— Грешники становятся подобны господу, — продолжал мистер Колуччи. — Я тоже был страшным грешником — лучше уж не стану распространяться, в чем состояли мои грехи…

Его жена уронила голову; когда она снова подняла глаза, на ее губах блуждала невеселая усмешка.

Однако Колуччи говорил без бахвальства. Его и впрямь можно было принять за человека, перенесшего чудовищные невзгоды, настрадавшегося, а потом спасенного, но не собственными силами, а волей всевышнего.

Колуччи постарался объясниться. Скажем, даже если Фрэнк еще не обрел веры, это не имеет значения. Они — его друзья, они сделают все, чтобы ему помочь. Они будут стараться из любви к нему и к господу. Вера войдет в его душу своим чередом.

Несмотря на громкие слова «любовь» и «бог», семья находилась под впечатлением услышанного.

Они никогда раньше не встречали людей, подобных мистеру Колуччи, и даже не слыхали об их существовании. Лючия Санта все ждала какой-нибудь просьбы, какого-нибудь подвоха, который заставил бы их расплачиваться за везение, однако так и не дождалась. Она встала, чтобы сварить еще кофе и угостить гостей tarelle. Отец держал всех в поле зрения, оставался невозмутим, но, судя по всему, был доволен происходящим.

Нет, прочь сомнения: гармония достигнута. Колуччи почувствовал это и стал еще красноречивее.

Он взялся объяснять новым знакомым суть своей религии. Людям надлежит любить друг друга и не мечтать о земных благах. Скоро разразится Армагеддон, бог сотрет мир живущих с лика земли, и спасутся лишь избранные, истинные верующие. Миссис Колуччи согласно кивала. Ее красивые губы, темно-багровые, несмотря на отсутствие помады, были убежденно поджаты, ее чудесные черные глаза сверкали, скользя по комнате.

Дети, чувствуя, что на них больше не обращают внимания, покинули взрослых. Джино, Винсент и Джоуб прошли в коридор и оттуда — в гостиную. Колуччи продолжал разглагольствовать. Лючия Санта из вежливости прислушивалась к его словам. Эти люди собираются предоставить ее мужу работу.

Bravo. Пусть он молится так, как им больше нравится. Все ее дети, кроме Сала и Лены, уже приведены к причастию и к конфирмации в католическом соборе, однако она делала это так же бездумно, как одевала их во все новое на Пасхальное воскресенье, — просто потому, что того требовали правила поведения в обществе. Сама она давно уже забросила мысли о боге и лишь машинально проклинала его имя при очередном несчастье. Как бы то ни было, после ее смерти с ней поступят так, как того требует обычай ее церкви. Сама же она не ходила к мессе даже на Рождество и на Пасху.

На Октавию новые знакомые произвели более сильное впечатление. Она была молода, и стремление творить добро вызывало у нее уважение. Ей хотелось бы быть такой же красивой, как миссис Колуччи; на мгновение она порадовалась, что дома нет Ларри, который наверняка попробовал бы на ней свои чары.

Отец не сводил с Колуччи взгляда и слушал его самозабвенно, словно отчаянно хотел услышать что-то особенное; казалось, Колуччи вот-вот произнесет какие-то волшебные слова, которые сыграют для него роль волшебного ключика. Он терпеливо ждал этих слов.

У гостиной Джино запустил руку в дыру в стене, куда зимой вставляли трубу от печи, и нашарил там колоду карт.

— Хочешь, сыграем в «семь с половиной»? — предложил он Джоубу. Винни уже сидел на полу и выковыривал из складок кармана центы. Джино уселся напротив него.

— Играть в карты — грех, — сказал Джоуб. Он был честным малым, почти миловидным, он напоминал лицом мать, но в нем не было никакого жеманства. Он тоже сел на пол, глядя на новых знакомых во все глаза.

— Хочешь, научу? Вот тебе крест! — побожился Джино.

— Клясться грешно, — заладил Джоуб.

— Черта с два, — бросил Винни. Вообще-то он никогда не бранился, но с какой стати этот сопляк учит Джино, что ему говорить, а что — нет?

Джино наклонил голову и тоном мудреца стал внушать Джоубу:

— Если ты станешь трепаться вот так у нас в квартале, парень, с тебя снимут штаны и забросят их на фонарь. Придется тебе бежать домой с голой задницей.

Испуг на мордашке Джоуба принес ему удовлетворение. Братья увлеклись картами и забыли обо всем на свете.

— Ладно, — неожиданно молвил Джоуб, — но вы двое тоже провалитесь в ад, причем скоро.

Но Джино с Винни не так-то просто было запугать.

— Мой отец говорит, что близится конец света, — спокойно объяснил Джоуб.

Джино и Винни на минуту прервали игру. Мистер Колуччи произвел на них впечатление. Джоуб самоуверенно усмехнулся.

— И произойдет это из-за таких, как вы. Вы гневите бога, ибо совершаете зло, играя и бранясь. Если бы вы и вам подобные поступали так, как учу вас я и мой отец, то бог, возможно, отменил бы конец света.

Джино нахмурился. Его причастие и конфирмация состоялись год назад, но монахини, учившие его катехизису, ни о чем подобном его не предупреждали.

— Когда же это случится? — поинтересовался он.

— Скоро, — отмахнулся Джоуб.

— Скажи, когда, — настаивал Джино, пока еще уважительно.

— В небе вспыхнет пламя и загрохочут пушки, на землю обрушится потоп. Все погибнет во взрыве…

Земля разверзнется и поглотит людей; они пойдут в ад, а потом все накроет океан. Всем предстоит жариться в аду. За исключением немногих, которые веруют и творят добро. Потом господь снова будет всех любить.

— Да, но когда? — уперся Джино. Задавая вопрос, он не унимался, пока не добивался ответа, каким бы он ни оказался.

— Через двадцать лет, — сказал Джоуб.

Джино пересчитал свои монеты.

— Ставлю пять центов, — сказал он Винсенту.

Винни согласился. Мало ли что случится через двадцать лет?

Винни проиграл. Возраст научил его сарказму.

Он сказал:

— Если бы меня звали Джоубом «Имя „Job“ — то же самое, что библейский Иов.», то я ждал бы конца света так скоро.

Братья злорадно уставились на Джоуба, и тот впервые разозлился.

— Меня назвали именем одного из величайших людей из Библии! — распалился он. — Знаете ли вы хотя бы, что совершил Иов? Он верил в бога. Но бог подверг его испытанию: он убил его детей, он сделал так, что-то Иова ушла жена. Потом бог ослепил его, наслал на него хворь, от которой Иов покрылся миллионами прыщей. Потом бог отнял у него дом и все деньги. И знаете, что было дальше? Бог послал к Иову дьявола, и тот спросил Иова, любит ли он до сих пор бога. Знаете, что ответил Иов? — Мальчик выдержал драматическую паузу. — «Господь дал, господь и взял. Я люблю господа своего».

Пораженный Винни внимательно посмотрел на Джоуба. Зато Джино возмутился:

— Он сказал правду? Или просто испугался, что и его самого убьют?

— Конечно, правду! За это господь одарил его счастьем, чтобы вознаградить за веру. Мой отец говорит, что Иов был первым истинным баптистом.

Вот почему истинные христиане-баптисты спасутся, когда наступит конец света, а все, кто не слушает нас, будут гореть в геенне огненной целый миллион лет. Или даже больше. Так что вам лучше перестать играть в карты и сквернословить.

Но Джино, упрямый мальчишка, мастерски перетасовал карты и стал проделывать с ними разные фокусы. Джоуб завороженно глядел на его ловкие руки.

— Хочешь попробовать? — небрежно спросил Джино.

В следующую секунду колода оказалась в руках у Джоуба. Тот попытался их перетасовать, но карты веером разлетелись по полу. Он собрал их и предпринял новую попытку. На его лице застыло серьезное выражение. Неожиданно на пол комнаты легла громадная тень. Над мальчиками нависла миссис Колуччи; они не слышали, как она подошла по коридору к их комнате.

Винни и Джино замерли, не в силах отвести взоры от красавицы. Она смерила сына холодным взором, приподняв одну бровь, — Я не играл, мама! — заикаясь, пролепетал Джоуб. — Просто Джино показывал мне, как мешают карты. Я смотрел, как они играют…

— Он не врет, миссис Колуччи, — горячо вступился за него Джино. — Он смотрел, и все. Представляете, — в его голосе звучало изумление, — он отказывался играть, как я к нему ни приставал!