мистера Кепи — Мурми.

— Ты куда, Мурми? — спросил ее мистер Кепи.

— В рыбную лавку, — ответила Мурми.

— Так прыгай ко мне на плечо, — предложил мистер Кепи, — и, если нам повстречается доктор, или зеленщик, или трубочист, или жена доктора, или жена трубочиста, или еще кто-нибудь, будь добра, приподними, пожалуйста, одну из моих шляп.

— Что ж, можно, — согласилась Мурми и прыгнула к мистеру Кепи на плечо.

Тут им навстречу вышла миссис Смак, жена доктора.

— Доброе утро, миссис Смак! — сказал мистер Кепи, приподнимая одной рукой одну шляпу, другой — другую, а Мурми — третью.

— Доброе утро, мистер Кепи! — ответила миссис Смак и подумала: "Какой вежливый человек!". А мистер Кепи сказал своей Мурми: