Полежав с минуту, он поднялся, разгреб хвою и принялся копать яму во влажной земле – костер ночью был необходим, но открытый огонь он, помня слова Бекрана об охотниках за беглецами, шарящих в лесах, разводить опасался. От биосканера в лесу толку тоже было не много. Живности тут должно было быть до черта – это тебе не пещеры.
Мисс Клейн наблюдала за ним внешне безучастно, пока не сообразила, что он собирается сделать. После этого она встала и принялась собирать сухие ветки.
– Вы не хотите освежиться? – спросил Сандерс. – Вода, конечно, паршивая, но хорошо хоть такая есть.
Мисс Клейн задумалась на минуту, потом положила собранный хворост возле ямы и скрылась за кустами, окружавшими болотце.
Огонь уже горел, распространяя приятное тепло, когда она вышла к костру, и Сандерс в который раз поразился, как мало надо женщине, чтобы преобразиться, – всего лишь ощутить себя чистой и свободной. Но и чистота, принимая во внимание отсутствие мыла, и свобода – они находились на враждебной территории – были относительными, а то, что к напарнице постепенно возвращается уверенность, было видно по ее заблестевшим глазам, казавшимся огромными на исхудавшем лице.
От холодной воды ее щеки порозовели, струпья отпали, волосы она зачесала назад, открыв высокий чистый лоб.
Присев к костру, Абигайль кашлянула:
– Мистер Сандерс…
«Это что-то новое», – удивился Дик.
– Я должна поблагодарить вас. Если бы не…
– Пустяки, – прервал он, видя, что слова даются ей с трудом. – Вот, поешьте лучше. – Разломив плитку концентрата, он передал ей бoльшую часть.
Она откусила разом половину плитки и виновато взглянула на Сандерса. Тот отвел глаза, делая вид, что занят костром.
– Ничего вкуснее в жизни не ела, – сказала мисс Клейн.
Сандерс передал ей обеззараженную воду, которую набрал все из того же болотца.
– Я бы с удовольствием узнал, как вы здесь оказались, – сказал он спустя несколько минут.
Абигайль вздохнула, прилегла на локоть и поворошила веточкой угли. Сандерс видел, что обсуждать то, что с ней произошло, ей не хочется, однако она могла обладать нужной информацией, которой сама, не будучи осведомленной, как Сандерс, не придала бы значения, и поэтому он решил не откладывать вопросы. Впоследствии что-то могло забыться, а свежие впечатления, даже ощущения – самые точные.
– После того как я оставила вас в посольстве, я вернулась в замок, – медленно начала она, потом вдруг махнула рукой. – В общем, вы были правы, а я вела себя как сопливая девчонка, – решительно сказала мисс Клейн, забывая, что является ею на самом деле. – Аридзаши во время ужина не было, и мне прислуживал то ли Ито, то ли Такахаси. Вырубилась я так быстро, что даже не запомнила этого момента. Очнулась в каком-то ящике с заклеенными глазами и связанная, как баран. Мне регулярно что-то кололи, поэтому я могу лишь догадываться, что это, – она повела рукой, – Джош Картела.
– Вы правы, – кивнул Сандерс.
– Ну, а дальше начался кошмар…
Сначала запинаясь и умолкая, будто спотыкаясь о неприятные воспоминания, но потом все увереннее мисс Клейн рассказала ему о своей судьбе и немного о секте. Очнулась она уже в Лоне, как называли катакомбы окружающие. Ее определили в группу неофитов, большинство из которых были русскими. Секта имела четкую клановую структуру и абсолютную дисциплину, основывающуюся как на психотехниках, так и на давно известных старых, добрых технологиях «ломания воли» времен Средневековья – на страхе боли, голоде и перенапряжении. Вверху пребывали некие Могущественные (тут Сандерс сделал стойку, но не стал ничего рассказывать, чтобы не прерывать Абигайль). Кто это такие, мисс Клейн не знала. Затем шли Высшие. Эти тоже обретались где-то вдали от Джош Картелы. Пару раз она видела Старших (следующая ступень), но в основном с ними общались – читали проповеди, распределяли на работу, наказывали и миловали – так называемые Младшие. К ее удивлению, судя по проповедям, а также по взаимоотношениям между собой, все сектанты оказались людьми с предельно гуманистическим мировоззрением. Постулаты «не убий», «не укради», «возлюби ближнего своего» и тому подобные воистину были частью их самих. Вот только распространялось это лишь на людей, а людьми они считали только единоверцев. Все остальное было «хаосом», с которым надо было «работать», и в этой работе дозволено было все. Когда неофит обращался к новой вере (и Старшие подтверждали, что он готов), это называлось «подняться из хаоса», а все остальное – пытки, убийство, рабский труд – было «работой с хаосом», которую как раз и осуществляли Младшие. Если смертей среди хаоса было слишком много, Младшего наказывали «погружением в хаос» (при этом он мгновенно вычеркивался из рядов своих), но таким же образом наказывали и отсутствие смертей, потому что считалось, что в этом случае Младший недостаточно «работает с хаосом». Так что в каждом пуле неофитов от одного до трех человек были обречены. Сандерс увидел ее где-то после недели «восхождения над хаосом», а с остальными неофитами так «работали» уже три месяца, так что можно предположить, как выглядели и что чувствовали те люди. Абигайль не смогла даже толком выяснить, откуда они, кем были ранее и как попали в лапы сектантов. Впрочем, разговаривать между собой можно было только по разрешению.
Некоторое время назад все неофиты были подняты во время сна (какое время суток и какой день пошел точно – установить было нельзя, поскольку свет в катакомбах всегда горел с одинаковой, полусумрачной, интенсивностью, а пищу давали через разнобойные промежутки времени без какой-либо системы). Ее отделили от остальных и отвели в отдельную камеру (как понял Сандерс, в одно из тех ответвлений, обнаруженных им в том зале, где на него первый раз напали сектанты). Спустя некоторое время в ее камеру вошел кто-то, чье лицо она не смогла увидеть – перед его приходом ей приказали встать на колени лицом к стене. Вошедший задал ей несколько вопросов, касающихся ее личности и работы в Бюро, после чего вышел, и она слышала, как он кричал на кого-то на незнакомом языке. Вскоре Клейн вывели из камеры и погнали куда-то в глубь катакомб. Затем запихнули в ту камеру, в которой ее и обнаружил Сандерс. Следующие двое суток ее никто не трогал, но и почти не кормили. Затем Абигайль услышала взрывы, катакомбы затряслись, и в ее сердце проснулась надежда. Но потом все утихло, и спустя еще некоторое время какой-то незнакомый Младший принес ей еды. На работу ее больше не гоняли, кормили намного более скудно, на вопросы Младший не отвечал, а на попытки вырваться, бежать сил у нее уже не было. В первую очередь – моральных. Последние сутки, перед тем как появился Сандерс, о ней вообще, кажется, забыли…
Мисс Клейн кашлянула, отпила несколько глотков воды и задумчиво уставилась на догорающий костер.
– Вот и все, – почти прошептала она, – конец иллюзиям. Я, наверное, не гожусь для этой работы. Да?
Сандерс вздохнул. В принципе девочка перенесла все очень неплохо. Он был уверен, что половина агентов после всего того, что выпало на ее долю, сдала бы всех и вся, причем сделала бы это, захлебываясь от усердия. А вляпаться в такое на первом же задании…
– Я не психолог, – протянул Сандерс, – но, мне кажется, вы держались вполне достойно, мисс Клейн. Вам просто не хватило опыта. Такие старые развалины, как я, конечно, не могут сравниться с вами на татами или в тире – (тут Абигайль сверкнула глазами, собираясь то ли возразить, то ли возмутиться, но сдержалась), – но неприятности чуем… кхм… задницей. Тем более что ничего еще не потеряно. Мне удалось кое-что выяснить, и с вашей помощью, я надеюсь, мы сумеем побольше разузнать об этом осином гнезде. – Он сделал паузу и, вспомнив занятия по психологии, добавил самым проникновенным тоном: – Я надеюсь на вашу помощь, мисс Клейн.
Абигайль несколько мгновений молча переваривала его слова, а затем тихо произнесла:
– Спасибо. – А спустя пару мгновений спросила уже гораздо более заинтересованным тоном: – А что удалось узнать вам?