Да-а… попал ты, Саша. Конкретно попал. Хотя не стоит Бога гневить, могло быть и хуже. Сложись линии судеб иначе – и отмахивался бы ты сейчас дубиной в «гламурном» облике неандертальца от какого-нибудь саблезубого кошака или вприпрыжку от орков по долинам и по взгорьям улепётывал. Ну… если с такого ракурса на проблему взглянуть, то она уже и не слишком страшной смотрится. Но всё равно это первое августа запомнится надолго.

Вот что судьба, или кто там поспособствовал моему попаданию, хочет сказать? Давай, Сашок, выпрямляй загибы истории, гони Россию пинками в светлое будущее? Ха-ха два раза! Щас порву жопу на три части и рвану в Питер императора уму-разуму учить. Не, ну засунули бы меня сразу в Александра II или Александра III, я бы сбацал путёвый квест. А так… Что прикажете делать крестьянскому пацану из таёжной деревушки на двенадцатом году его жизни?

Или вы намекаете на пятидесятишестилетнего вселенца? Так он не семи пядей во лбу, тщательнее следовало кандидата выбирать. А я? А что я? Да, инженер, но высоких должностей никогда не занимал и уже лет девятнадцать на крупных заводах не работал. Да, в армии снайпером в спецчасти служил, но простым сержантом. Да, люблю оружие и отлично стреляю из любого. Постоянно палил в своё удовольствие из всего, что имелось, а у меня много чего имелось. Но у простого стрелка, пусть даже самого лучшего, мало шансов изменить будущее. Окончив институт, я работал в оборонке, на производстве артиллерийских орудий; эти знания, конечно, пригодятся, но кардинально на ход развития государства вряд ли повлияют.

А в последнее время я в основном огранкой драгоценных камней занимался, пять лет назад организовал заводик по выпуску ювелирных украшений. Постепенно и сам кое в чём поднаторел, некоторые говорили, талант к ювелирному делу пробуждается. Льстили, наверно. И как с этаким жизненным багажом, чёрт возьми, историю менять? Мне хотя бы до той же долбаной революции дожить, уже рад буду.

Разумеется, я в состоянии организовать кучу всяких разных интересных производств, но для этого нужны деньги, гроши, тугрики. Где их взять? Стать алмазным королём? Застолбить кимберлитовые трубочки в Якутии? А я не помню, где они находятся, хоть и летал туда несколько раз. И в Архангельской области побывал, и по уральской земле вдоволь побродил. Не-е, на карте-то я ткну пальцем в примерный район расположения рудников и приисков, только вот на вопрос об их точных координатах память услужливо посылает меня на три буквы. Даже инженером мне никуда не пойти, и дело тут не в возрасте: переучиваться надо, в девятнадцатом веке технологии другие.

Пока, развалившись на шкурах, я предавался горестным раздумьям, а после немного подремал, Машка успела испечь хлеб и картошку отварить. Потом и ведьма пришла. Правда, зря я её так называю. Сестрёнка сказала, она очень хороший человек и знахарка прекрасная, меня больше недели словно родного выхаживала. При этом единственная хозяйка землянки и всей поляны, а зовут её баба Софа.

Начались сборы на стол – как говорится, что Бог послал. Из пояснений Машки я понял, что с едой у нас дома дела обстоят хреново. Мой новый папаня устроил для семьи раздельное питание: он со старшими сыновьями ест из одного горшка, а мать и мы с сестрой – из другого. Догадайтесь, в чьём горшке есть мясо, а в чьём – нет. И ладно б одно мясо, так мы обычно капусту с водичкой лопаем, закусывая куском хлеба. При этом маманя сложившийся порядок во всём поддерживает: как же, мужики работают, устают, а мы фигнёй страдаем. Братья, кстати, порядком старше: Гнату восемнадцать лет, Фёдору недавно пятнадцать исполнилось.

Отец, ко всему прочему, бывает, напившись, бьёт меня. Хотя чего это тельце бить, дал щелбан и пинка – всё, можно хоронить. Братьям и матери тоже достаётся, но меньше. Машку, слава богу, не трогает. Надеюсь, и дальше так будет, иначе я… нэ увэрэн, что правильно отрэагирую. Не, я понимаю, домострой и прочая хрень, но не припомню, чтоб детей в крестьянских семьях голодом морили. Естественно, когда голод у всех в округе – взять, например, девяностые годы этого столетия или тридцатые следующего, – происходили и страшные вещи, даже ели детей. Но здесь, насколько я смог оценить, живут довольно сытно; во всяком случае, никто не голодает. А наша семья зажиточной считается. Зачем тогда, спрашивается, нас гнобить?

Знахарка присела ко мне на топчан и положила руку на лоб.

– Горячки нет, на поправку идёшь. Выпей настой, опосля снедать станем.

Ужин прошёл, на мой взгляд, в тёплой дружеской обстановке. Чуть погодя постарался навести мосты насчёт остаться в землянке ещё на недельку-другую: ну не хотелось идти в тот дом, о котором рассказала сестрёнка. Оказалось, не всё так просто.

Баба Софа, малость повиляв, созналась:

– Мне ваш отец дал всего седмицу. Если потом не сможешь работать, не заплатит. Осень, ваша помощь в поле нужна.

Вот что значит узок круг этих богатеев, страшно далеки они от… огорода[8]. Сельская жизнь, однако, про сбор урожая я и забыл. Что же делать?

И тут голос подала молчавшая до сих пор Машка:

– А много он обещал заплатить?

– Мешок муки, – вздохнула знахарка.

– Мишка, а давай шкурками отдадим.

– Какими шкурками?

Сестрёнка смутилась:

– Ты просил о них не говорить. Но нынче, поди, можно?

– Говори, – разрешил я.

– У тебя в лесу спрятаны добытые прошлой зимой шкурки. Не один мешок муки будет.

Тётка помотала головой:

– Я не хочу ссориться с вашим отцом.

– Ну зачем же ссориться? – Я воспрял духом от сестричкиного известия. – Машка завтра прибежит домой с печальной вестью: мне снова плохо. И мы поживём у вас лишних две-три… э-э-э, седмицы, – мне вовремя вспомнилось, как тут неделю называют.

– Дурень! Да коли здоров, нельзя говорить, что болен. Надолго слечь можешь и вряд ли уже встанешь.

«Не-е-е, так дело не пойдёт. Нам на ваши суеверия начхать», – подумал я, но вслух сказал другое:

– Нет. Болеть больше не буду, кто бы и что ни говорил. А дома и в поле в таком состоянии, как сейчас, я уж точно долго не протяну.

Софа сначала продолжила буравить меня хмурым взглядом, но постепенно её лицо разгладилось.

– Видимо, ты прав, и неча мне у судьбы лишнее выторговывать. Зима без Снегурки тяжёлая выйдет.

Решил поинтересоваться:

– Снегурка – это кто?

– Её тоже не помнишь? А ведь вы дружили. Собака то моя, три седмицы как околела. Тебя-то лишь в память о ней выхаживать взялась, не жилец ты был.

О как! Любопытные новости. А знахарка-то, похоже, хоронит себя раньше времени. Зимой в лесу без собаки, понятно, тяжко. Но не смертельно же? Да и в деревню, случись что, уйти можно – не прогонят же знахарку.

– Почему бы другую собаку не завести?

– Задерут. Я до Снегурки двух собак держала, всех задрали, а она или сумела договориться с лесными, или просто отвадила зверьё. Как здесь появилась, так до сих пор на огород никто и не покушается. Зайцев каждую неделю приносила, уж кто кого кормил, и не сказать.

– С питанием я помогу.

– Ты себя бы прокормил, Аника-воин.

– Не буду бахвалиться, – пришлось покорно согласиться, – через пару седмиц посмотрим. Вы, если с моими встретитесь, рассказывайте о моём слабом здоровье.

– Скажу, скажу. С курицей-то что делать?

– С какой курицей?

– Так Машка сёдня, увидав, что ты на поправку пошёл, попросила у отца курицу. Суп из неё – первое дело для выздоравливающего.

– А вы говорите, что курица жива и бегает. Ждёт, когда выздоравливать начну.

– Ты очень изменился. Раньше не врал, а теперь у тебя это так легко выходит.

– Просто я понял одну важную вещь.

– Если врёшь, легче жить?

– Нет. Если хочешь выжить, приходится иногда врать. А я хочу не только выжить, но и жить. И хорошо жить. А ещё хочу, – я перевёл взгляд на сестрёнку, – чтобы хорошо жила она. – Потом снова посмотрел на знахарку и продолжил: – И вам тоже хорошей жизни желаю.