– Выходной? – спросила я.

– Нет, просто Меркулов считает, что мне надо денек передохнуть... Я завтра к маме съезжу, а то уже целую неделю ее не видела, на Игорька погляжу, а потом еще дома кое-что сделать надо, я же целыми днями в театре, запустила все... Ну ладно, я пойду. А то там Степанида одна и вообще...

– Я тебя провожу с Лордом!

– Отлично!

Когда мы вышли на улицу, Мотька вдруг сказала:

– Ой, я совсем забыла тебя спросить... Ты не помнишь, вот когда на нас красная машина летела...

– И что?

– Ты тогда не заметила, висела там на лобовом стекле зеленая обезьянка?

– Я не помню!

– А вот мне кажется, что висела...

– Ну и что?

– А то... Я видела нынче возле театра эту обезьянку и сразу даже не поняла...

– Матильда, ты что, заговариваешься? Как ты могла разглядеть тогда какую-то обезьянку?

– Думаешь, не могла?

– Конечно, нет! Я вот ничего не заметила...

– Ну, может, мне приснилось...

– Где же ты эту обезьянку видела?

– В красной «Мицубиси».

– А номер не заметила?

– Почему, заметила. У-232 ка.

Это был номер машины, принадлежащей Додоновой. Вот уж поистине, покой нам только снится!

– Аська, ты чего побледнела?

– Я не знаю... Разве я побледнела?

– Еще как! Тебе что, эта машина знакома?

– Номер знаком, а вот обезьянку я не замечала...

– А чья это машина?

– Мотька, это машина... Додоновой.

– Что? – ахнула Матильда. – Додоновой?

– Да.

– Ты уверена?

– Уверена!

Мотька подавленно молчала. Потом произнесла каким-то неживым голосом:

– Я думала, такое только в кино и в книжках бывает... Господи, Аська, неужели она так меня ненавидит, что хочет убить?

– Мотька, но ведь с тех пор ничего не было... Скорее всего это случайность... Знаешь, как бывает... На нас чуть не наехала красная машина, и у Додоновой красная... Вот и все. В Москве, знаешь, сколько красных иномарок.

– Нет. Теперь я твердо знаю, это она... Сводит счеты. Как страшно, Аська...

– Моть, погоди паниковать, про нее все неплохо говорят, и мама, и Митька.

– При чем тут Митька?

– При том, что Додонова близкая подруга его тетки. Он ее хорошо знает.

– Это еще ничего не значит. А вот что ты скажешь... У нас в театре сегодня тоже кое-что случилось, и теперь я, кажется, понимаю...

– Что случилось? – холодея, спросила я.

– Мы репетируем в декорациях... И там на заднем плане есть мостик, такой красивый кружевной мостик. И по ходу спектакля я на нем стою, а потом начинаю танцевать...

– И что?

– А то, что он подломился. Хорошо, я успела спрыгнуть. Меркулов так орал на рабочих сцены... Дядя Леша, это один из них, сказал, что... кто-то, видимо, подпилил доску. А Меркулов сказал, что это бред, что они просто хотят оправдать свою нерадивость...

– Я тоже думаю, что это бред. Неужто ты считаешь, что Додонова пробралась в театр и подпилила доску? Да еще и машину возле театра оставила? Да если б она это сделала, никто бы ее машину не увидел!

– А если она именно на это и рассчитывала. Мол, если я оставлю машину, никто меня не заподозрит!

– Ну, это уж слишком... Матильда, помнишь, когда мы ходили на «Бешеные деньги», ты тоже приметила эту машину?

– Ну?

– Обезьянка была?

– Не помню. Но я тогда не обратила внимания...

– Ладно, я узнаю!

– Как ты это узнаешь?

– Валерку спрошу. Он наверняка ее заметил, если бы она была.

– Понимаешь, я как ее увидела, меня будто что-то стукнуло... И я вспомнила. Ладно, подруга, я пойду. Мне и вправду надо отдохнуть, выспаться, может, все и пройдет. Наверное, я так боюсь премьеры и вообще... Мне уже невесть что мерещится. Ведь в жизни из-за роли не убивают, правда же?

– Конечно! А я что говорю!

На этом мы расстались. Дома я первым делом позвонила Валерке. И спросила, была ли на лобовом стекле зеленая обезьянка.

– Была! – твердо ответил он. – Такая смешная, с длинными руками... А ты ее не заметила?

– Я? Нет. А вот Матильда утверждает, что заметила ее еще тогда, когда машина мчалась прямо на нас. Я, правда, не знаю, как там можно было что-то заметить, но...

– Знаешь, говорят, что в момент большой опасности человек невольно многое замечает, но потом просто не помнит. А вчера Матильда увидела обезьянку и вспомнила. Аська, мы должны заняться Додоновой. Пока не поздно!

Я рассказала ему о происшествии в театре.

– Ну, что я говорил! Мы обязаны спасти Матильду!

– Валер! Ты случайно горячку не порешь?

– Я? Неужели ты сама не видишь? Для меня как будто последняя картонка в паззл легла на место. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, но...

– Никаких но! Завтра с утра встречаемся...

– Погоди, завтра же понедельник, тебе в школу...

– Школа без меня не зачахнет. А Матильда – может!

– Валерик, Додонова же на машине ездит, – напомнила я ему.

– Это, конечно, хреново... Слушай, а помнишь этого вашего знакомого, с машиной? Сыщика-любителя?

– Михал Михалыча?

– Ну да! Может, брякнешь ему? Вдруг он согласится помочь?

– Но он же работает... Нет, Валерка, я позвоню Олегу! В конце концов, судьба Матильды ему не может быть безразлична! У них же любовь! Да и вообще... Да, я сейчас же ему позвоню.

– А потом мне, хорошо?

– Обязательно! – пообещала я и положила трубку. Затем набрала номер Олега.

Он, к счастью, был дома.

– Аська? – обрадовался Олег. – Ну, как московская жизнь?

– Плохо!

– Почему? – испугался он. – Что-нибудь с родителями?

– Нет, у родителей, слава Богу, все в порядке, а вот у Мотьки...

– Что? Что у Мотьки? – всполошился Олег.

– Олежек, тут такое... Нужна твоя помощь!

– Да в чем дело, ты можешь не говорить загадками?

– Хорошо. Тогда слушай – похоже, что Мотьке грозит опасность. Серьезная опасность! На нее уже покушались...

– Как покушались? Кто? Почему?

– Есть подозрение, что это актриса, у которой Мотька, так сказать, отбила роль...

– Как?

– Вот так. Два случая еще можно считать бредом, но два уже почти не оставляют сомнений. Один раз на нас с ней чудом не наехала машина, а второй раз – сегодня утром мостик на сцене, где по ходу спектакля Матильда пляшет от радости, подломился, и рабочие сцены утверждают, что доску кто-то подпилил...

– Аська, но тогда надо просто обратиться в милицию!

– Нет, Олег, рано! Ты же знаешь, как бывает, все улики против кого-то есть, а потом выясняется, что он ни при чем. Мы должны сами во всем убедиться!

– Ты так считаешь? А кто эта женщина?

– Одна актриса...

– Ты ее знаешь?

– Лично? Нет. Мама с ней снималась. И еще Митя хорошо ее знает.

– И что они говорят?

– Да ничего плохого... Но это же еще ничего не значит!

– Согласен. Так что я-то должен сделать?

– Олег, надо бы последить за этой дамой, а без машины это невозможно!

– Понял! Значит, завтра с утра мы с тобой займемся слежкой?

– Ну, еще Валерка собирался...

– Нет, пусть идет в школу!

– Он обидится!

– Не беда. Я сам с ним поговорю. Вот сейчас позвоню и все скажу. Он рад прогулять, а потом простудится, сляжет... Он же так часто простужается. Не беспокойся, я ему тактично все объясню.

– Ну, если тактично...

– Во сколько завтра за тобой заехать? В половине девятого не рано? А то можем упустить объект!

– Отлично. В полдевятого я спущусь!

– Договорились!

И тут я вспомнила, что не знаю адреса Додоновой. Вот корова! Организовала слежку, а где живет объект, не знаю. Как же быть? Позвонить Мите? Ему это не понравится. И тут я вспомнила, что мама снималась вместе с Додоновой, значит, вполне возможно, у нее записан хотя бы телефон. Я взяла старую толстую записную книжку, которая всегда лежит у телефона, и принялась ее листать. На букву Д ничего не было. А вот на букву М было записано: Маша Додонова. И два номера. Один был зачеркнут. Очевидно, это был старый номер. Новый начинался на 242. Можно, конечно, позвонить и спросить почтовый адрес, якобы из какой-то газеты или учреждения, но сегодня – воскресный день. А утром на это уже не будет времени. Однако ничего не поделаешь. У Олега есть сотовый телефон, в крайнем случае позвоним из машины. И вдруг я отчетливо припомнила обрывок разговора, который слышала в театре, когда Додонова сидела впереди нас с Матильдой. Она говорила своему соседу: «Да, сейчас каких только идиотских названий нет! Вот у нас в доме внизу продуктовый магазин, который называется «Барон Мюнхгаузен». Вот это да! Значит, судя по номеру, это где-то недалеко от Олега... Я немедленно ему позвонила.