Росс стал колотить себя по голове кулаками, вопя что есть мочи: «Нет! Нет! Нет!», но его крики утонули в грохоте зенитной канонады.

Вертолет был так близко, что можно было разглядеть каждое попадание. Сначала ему разнесло нос, потом полетели обломки алюминиевой обшивки фюзеляжа и поплавков, потом раздался взрыв, и хвостовой винт взлетел вверх, словно перепуганный тетерев. Цель была поражена, но остервеневшие зенитки продолжали неистовствовать. Вскоре загорелся двигатель вертолета, и машина перевернулась и устремилась вниз, дергаясь из-за все еще вращающегося винта, словно удавленник в петле. Прежде чем вертолет вонзился в Берингово море, вздымая фонтаны брызг и осколков, Росс успел разглядеть на его белом борту надпись: «БЕРЕГОВАЯ ОХРАНА США 1465».

Росса и Эдмундсона увели, но не в их прежнюю каюту. Вместо этого их поместили в капитанскую «морскую каюту», небольшое помещение возле флагманского отсека. По сравнению с первой каютой-пристанищем эта каюта показалась роскошной: помимо обычных динамика, вентилятора и часов, в ней также имелись ковер, две койки с матрасами, стол с блокнотом и карандашами, а также два стула. Одну переборку украшала карта Тихого океана, а с другой на пленников снисходительно взирал император Хирохито на уже знакомом белом коне.

Американцы медленно подошли к своим койкам и без сил опустились на них. Эдмундсон закрыл лицо руками. Какое-то время в каюте стояла тишина, которую нарушал лишь шум двигателей корабля и гудение вентиляторов. Затем Эдмундсон пробормотал сквозь пальцы:

— Ужас… Ужас… Ужас… У этого вертолета не было шансов. Никаких…

— Это был вертолет Береговой охраны, — отозвался Росс. — Да, он был обречен с самого начала. Японцы открыли огонь с трехсот ярдов. Хорошо, что ты не видел всего этого, Тодд.

Молодой человек поднял голову.

— Этот авианосец, самолеты, экипаж… Все из второй мировой войны. Психи-фанатики. Где, черт возьми, они все это время скрывались, где прятались?

— Судя по всему, в Арктике, у берегов Сибири. Но главное состоит не в этом, а в том, что они существуют, они горят желанием убивать, и у них есть какое-то задание, которое они постараются во что бы то ни стало выполнить.

— Неужели им это так сойдет с рук?

— Пока эти психи действуют безнаказанно, но ничего, Тодд, авианосцы достаточно уязвимы.

— Правда? — откликнулся молодой матрос с надеждой в голосе.

— Правда. Большинство авианосцев, уничтоженных в годы второй мировой войны, пострадало вовсе не от бомб и торпед, которые были по ним выпущены.

— Это что-то непонятное…

— «Хорнет», «Уосп», «Лексингтон», «Кага», «Акаги», «Сорю», «Хирю», а также многие другие, разумеется, получили повреждения при попадании снарядов противника. Но разнесли их в клочья их собственные запасы бомб и горючего. Ты обратил внимание на снаряды и торпеды на стеллажах по переборкам ангарной палубы? К тому же там хранится высокооктановое горючее.

— Вы хотите сказать, капитан, это все большая пороховая бочка, и нужно лишь вовремя зажечь спичку?

— Надо попробовать. Все авианосцы — большие пороховые бочки…

— Так когда же и как зажечь эту самую спичку?

— Надо дождаться благоприятного момента. А пока незачем понапрасну раздражать их. Изобразим готовность к сотрудничеству. Эти психи так долго находились наедине друг с другом, что до смерти рады возможности пообщаться с кем-то со стороны. Кто бы ни были эти люди. Даже если это американцы вроде нас.

— Что вы, капитан, — вздохнул Тодд, понурившись. — Они же с нас не спускают глаз. — Но затем он снова поднял голову и с воодушевлением воскликнул: — Радар! Ну, конечно, радар, капитан. Ведь эта железяка дает хорошее отражение!

— Верно, — отозвался Росс, довольный такой переменой настроения у своего младшего товарища по несчастью. — АВАКС[10] обязательно вычислит их, да и НОРАД[11] тоже вряд ли пропустит такой улов. Русские тоже в этих краях не дремлют.

— Точно, капитан.

— «Медведи» и «Барсуки» русских постоянно летают над Беринговым морем. Они действуют с баз у Владивостока, и спутники контролируют этот район.

— Верно, капитан. А ведь есть еще подводные лодки, траулеры, китобойцы… Кто-то непременно заметит японскую посудину.

— Вне всякого сомнения.

— Но с другой стороны, — продолжал молодой моряк, теряя недавнее воодушевление, — кому взбредет в голову искать старый корабль времен второй мировой войны? А эти ребята — эти старые психи — намерены сражаться. До последней капли крови, верно? Они ведь уверены, что война еще не окончена.

Росс посмотрел на Эдмундсона, который старался изо всех сил не поддаться унынию и надеяться на лучшее. Он знал, что Тодд жил в Лос-Анджелесе с матерью, разведшейся с его отцом. Этот девятнадцатилетний стройный юноша со светлыми волосами и карими глазами уже несколько лет зимой нанимался на торговые корабли, чтобы оплатить свою учебу в УКЛА.[12] Теперь Порох получил возможность убедиться, что молодой человек очень даже неглуп.

— Ты прав, Тодд, — сказал Росс после небольшой паузы. — Ты рассуждаешь верно. Но если мы будем держаться заодно, если мы сохраним присутствие духа, мы сможем помешать им, может быть, даже нам удастся остановить их раз и навсегда.

— Верно, капитан, — сказал Эдмундсон, поднимая голову. — Нельзя сдаваться так рано.

— Молодец, — с улыбкой отозвался Росс.

— Если надо вступить с врагом в сражение, полезно иметь о нем какое-то представление. Ну а я почти ничего не знаю об этих… об этих людях, — Тодд махнул рукой. — О поколении времен второй мировой войны…

— Зато я их отлично знаю, Тодд, — грустно улыбнулся Росс. — Тебе известно, что я был в японском плену?

— Слышал.

Росс начал свое мрачное повествование о том, как в 1942 году легкий транспортный самолет, в котором он находился, был сбит японцами в районе Соломоновых островов. Оказавшись в печально знаменитом лагере военнопленных Тоза на острове Минданао, он испытал голод и жестокое обращение охраны. Примерно половина всех заключенных, не выдержав нечеловеческих условий содержания, умирала, но в феврале 1943 года Россу и двум его товарищам удалось бежать. Они украли шлюпку и взяли курс на Австралию. Переплывая с острова на остров, они медленно, но верно двигались на юг. Наконец после трех месяцев пути на берег возле Дарвина, шатаясь, вышел Росс. Единственный уцелевший из троих, он являл собой ходячий скелет. После лечения он был снова призван на флот и отправлен на авианосец «Эссекс». После войны он работал при штабе генерала Макартура, занимался Японией, пытаясь найти рациональное объяснение внезапной атаке японцев на Перл-Харбор седьмого декабря 1941 года, отчаянному сопротивлению солдат в самых безнадежных ситуациях и какой-то радостной готовности умереть.

— Мы сражались с этими негодяями четыре года и так и не сумели понять их, — закончил свой грустный рассказ капитан Росс. — Возможно, нам никогда это не удастся.

Тодд задумчиво постучал себя по виску и сказал:

— Старик адмирал утверждает, что они самураи. Но это же возврат в средневековье…

— Вот именно, Тодд. Фудзита говорил об этом с гордостью. Конечно, японцы развили у себя промышленность, усвоили очень многие современные принципы поведения, но по сути дела они так и не избавились от феодальных оков — в отличие от европейцев. Поколение Фудзиты жило по книге «Хага-куре», своду правил поведения самурая. Эти люди выполнят свой приказ во что бы то ни стало — или погибнут. — А затем, увлекшись этой темой и воодушевленный вниманием, с которым слушал его Тодд, Росс стал излагать ему основы уходящего корнями в глубокую древность учения самураев. Сверкая глазами, оживленно жестикулируя, Росс рассказывал, как самураи чтили буддийское учение о карме — смысл которого заключался в том, что поступки человека в этой жизни определяют его судьбу в последующем существовании. Снова и снова возрождаясь к новой жизни, человек пытался добиться совершенства, высшего состояния, являвшего собой цель всех человеческих устремлений. Нирвана представляла собой освобождение от наносного, преходящего, внешнего. Там не было прошлого и будущего, лишь бесконечное сейчас. Росс также рассказал своему юному слушателю о синтоизме, бывшем долгое время государственной религией Японии, согласно которой император Хирохито являлся прямым потомком высшего божества Аматэрасу. Смерть за императора на поле боя гарантировала воину место в усыпальнице Ясукуни, месте обитания душ героев. — Ну, а само по себе слово «самурай», — заключил Росс, — означает «доблестно служить». Служить своему сюзерену.