– Нет-нет, дитя мое, там лишь описывается мое прежнее одеяние, – рассмеялся он, ласково беря ее руки в свои. – Но почему ты здесь, да еще одна?

– Я начала беспокоиться за тебя! Ты так долго не возвращался. Поэтому мы с Рупертом пошли тебе навстречу, а тебя все нет и нет. Тогда я послала его в город на розыски тебя. Но, Джон, это ужасное объявление! Пятьдесят фунтов за тебя, живого или мертвого!

– Смехотворная сумма! – он ободряюще улыбнулся, глядя в ее испуганные глаза. – Несомненно, ты заметила, что в описании указано, что возраст разыскиваемого – тридцать шесть лет или даже меньше. Меня это вдохновляет.

– Но почему ты так долго, Джон?

– Милое дитя, у меня сегодня было много дел…

– Ой, а где Гораций?

– Гораций, моя милая, сейчас где-нибудь ест, уж можешь быть уверена. Он без пропитания не останется, а наши пути с ним отныне расходятся: он, счастливец, остается здесь, а мы примерно через час должны отправиться в путь.

– В путь, Джон? Что ты имеешь в виду?

– В Лондон, дитя мое, по крайней мере, я направляюсь туда!

– А как же я, Джон?

– На этот вопрос, Ева-Энн, мне очень трудно ответить, ибо я желаю одного, а здравый смысл подсказывает совсем иное.

– Ты сам предостерегал меня от пагубного воздействия Здравого Смысла, поэтому на этот вопрос отвечу я сама. Все очень просто – ты направляешься в Лондон, потому что тебе грозит опасность… Не возражай, я это чувствую! Поскольку тебе грозит опасность, то я должна разделить ее с тобой, это мое право! Так что, если ты направляешься в Лондон, то и я туда, пускай даже придется идти пешком! По-моему, вопрос решен.

– Ева, милое дитя мое, – очень нежно сказал он, – ты весьма упрямая и решительная девушка, но на этот раз я от всей души этому рад.

– А Руперт? Мы возьмем его с собой?

– Мистера Беллами? Конечно. Не беспокойся, дитя мое, он идет с нами.

– Но почему?

– Таков мой каприз.

– А ты уверен, что он подчинится твоему капризу?

– Совершенно уверен.

– Что ты о нем думаешь, Джон?

– Это порядочный и очень красивый юноша.

– И все?

– Ну, он чертовски веселый малый… Словом, он будет тебе прекрасным спутником.

– И это все, что ты можешь о нем сказать?

– Он восхитительно молод!

– Да, он очень молод! Так молод, что я… Послушай! Ты слышишь? Кто-то крадется! – Она испуганно посмотрела туда, где в густой тени что-то двигалось. – Джон, это какая-то женщина! Бедняжка, да она едва стоит на ногах!

Тут несчастная споткнулась и упала сначала на колени, а затем повалилась навзничь. Послышался страдальческий стон. Ева-Энн бросилась к ней, обхватила нищенку своими сильными руками и приподняла.

– Джон, скорей! Мне кажется, она в обмороке.

Сэр Мармадьюк подошел поближе, но женщина уже пришла в себя, привстала, и прошептав, что ей уже лучше, попыталась подняться. Она бы снова упала, если бы Ева не подхватила ее.

– Джон, мы не можем бросить ее, она больна…

– Но, дитя мое…

– Джон, она сестра наша перед лицом Господа! Подойди же и помоги мне поднять ее. Берись за другую руку!

Сэр Мармадьюк стоял в нерешительности, в каком-то странном оцепенении. В этот момент послышались легкие быстрые шаги и беззаботный свист, и вскоре появился собственной персоной Руперт Беллами.

– Эй, Джонни! – воскликнул он радостно, – Так вы уже здесь, старина! А я ищу вас по всему городу, обошел все таверны, гостиницы и пивные, ей-богу, Джон… А это кто еще?

– Несчастная женщина, Руперт, – ответила Ева-Энн, – она до того больна, что не может идти! Прошу тебя, возьми ее на руки.

– А? О Господи! Женщина? Взять ее на руки? Пожалуйста! А что эта женщина говорит?

– Ничего. Она больна и очень слаба. Так что, тебе придется нести ее.

– Конечно, Ева-Энн! Твое слово для меня закон.

С этими словами мистер Беллами подхватил пребывавшую в глубоком обмороке несчастную побирушку и без видимого напряжения двинулся вперед. Девушка шла рядом с ним, а сэр Мармадьюк плелся позади, хмурый и растерянный.

Когда они наконец добрались до места, где стояла палатка, сэр Мармадьюк уселся у потухшего костра. К нему вскоре присоединился мистер Беллами, то и дело бросавший восторженные взгляды в сторону тенистого дерева, подле которого стояла маленькая палатка Евы-Энн.

– Она сущий ангел! – промолвил он. – Ангел милосердия, Джон…

– Что она собирается делать с этой женщиной?

– А? С женщиной? Бог знает! Я же говорю, она…

– Ангел. Разумеется, Руперт. Но эта женщина усложняет дело.

– Джон, старина, – удрученно откликнулся мистер Беллами, опустив глаза, – она слишком хороша для простого человека. Будь я проклят, если это не так! – Тут мистер Беллами вздохнул и покачал головой. – Какое у нее лицо, Джон, какой голос! Божественные, старина! Когда она обращается ко мне на «ты», когда она взглядывает своими чудесными огромными глазами, я чувствую себя самым недостойным субъектом в мире! У нее такие глаза! Вы понимаете меня, старина?

– Я понимаю вас, Руперт. Но меня сейчас гораздо больше интересует, что она собирается делать с этой несчастной?

– Ну, сейчас она оказывает ей помощь, как и полагается ангелу милосердия. А какая у нее фигура, Джон! Уверяю вас, она само совершенство! При взгляде на нее на ум приходят богини и все такое. Греция и Рим, Джон, Афродита, Елена Прекрасная, Калли… Как там ее звали?

– Елена Троянская не была богиней, Руперт.

– Слава Богу, Ева тоже! Но она прекраснее всех, Джон, она лучше, чем…

Тут сэр Мармадьюк потянулся и зевнул. Мистер Беллами взглянул на него глазами, полными жалости и отвращения.

– О, Господи! – воскликнул он. – Я говорю о восхитительном создании, об истинной Венере, я пытаюсь раскрыть вам глаза на ее совершенство, а вы зеваете, словно вытащенная на сушу рыба! Однако, позвольте заметить, что несмотря на сдержанность и скромность, в ней таится сущий огонь, уж если она полюбит, то по-настоящему! Это будет истинная, неподдельная, искренняя любовь, Джон, огонь, а не…

– Кстати, не мешало бы вам подкинуть в него дров, – заметил сэр Мармадьюк, – подбросьте-ка охапку-другую.

Мистер растерянно взглянул на него, вздохнул и покачал головой.

– Чудной вы человек, Гоббс. Совершенно бесчувственный! Возраст, наверное! Хотя временами вы выглядите совсем неплохо.

– Что касается вас, – сказал сэр Мармадьюк, осторожно помешивая угли в разгоревшемся костре, – будучи столь подозрительно юным и притом таким восторженным поклонником красоты, вы вряд ли захотите расстаться со мной и… с Евой-Энн?

– Господи, конечно же, нет! – вскричал мистер Беллами с неподдельным ужасом. – Хотя, конечно, – тут он горестно вздохнул, – поскольку я абсолютно нищ и всецело завишу от вашей щедрости, Джон, вам достаточно лишь намекнуть, и я тут же исчезну…

– Однако, Руперт, надеюсь, вы полны желания сопровождать нас в Лондон?

При этих словах мистер Беллами аж подпрыгнул.

– В Лондон?! – Вскричал он радостно. – В Лондон? Господи, Джон, когда же мы отправляемся?

– Не позже, чем через час.

– Бог ты мой! Но к чему такая спешка?

– Потому что вышло так, что меня преследуют по обвинению в убийстве.

– В убий… – от неожиданности мистер Беллами снова подпрыгнул, рот его изумленно приоткрылся.

– В недавнем убийстве, произошедшем в Хартинге, Руперт.

– А? О Боже! Вас, Джон? Вас? Награда в пятьдесят фунтов, за мертвого или живого – это за вас? Человек, который связал двух джентльменов на постоялом дворе, перехитрил полицейских с Боу-стрит и наделал сегодня столько шума в Годалминге, это все вы?!

– Нужно ли объяснять, что я не совершал этого преступления?

– Нет, нет, дьявол меня побери, нет! Конечно же, это какая-то трагическая ошибка. Я на вашей стороне, старина! Чтобы ни случилось, я всегда буду с вами, пойду и в огонь, и в воду, и все такое! Но, помоги вам Господь, Джон, за вами ведь отрядят погоню!

– Скорее всего! – подтвердил сэр Мармадьюк, доставая часы и поднося к свету, отбрасываемому пламенем костра.