Росс был рад сменить тему и энергично закивал.

— Разумеется. Самые лучшие пилоты в этом мире не могут обойтись без постоянных, систематических тренировок, полетов.

— Учтите, капитан, что «Йонагу» отправили в Санован, прекрасно понимая, что в течение месяцев не может быть и речи об учебных полетах. В соответствии с этим на корабле было установлено тридцать специальных тренажеров, позволявших отрабатывать все необходимые маневры не в воздухе, но на палубе корабля.

— Так, ну а как насчет технического обслуживания?

— Опять-таки, мы были готовы к тому, что проведем определенный период времени в изоляции, без плавучих баз, без ремонтных мастерских. Вам следует заглянуть в наши судовые мастерские, капитан, — сказал адмирал, и в голосе его зазвучала гордость. — В случае необходимости мы можем сами собрать любой самолет, подобный тем, что находятся на борту «Йонаги». Правда, на это уйдет много времени, и такая сборка будет проводиться вручную, но главное состоит в том, что мы это способны сделать. Иначе выражаясь, мы в состоянии удвоить наш арсенал. Мы даже в состоянии в точности повторить любой элемент нашей материальной части, в том числе и основные узлы «Йонаги» от цилиндров до ведущих валов. Я говорил, что мы ежегодно устраивали проверку нашим самолетам и турбинам «Йонаги», запуская их в рабочем режиме. Нетрудно догадаться, — японец махнул рукой, — что все работает нормально. — Возникла пауза, во время которой были слышны лишь гул вентиляторов и шум турбин. Затем взревели самолетные двигатели — около десятка машин прогревали моторы. — Тренировочный полет, капитан, — сказал Фудзита.

— Знаю, вы постоянно их проводите, — сказал Росс, а затем, прокашлявшись, произнес: — Вы сами говорили, что воевали с русскими при Цусиме в девятьсот пятом году…

— Вас интересует моя биография? Я вполне понимаю ваш интерес. — Адмирал явно не имел ничего против того, чтобы рассказать о себе. — Я родился в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году, капитан. Мой отец был известным профессором математики, он преподавал в небольшом университете под Нагоей. В тысяча девятисотом году я поступил в университет Эта Дзима.

— Вам было всего лишь шестнадцать лет?

— Да. Моложе шестнадцати туда никого не принимали. — В голосе Фудзиты снова зазвучали горделивые нотки. — Принимали лишь одного из пятидесяти соискателей. Среди моих однокашников был Исоруку Ямамото.

— Да, да. Я ведь говорил вам, что он погиб. В сорок третьем году его самолет был сбит над Соломоновыми островами летчиком Ламфьером.

Адмирал раздраженно махнул рукой.

— Прошу вас, капитан, не надо ваших исторических гипотез.

Порох Росс вовремя взял себя в руки, выбросил из головы необходимость держаться реальности и сказал:

— Виноват, пожалуйста, продолжайте.

— Я окончил университет в девятьсот четвертом году и был направлен на линкор «Фудзи». Я воевал с русскими под командованием знаменитого адмирала Того. — В его глазах появилось нечто отстраненное. — Мы тогда их уничтожили.

— Ямамото ведь тоже был там?

— Да, на крейсере «Нисина». Он потерял три пальца. Ну, а я воевал на линкоре, потом учился в военном колледже и затем, — со вздохом добавил он, — в девятьсот шестом году, я был представлен императору Мейдзи.

— Он умер в девятьсот двенадцатом. Генерал Ноги и его супруга совершили харакири.

— Капитан, вы поразительно много знаете о Японии. Росс принял комплимент, коротко кивнув. Адмирал продолжал с новым воодушевлением. — Харакири Ноги было удивительным, прекрасным…

— Да, это было прекрасно, — невозмутимо заметил Росс.

— Вы и об этом знаете? — удивился Фудзита.

— Ноги и его жена оделись во все белое. Ноги написал свои стихи, потом они подождали, пока не пройдет траурная процессия, и затем выпустили себе кишки.

— Вы очень грубо выразились, — резко заметил Фудзита.

— Извините, но этот поступок кажется мне бессмысленным.

— Вам, возможно. Но для нас это деяние, наделенное высоким смыслом. Вы знаете, о чем говорилось в его стихотворении?

— Нет.

— Его учат японские школьники. — Адмирал откинулся на спинку кресла, переносясь в заоблачные выси. — Он написал ее на древнеяпонском. — Адмирал стал декламировать с большим благоговением: — Мой повелитель, покинув нашу мимолетную жизнь, поднялся к богам, и я, преисполненный благодарности, желаю последовать за ним. — Наступила пауза. Затем взгляд адмирала упал на Пороха Росса. — Восхитительно, — сказал он.

Росс благоразумно оставил скепсис и сказал, надеясь, что Фудзита на этом не остановится:

— Итак, ваша карьера. Вы добились успеха. Но в вашем распоряжении оказалось почти целое столетие. — Затем он задал вопрос, который уже давно мучил его. — Ваш английский безупречен — откуда он у вас. Вы часом не учились в Йейле?

— Я учился не в Йейле, а в УЮК.

Порох Росс снова вернулся в действительность, причем от этого перехода в голове у него возник определенный сумбур.

— Простите, что такое УЮК?

— Это очень просто. Университет Южной Калифорнии. В вашей родной Америке.

— Не может быть!

— Почему же? — фыркнул старик. — В том же двадцать первом году Ямамото поступил в Гарвард.

Росс знал, что японские офицеры учились за границей, в первую очередь в Англии и Соединенных Штатах. Он также вспомнил об обучении Ямамото в Гарварде, но все-таки он смотрел на адмирала с каким-то недоверием. Видя это, старик усмехнулся:

— Я провел там два года. В двадцать третьем получил степень магистра — английский язык и литература. Я был лучшим на нашем курсе.

— И в американский футбол тоже играли?

Впервые за все это время Росс увидел, как адмирал смеется.

— Нет, но в двадцать третьем я добрался автостопом до Мексики. Там я встретил Исоруко.

Росс вздохнул, помотал головой, попытался напомнить себе, где именно он сейчас находится и с кем говорит, но невероятный рассказ адмирала мешал ему сосредоточиться.

— Что же было дальше, адмирал?

— В двадцать четвертом я вернулся в Японию. Меня послали в летную школу Касумигаура. Я научился летать, когда мне было сорок лет. Затем я служил на таких кораблях, как «Кага» и «Акаги». Мы осваивали торпедные атаки с воздуха и учились летать на пикирующих бомбардировщиках.

— Вы были женаты?

— Да, я женился в двадцать четвертом году. Моя жена Акико подарила мне двоих сыновей, Казуто и Макото. Двух прекрасных сыновей.

— Где они живут?

— В Хиросиме.

Росс чуть не задохнулся. Но морщинистое лицо собеседника было спокойным, умиротворенным. Адмирал наслаждался воспоминаниями. Непроизвольно Росс сказал:

— Надеюсь, они живы-здоровы.

Старик кивнул. Тут с полетной палубы донеслись новые звуки: нарастающий рев моторов, визг шин, лязг тросов. Старик выпрямился, посмотрел на часы.

— Это наши разведчики, — коротко сказал он, переходя из прошлого в настоящее.

— Могу ли я вернуться к матросу Эдмундсону? — осведомился Росс, приподнимаясь со стула.

— Нет, останьтесь, — сказал адмирал, и в голосе уже не было прежней мягкости. Это был приказ. — Нам может понадобиться ваше знание судоходства в этих местах.

— В этом районе можно встретить корабли разных стран, адмирал, но я решительно отказываюсь предоставлять вам какие-либо сведения, которые могут быть использованы вами в разрушительных целях.

— Капитан, я ценю ваши убеждения. Но вы можете спасти жизнь очень многим…

— Адмирал, это в высшей степени сомнительно. Однако ради того, чтобы и впрямь помочь кому-то из ни в чем не повинных людей избежать гибели, я готов остаться.

В дверь постучали. Адмирал показал на нее. Росс встал открыл ее. На пороге он увидел подполковника Симицу, за ним маячил незнакомый офицер. Они вошли. Оба были в полном летном снаряжении, в руках они держали шлемы и очки.

Встав по стойке «смирно», летчики отдали честь и поклонились адмиралу. Затем летчики обернулись к Теду Россу. Он поклонился, и, к его полному удивлению, они сделали то же самое, поклонились глубоко, до пояса.