– Нельзя ведь судить о человеке по первому впечатлению! – настаивал он.

Теперь он говорил тоном, способным растопить даже камень. Она согласилась с ним пообедать – и только, ничего больше! Развернувшись на каблуках, она зашагала к первому такси в веренице. За спиной у нее уже урчал могучий двигатель Лукаса.

Такси подрулило к тротуару под девятый удар колоколов на соборе Божьей Милости. София успела в «Синдбад» как раз вовремя. Она вернула официантке меню и выпила воды, полная решимости сразу включиться в разговор, ради которого приехала. Ей предстояло убедить профсоюзных лидеров отказаться от забастовки в порту.

– Даже при вашей поддержке докеры не протянут без зарплаты больше недели. Если порт замрет, судам придется причаливать на другом берегу залива. Вы просто прикончите доки! – твердо заявила она.

У торгового порта Сан-Франциско был опасный конкурент – ближайший порт. Забастовка могла привести к перетеканию всех работ туда. Аппетит подрядчиков, уже десять лет заглядывающихся на лучшие площадки в городе, так разыгрался, что нельзя было и дальше разыгрывать Красную Шапочку с угрозой забастовки в корзине.

– Это случилось в Нью-Йорке и в Балтиморе, может случиться и здесь, с нами, – убеждала она собеседников, уверенная в своей правоте.

Если замрут грузовые причалы, последствия будут разрушительными не только для жизни докеров. Лавины грузовиков запрудят мосты и закупорят все подъездные пути к полуострову. Людям придется выезжать из дому на работу еще раньше, чем теперь, возвращаться еще позже. Не пройдет и полугода, как многие из них решат откочевать на юг.

– Вам не кажется, что вы делаете из мухи слона? – спросил один из профсоюзных боссов. – Речь идет всего лишь о том, чтобы договориться об увеличении платы за риск. И потом, я думаю, что ок-лендские коллеги нас поддержат.

– Это и есть теория о взмахе крыла бабочки, – гнула свое София, от волнения отрывая уголок от бумажной салфетки.

– При чем тут бабочка? – удивился Манча. Сидевший позади них мужчина в черном костюме обернулся, чтобы вмешаться в их разговор. У Софии застыла в жилах кровь: она узнала Лукаса.

– Это из геофизики: будто бы взмах крыльев бабочки в Азии создает движение воздуха, которое, постепенно нарастая, способно вызвать разрушительный циклон у берегов Флориды.

Профсоюзники молча переглянулись, в их глазах читалось сомнение. Манча окунул хлеб в майонез, посопел и выпалил:

– Вместо того чтобы валять дурака во Вьетнаме, надо было потравить там всех гусениц, хоть какой-то вышел бы толк!

Лукас поздоровался с Софией и снова повернулся к журналистке, бравшей у него интервью за соседним столиком. У Софии залилось краской лицо. Один из собеседников спросил, нет ли у нее аллергии на ракообразных: она еще не притронулась к своей тарелке! Она сослалась на легкую тошноту и предложила присутствующим угощаться за нее. Главное – не креветки: пусть хорошенько поразмыслят, прежде чем сделать непоправимый шаг! Она просит ее извинить: что-то ей нездоровится.

Она встала, мужчины поднялись, как требовали приличия. Проходя мимо молодой журналистки, она наклонилась и уставилась на нее. Женщина от удивления отпрянула и едва удержалась на стуле. София через силу улыбнулась.

– Вы, наверное, очень ему нравитесь, если он посадил вас лицом к виду из окна. Конечно, вы ведь блондинка! Желаю вам обоим приятного вечера., в профессиональном смысле!

Она бросилась в гардероб. Лукас догнал ее, схватил за руку, заставил обернуться.

– Что с вами?

– Профессионалка – произнести по буквам? Не знаю, что вы расслышали, там после «про» было «ф» и так далее, а вовсе не «с», «т» и другие замечательные звуки.

– Это журналистка!

– Конечно, я тоже по воскресеньям переношу записанное за неделе из блокнотов в интимный дневник.

– Нет, Эми – настоящая журналистка.

– Ну да, правительству позарез понадобилось установить с Эми связь.

– Не так громко, из-за вас я лишусь своего прикрытия!

– Вы о ее журнале? Лучше угостите меня десертом, я видела в меню один дешевле шести долларов.

– Я говорю о прикрытии для своего задания!

– Наконец-то приятная новость! Когда стану бабушкой, буду рассказывать своим внукам, как однажды пила аперитив с Джеймсом Бондом Надеюсь, в отставке у вас будет право нарушить государственную тайну?

– Хватит! Вы, между прочим, тоже ужинаете не со школьными подружками.

– Очаровательно! Вы просто очаровательны, Лукас, ваша дама тоже. Какая изящная посадка головы на птичьей шейке! Везучая, через пару суток в ее распоряжении будет чудесная клетка из плетеных ивовых веточек.

– На что вы намекаете? Вам не понравилась моя кувшинка?

– Наоборот, мне польстило, что вы не приложили к кувшинке аквариум и лесенку! Бегите назад, у нее очень удрученный вид. Для женщины невыносимо скучать за столом мужчины, поверьте, я знаю, о чем говорю!

София развернулась, за ней закрылась дверь ресторана. Лукас пожал плечами, бросил взгляд на стол, из-за которого вышла София, и вернулся к своей спутнице.

– Кто это? – спросила недоумевающая журналистка.

– Знакомая.

– Наверное, я суюсь не в свое дело, но она похожа на кого угодно, только не на простую знакомую.

– Действительно, это не ваше дело!

Весь ужин Лукас без устали расхваливал своего работодателя. Он объяснял, что своим поразительным взлетом компания обязана только Эду Херту. Из беззаветной преданности своему компаньону и легендарной скромности вице-президент довольствуется положением второго лица, ибо для него важнее всего само дело. Однако истинный мозг этой пары – он!

Пальчики журналистки стремительно бегали по клавиатуре карманного компьютера. Лицемер Лукас попросил ее не включать в статью кое-какие подробности, которые он ей поведал чисто по-дружески, ради ее неотразимых голубых глаз. Он наклонился к ней, наливая вино в ее бокал, она попросила его поделиться и другими альковными тайнами – чисто по-дружески, разумеется. Он с хохотом возразил, что для этого еще недостаточно пьян. Поправляя на плече шелковую бретельку, Эми поинтересовалась, что же способно вызвать у него достаточное опьянение.

София поднялась на крыльцо на цыпочках. Несмотря на поздний час, дверь Рен оставалась приоткрытой. София толкнула ее пальцем. На ковре не было на сей раз ни открытого альбома, ни чаши с сухариками. Мисс Шеридан ждала ее, сидя в кресле. София вошла.

– Тебе нравится этот молодой человек?

– Какой?

– Брось дурить! Тот, что прислал кувшинку, тот, с которым ты провела вечер.

– Выпили по рюмочке, только и всего. А что?

– А то, что мне он не нравится.

– Уверяю вас, мне тоже. Он отвратительный!

– Вот и я говорю: он тебе нравится.

– Ничего подобного! Он вульгарный, заносчивый, самоуверенный.

– Боже, она уже влюблена! – воскликнула Рен, воздевая руки к потолку.

– Да ни в одном глазу! Просто неуклюжий тип, которому я хотела помочь.

– Дело еще хуже, чем я думала, – сказала Рен, снова поднимая руки к небу.

– Бросьте вы!

– Не кричи, разбудишь Матильду.

– Между прочим, вы сами не перестаете твердить, что мне нужен кто-то в жизни.

– Дорогая моя, все еврейские мамаши твердят это своим детям, пока те не заведут семью. С того дня, когда дети познакомят матушку со своими избранниками, они поют ту же песню задом наперед.

– Но вы не еврейка, Рен!

– Ну и что?

Рен встала, достала из буфета металлическую банку и положила в серебряную чашу три сухаря. Софии было приказано сжевать без разговоров хотя бы один: Рен слишком намучилась, весь вечер ее дожидаясь!

– Садись и рассказывай! – велела Рен, снова опускаясь в кресло.

Она слушала Софию, не перебивая, пытаясь понять намерения человека, неоднократно пересекавшего ей дорогу. Пронзая Софию взглядом, она позволила ей договорить до конца и только тогда попросила у нее кусочек сухаря. Обычно она позволяла себе это лакомство только в конце трапезы, но необычные обстоятельства способствовали немедленному усвоению быстрых Сахаров.