Недаром ситуация неуважения к «страшному месту» служит зачином сюжета многих фильмов ужасов, когда, например, веселая компания юношей и девушек специально приезжает на пикник в заброшенный дом в лесу, известный как «место с привидениями». Молодые люди пренебрежительно смеются над «россказнями», устраиваются в этом доме для своих утех, но вскоре обнаруживают, что смеялись напрасно, и большинство из них уже не возвращается живыми домой.
Интересно, что младшие дети учитывают значение «сил места» в большей степени, чем самонадеянные подростки. С одной стороны, от многих потенциальных конфликтов с этими силами их удерживают страхи, внушающие уважение к месту. Но с другой стороны, как показывают наши интервью с детьми и их рассказы, похоже, что у младших детей объективно больше психологических связей с местом, поскольку они его обживают не только в действиях, но и в многообразных фантазиях. В этих фантазиях дети склонны не унижать, а, наоборот, возвышать место, наделяя его замечательными качествами, видя в нем то, что совершенно невозможно углядеть критичному взгляду реалиста-взрослого. Это является одной из причин, объясняющих, почему дети могут упоенно играть и любить бросовые, с точки зрения взрослого, места, где вообще нет ничего интересного.
Кроме того, конечно, угол зрения, под которым смотрит на все ребенок, объективно отличается от взрослого. Ребенок мал ростом, поэтому видит все в другом ракурсе. У него иная, чем у взрослого, логика мышления, называемая в научной психологии трансдукцией: это движение мысли от частного к частному, а не по родовидовой иерархии понятий. Ребенок имеет собственную шкалу ценностей. Совершенно иные, чем для взрослого, свойства вещей вызывают у него практический интерес.
Рассмотрим особенности детской позиции в отношении отдельных элементов ландшафта на живых примерах.
Рассказывает девочка:
«В пионерском лагере мы ходили в одно заброшенное здание. Это было скорее не страшное, а очень интересное место. Дом тот был деревянный, с чердаком. Пол и ступени лестницы сильно скрипели, и мы чувствовали себя пиратами на корабле. Мы там играли — обследовали этот дом».
Девочка описывает характерное для детей после шести-семи лет занятие: «обследование» места, соединенное с одновременно разворачивающейся игрой из разряда тех, что называются «играми с приключениями». В таких играх взаимодействуют два главных партнера — группа детей и ландшафт, раскрывающий перед ними свои тайные возможности. Место, которое чём-то привлекло детей, подсказывает им сюжетные игры, благодаря тому, что оно богато пробуждающими фантазию деталями. Поэтому «игры с приключениями» очень привязаны к конкретному месту действия. Настоящая игра в пиратов невозможна без этого пустого дома, который они взяли на абордаж, где столько переживаний вызывает скрип ступеней, ощущение необитаемого, но насыщенного безмолвной жизнью предметов разноэтажного пространства со множеством странных помещений и т. д.
В отличие от игр младших дошкольников, которые больше разыгрывают свои фантазии в ситуациях «понарошку» с предметами-заместителями, символически обозначающими воображаемое содержание, в «играх с приключениями» ребенок полностью погружен в атмосферу реального пространства. Он проживает ее буквально и телом и душой, творчески откликается на нее, населяя это место образами своих фантазий и придавая ему свой смысл,
Так бывает иногда и со взрослыми. Например, отправился человек с фонариком в подвал для ремонтных работ, обследует его, но вдруг ловит себя на мысли, что, пока он бредет среди труб по длинному подвалу, он все больше непроизвольно погружается в воображаемую мальчишескую игру, как будто он не он, а разведчик, посланный с заданием…, или террорист, собирающийся…, или гонимый беглец, ищущий тайного укрытия, или…
Количество порождаемых образов будет зависеть от подвижности творческой фантазии человека, а его выбор конкретных ролей многое расскажет психологу о личностных особенностях и проблемах этого субъекта. Одно можно сказать — ничто детское взрослому не чуждо
Обычно вокруг каждого мало-мальски привлекательного для детей места ими создано много коллективных и индивидуальных фантазий. Если детям недостает разнообразия окружающей среды, то при помощи такого творческого фантазирования они «дорабатывают» место, доводя свое отношение к нему до нужного уровня интереса, почтения, страха.
«Летом мы жили в поселке Вырица под Петербургом. Недалеко от нашей дачи был дом одной женщины. Среди детей нашего проулка ходила история о том, как эта женщина приглашала детей к себе на чай и дети исчезали. А еще говорили об одной маленькой девочке, которая видела у нее в доме их кости. Как-то я проходила мимо дома этой женщины, а она позвала меня к себе и хотела угостить. Я страшно испугалась, убежала к нашему дому и спряталась за калитку, позвав маму. Мне тогда было пять лет. Но вообще дом этой женщины был буквально местом паломничества местных детей. Я тоже к ним присоединялась. Всем было ужасно интересно, что там находится и правда ли то, что дети говорят. Некоторые открыто заявляли, что все это враки, но в одиночку к дому никто не приближался. Это было своего рода игрой: к дому всех притягивало как магнитом, но подойти к нему боялись. В основном подбегали к калитке, кидали что-нибудь в огород и сразу же убегали».
Есть места, которые дети знают, как свои пять пальцев, обживают и используют их как хозяева. Но некоторые места, по представлениям детей, должны быть неприкосновенны и сохранять свое собственное очарование и тайну. Дети оберегают их от профанации и посещают сравнительно редко. Приход в такое место должен быть событием. Туда идут, чтобы прочувствовать особые состояния, отличающиеся от будничных переживаний, соприкоснуться с тайной и ощутить присутствие духа места. Там дети стараются ничего без надобности не трогать, не менять, не делать.
«Там, где мы жили на даче, в конце старинного парка была пещера. Она находилась под обрывом из плотного красноватого песка. Надо было знать, как туда пройти, и пробираться было трудно. Внутри пещеры из небольшого темного отверстия в глубине песчаной породы вытекал мелкий ручеек с чистейшей водой. Журчание воды было чуть слышно, светлые блики падали на красноватый свод, было прохладно.
Дети рассказывали, что в пещере прятались декабристы (она находилась недалеко от имения Рылеева), а позже по узкому ходу пробирались партизаны в Отечественную войну, чтобы выйти за много километров в другом селе. Мы там обычно не разговаривали. Либо молчали, либо перебрасывались отдельными репликами. Каждый воображал свое, стояли в тишине. Максимум, что мы себе позволяли, — это перепрыгнуть один раз туда и обратно через широкий плоский ручеек на маленький островок у стены пещеры. Это было доказательством нашей взрослости (7–8 лет). Маленькие так не могли. Никому бы в голову не пришло в этом ручейке сильно дрызгаться, или копать песок на дне, или еще что-то делать, как мы делали на реке, например. Мы только трогали руками воду, пили ее, смачивали лицо и уходили.
Нам казалось ужасным кощунством, что подростки из летнего лагеря, который находился по соседству, выскребали на стенах пещеры свои имена».
По складу своего ума дети имеют естественное предрасположение к наивному язычеству во взаимоотношениях с природой и окружающим предметным миром. Они воспринимают мир вокруг как самостоятельного партнера, который может радоваться, обижаться, помогать или мстить человеку. Соответственно, дети склонны к магическим действиям, чтобы расположить место или предмет, с которым они взаимодействуют, в свою пользу. Скажем, пробежать особым скоком по определенной дорожке, чтобы все сложилось удачно, поговорить с деревом, постоять на любимом камне, чтобы выразить ему свою приязнь и получить его помощь, и т. п.
Кстати, почти все современные городские дети знают фольклорные эаклички, обращенные к божьей коровке, чтобы она улетела на небо, где ее ждут детки, к улитке, чтобы она высунула свои рога, к дождику, чтобы он перестал. Часто дети изобретают свои собственные заклинания и ритуалы, помогающие в трудных ситуациях. С некоторыми из них мы познакомимся позже. Интересно, что это детское язычество живет в душе многих взрослых людей, вопреки обычному рационализму неожиданно просыпаясь в трудные моменты (если, конечно, они Богу не молятся). Осознанное наблюдение за тем, как это происходит, встречается у взрослых гораздо реже, чем у детей, что делает особенно ценным следующее свидетельство сорокалетней женщины:
