Несмотря на пафосность и трагичность обстановки – я рассмеялась.

– Вы держите себя в руках, – одобрительно посмотрел мужчина на меня. – Это радует. Значит, я в вас не ошибся.

– И чем я буду занята?

– Тем же, чем вы занимаетесь сейчас. Лаборатория. Исследования.

– Участие в подготовке и проведении эпидемий, – продолжила я.

– В том числе. Мне же надо узнать, каким образом вы остановили эпидемии! И, кстати… Как вы догадались? Зачем вам понадобились древние книги? Искали информацию про каменный мох, это мне понятно. Но…как? Как вы вышли на этот ингредиент?!

– Это было… Не так уж и сложно.

– Меня очень интересуют яды. А вы в этом – как я понимаю – большая мастерица. Вы вычленили экстракт из яда змеи и идентифицировали его… Блестяще!

– Экстракт каменного мха подчиняет волю? Но ведь… Рептилии и насекомые…

– Вы мыслите в правильном направлении, Рене. Сознание змей и клещей слишком мало развито, чтобы на него можно было бы влиять.

– На счет змей – не уверена.

– Не важно. У моих новых друзей из Ваду я перенял навыки нейро. Я оказался способным учеником! И если бы вы только знали, какие безграничные возможности открылись мне, тирду! А ведь мой потенциал – далеко не самый сильный. Мы чем-то похожи, Рене. Я тоже люблю проводить время в библиотеках. Копать, искать.

– В древних рукописях упоминается каменный мох?

– Не более, чем красивая легенда. Из этого растения, которое очень трудно добыть из-за того, что оно врастает в камень, тирды варили зелье, позволяющее их душе после смерти жить в теле лисицы. Я сварил его. Мне удалось превратить имперцев в лисиц. Вот только эта трансформация – иллюзия! Магический потенциал того, кто выпьет это чудо, влияет на сознание тех, кто находится рядом. Жаль расстояние не очень большое – метров пятьдесят. Теперь поняла?

– Не совсем.

– Тирды способны общаться с лесом. Деревья, птицы, насекомые… Мы их слышим. Чувствуем. Навыки нейро помогли мне заставить змей и клещей делать то, что я хочу! Я все время был рядом, а зелье – прекрасная маскировка.

– Конечно… Тебя не было ни в университете, ни в больнице…Тебя…Тебя нигде не было! Когда все работали по нескольку суток без сна, у…

– Совершенно верно! У Генри Бриггса были дела поважнее. Итак, лекция окончена, Рене. Я достаточно тебе рассказал. Надеюсь, удовлетворил пытливый ум исследователя. Я еще очень, очень многое могу рассказать тебе! Научить… Каким будет твой ответ?

– Я ни разу не составляла яд. Только противоядия.

– А какая разница? – усмехнулся он.

– Что будет, если я не соглашусь?

– Я тебя убью, – спокойно проговорил он. – Не хотелось бы пугать, но умирать ты будешь долго. В муках. На глазах у герцога Морана.

– Что будет, если я соглашусь?

– Ты будешь жить. И могу пообещать, что мои дела тебя не коснуться.

– В том смысле, что я не буду знать, каким именно образом вы будете использовать мои разработки…

– Да.

– У меня есть время подумать?

– Конечно, Рене! У тебя просто море времени. До утра. А чтобы думалось лучше – отправлю-ка я вас к вашему супругу, герцогиня!

– Вы развяжете мне руки?

– Конечно. Но только затем, чтобы надеть наручники, блокирующие магию. Ничего личного. Обычная предосторожность.

39

Подземелья… Безнадежно, жутко и холодно.

Генри приковал меня к решетке камеры, в которой томился синеглазый лис. Зверь лежал, опустив морду на лапы, делая вид, что спит…

– Вас всех, – улыбнулся тирд заколдованным имперцам, – я заражу бешенством – да не простым – и отправлю обратно. В окрестности университета, например. У меня как раз зелье почти готово!

– Генри, – прошептала я. – Не надо!

– Хорошего вечера, – коротко поклонился маг. – Факелы будут гореть еще пару часов. Наслаждайтесь обществом друг друга!

Я с замиранием сердца слушала, как Генри идет по коридору, поднимается по ступеням. Как хлопает дверь, через которую мы спускались в этот мрак.

– Рене, девочка моя… Как же так… – зашелестело в голове.

– Ты не ранен?

– Я был уверен, что ты в безопасности.

– Раймон, – строго спросила я. – Как ты?

– Замечательно, как видишь.

– Что же нам делать? – прошептала я, изо всех сил сдерживая слезы.

– Рене, он тебе что-то предложил?

– Работать на него.

– Соглашайся.

– Что?

– Ты должна жить. Мне есть, за что расплачиваться. Все это я заслужил. Но ты… Прости. Я не имел права на счастье, не имел права связывать с кем-то свою жизнь. Я забыл, кто я. Ошалел от счастья, и забыл… Если сможешь – прости…

– Ты с ума сошел? – перебила я его. – Не говори глупостей! Ты представляешь, что мне придется делать! Он заставит меня убивать! Не в прямую, но косвенно. Завяжет на магии слова…

– Любимая, – мягко перебил он меня. – Магия слова – это сказки. Никто не может так выстроить магическую формулу, чтобы принудить тебя сделать что-то поперек твоей воли, пользуясь тем, что ты что-то пообещала. Особенно, если вся твоя воля этому противиться.

– Сказки, говоришь? Слишком много сказок последнее время становится реальностью.

Какое-то время мы молчали. Синие лисьи глаза… Если Стихии вытащат нас отсюда, это будет мой самый страшный ночной кошмар…

– Рене, ты должна согласиться.

– Раймон, ты бы согласился?

Ответом была тишина.

– То-то, – грустно усмехнулась я.

– Я тебя люблю, – обреченно проговорил он. – И мне очень хочется спрятать тебя. Как это удалось твоим родителям.

– Такого два раза за жизнь, наверное, не бывает…

– Я, действительно, не имел права впутывать тебя в свои дела.

– Знаешь, о чем я жалею?

– Что когда-то встретилась со мной?

– Нет. О том, что у нас не было этих двух лет. С того момента, как мы увиделись.

– И что бы ты сделала, если бы увидела меня впервые? – лис поднял морду.

– Сначала запретила бы прикрывать глаза, когда я с тобой разговариваю. Потом… поцеловала бы.

– Сама? Добровольно?!

– Я бы еще много чего с тобой сделала совершено добровольно.

– В кабинете ректора?

– Бедная госпожа Миррова!

Синие глаза улыбнулись.

Это была чудесная ночь. В тот момент, когда нас накрыло – истерикой – кто ж спорит – и я стала смеяться, страх смерти отступил. Мы признавались друг другу в любви, шептали нежности, вспоминали все глупости, которые успели натворить за эти два года.

Я спрашивала у него – почему он тянул с признанием все лето – и заявляла, что готова была стать его любовницей. Он недовольно и высокомерно фыркал, потом сбивался – и смущенно признавался, что боялся ошибиться и быть отвергнутым.

– Ты? Боялся?!

– С тобой ничего нельзя было знать наверняка, – ворчал мой муж.

Он – в свою очередь – интересовался, когда я поняла, что влюбилась в него.

– Летом… – начинала юлить я.

– Лето длинное, – недовольно шелестело в моей голове.

– Я не знаю точно…

– Рене-е-е.

– Но в тот вечер, когда мы собирали землянику, я готова была просить тебя остаться. Хотя бы на ночь. Но лучше – на всю жизнь.

– Скорее всего, он убьет меня на твоих глазах. Ты не должна плакать, Рене. Помни – я счастлив…

– Раймон… Мы… мы что-нибудь придумаем! Он же…

– Он здесь не один. К замку ведет прямой портал. Кроме инквизиторов к нему примкнули аристократы западных провинций.

– Предатели…

– Есть и представители османского ханства. Те из них, что лелеют планы свергнуть Империю. Думаю, завтра будет показательная казнь. Казнить имперского палача – грамотный ход. Сейчас ему нужна кровь. Разогреть союзников. Он у цели. Не знаю, будет ли убийство ритуальным… Не уверен.

– Неужели ничего…нельзя сделать?!

– Рене…

– Нет! Нет, Раймон! Я не верю!

40

Утро пришло внезапно. Вместе с истеричным скрипом открывающихся дверей и тяжелыми шагами тюремщиков.

– Ее и зверя из той камеры, к которой она прикована, – сказал один из них.