- Ах вы, - прорычал он злобно, так, что мышцы на его плечах забугрились, вены толстыми веревками перевили руки. - Блохастые предатели. прихвостни! Шавки!
С ревом он сорвался с места и рванул вслед за ними. Оборотни, почуяв, что дело плохо, с грохотом и криками скатились вниз по лестнице, преследуемые разъяренным Берни.
- Убью! - вопил он, неистовствуя. - Разорву!!
Двери за ними закрылись, стукнув, встали на место камни стенки - и прохода как и не было.
Акмаль, изумленный, замер с веревкой наверху. Зазевавшись, он не удержал равновесие и свалился из вороньего оконца вниз, и следом за ним выпрыгнула странная девчонка.
И все стихло.
***
- Ну, эти-то двое выбрались! - воскликнула я. - А Роланд с Эваном как?!
Зеркало показало, что Акмаль, как мячик на резинке, долетел почти до земли, потом обратно - почти до крыши, - и так несколько раз. Его новая подружка ухахатывалась над ним, сидя на крыше башни.
Берни по кустам гонял Диких Оборотней. Те жалобно визжали и скулили.
А Эван и Роланд, спящие и беззащитные, лежали наверху, в башне...
- Но их как-то надо спасти! - кричала я, дергая Драконища за хвост. - Вставай! Помоги мне их спасти!
Но Драконище, казалось, решил проспать целую сотню лет.
В отчаянии смотрела я, как загорается луна над башней чародейки и понимала, что за ночью придет рассвет, и она сама явится спросить у оставшихся в ее башне Роланда и Эвана, что они надумали. И их всего двое. И если они откажут ей вновь, она будет еще злее и покарает их.
- Да что ж такое!
Со злости я ударила кулаком в волшебное стекло и ахнула, когда рука провалилась в него, и там, за волшебной поверхностью, превратилась в черное драконье крыло.
Обернуться драконицей? Такой же черной и страшной, как Черный Драконище? Спасти их, утащить, и башню спалить?
- А почему нет, - прошептала я, ступая в зеркало. - Почему нет?
Меня выбросило над лесом, и я нелепо замахала руками. Совсем позабыла, что летать-то я не умею! Но ветер это быстро исправил. Он наполнил мои крылья, и я почувствовала, что парю в вышине, над самыми большими деревьями, и над башней колдуньи - тоже.
На тропинках, уходящих в лес, в свете луны врассыпную убегали волки. Берни с дубиной мчался за ними. Акмаль стоял у подножия башни, почесывая в затылке и размышляя, как забраться обратно - судя по всему, веревка его оборвалась.
А из вороньих окошек бил свет, и эти окошки были довольно большие. Я смогла и приземлиться на подоконник такого окошка, и протиснуться внутрь. Перекувыркнувшись через голову, я шлепнулась вниз, прямо на изрезанный Акмалев диван, и мои пышные юбки, шитые серебром и золотом, белым облаком накрыли его изрезанную обивку.
- Ах, вот как это работает! - обрадовалась я. - Ну, теперь все в моих руках!
Я подобралась к ним, спящим рядом, и устроилась между ними, взяв каждого за руку.
- Эван, Роланд, - сказала я, удивляясь тому, как робко звучит мой дрожащий голос. - Я долго думала. Я смотрела на вас и выбирала. Я выбрала! Вы оба... оба дороги мне. Одинаково.
Я поцеловала их по очереди, сначала Эвана, потом Роланда, и уткнулась пылающим от волнения лицом в подушку, потому что сейчас они проснутся. Сейчас они раскроют глаза и меня увидят. И придется объяснять, что в моем сердце хватило места для них обоих, и потеря любого из них - каждого! - так же невыносима, как отрезать себе палец.
***
Но Евангелине не пришлось ничего объяснять.
Может, в полусне они оба расслышали ее слова, а может, радость встречи стерла напрочь горечь оттого, что девушка не выбрала кого-то одного.
Но так или иначе, а вместо слов упрека ее ждали поцелуи, много-много, в обе щеки, в дрожащие веки, в губы - каждый испил по глотку любви из ее губ и подарил ровно столько же.
- Евангелина, - шептал Эван, обнимая девушку, - неужто это не сон? Неужто мы правда вместе? И ты не заколдована и не похищена?
- Я заколдована и похищена, - ответила Евангелина, плача и смеясь, - но я прилетела вас спасти!
А дракон смолчал. Пальцы Роланда осторожно расшнуровывали ленты на ее корсаже, и девушка вспыхнула от стеснения, понимая, что сейчас произойдет, и желая этого всем сердцем.
Вместе они освободили Евангелину от ее роскошного платья и уложили между собой, поглаживая и целуя ее стыдливое порозовевшее тело.
- Что же вы делаете, - шепнула она, обнаружив, что все они втроем обнажены и лежат так тесно, что от жара их тел ей самой становится жарко. Их ласковые ладони гладили ее атласную кожу, их губы целовали ее грудь, ловили и ласкали остренькие соски, и Евангелина шумно ахнула, почти крикнула, когда руки их почти одновременно коснулись ее там, чуть ниже живота.
- Не бойся ничего, - шепнул Эван. - Будет очень хорошо и сладко.
- Сладко, как зрелый виноград в долине, - чуть улыбнувшись, сказал Роланд.
Девушка чувствовала себя восхитительно беспомощной, обессилевшей от ласк и от желания. Она вдруг оказалась лежащей на Эване, прижатая к нему горячей грудью. Он обнимал ее, ласкал ее шелковые волосы, рассыпавшиеся по плечам, целовал так долго, что дух у нее занялся и звезды заплясали перед глазами.
Роланд прижался к ее спине, осторожно целуя ее плечи, ласкаясь к ее гибкой спине, извивающейся под ним. Его крепкий член коснулся ее ягодиц, потерся меж ними, чуть надавливая в самом горячем и влажном месте, и Евангелина задохнулась от стыда, перемешанного с удовольствием. Чуть слышно постанывая, она прислушивалась к своим ощущениям, когда Роланд ласкал ее, поглаживая членом меж ее ягодиц, чуть нажимая. Девушка чувствовала его напряжение, его нетерпеливую дрожь. Ласка становилась все чувствительнее, Евангелина прятала от Эвана раскрасневшееся лицо, отворачиваясь, кусая губы и скрывая рвущиеся из груди стоны.
Ладони Эвана легли на ее ягодицы, растянули их, раскрыли девушку для Роланда сильнее. Теперь его член скользил по мокрым губкам, нажимая на горящую возбуждением точку, а затем медленно проводил меж ягодиц, до сладких глубоких спазмов, до постанываний. Аромат желания витал в воздухе, возбуждая всех троих. Неспешная сладкая возня показалась Эвану недостаточной, и Евангелина вскрикнула, почувствовав, как что-то упругое и жесткое нажимает - и с болью проникает в ее тело, заполняет ее, и страшно вздохнуть.
Девушка забилась в руках ласкающих ее мужчин, но все уже случилось. Все произошло; Эван овладел ею, крепко прижав к себе ее дрожащие бедра, попробовал главную ее сладость, покорил себе ее чувства, все ее существо.И это еще сильнее завело мужчин, потому что теперь Евангелина была полностью их, она отдалась и готва была принимать их любовь и ласки.
Девушка дрожала и вскрикивала, чувствуя, как член Эвана осторожно движется в ней, и как член Роланда движется меж ее ягодиц, поглаживая сжавшееся пятнышко ануса.
И обещанная сладость скоро пришла, стерев боль - в долгих поцелуях, безумная, кружащая голову. Евангелина еще не умела получать удовольствие, и каждый раз, когда ей казалось, что оно совсем близко, сияющие вершины наслаждения вдруг отодвигались, и она неистово вскрикивала, отчаянно ласкаясь к Эвану сама, изгибаясь, чувствуя, как Роланд едва ли не овладевает ею сзади. И тогда страсть сжигала ее, жар разливался по крови, и Евангелина жадно глотала прохладный воздух широко раскрытыми губами.
Прикрытые веки ее дрожали, а когда наслаждение все же пришло - они распахнулись в изумлении, и Евангелина замерла, чувствуя, как вся дрожит, и как под нею так же сладко вздрагивает Эван, погружаясь вместе с ней в небывалое удовольствие.
Роланд снял ее с Эвана, подтащил к себе, и Евангелина вскрикнула, почувствовав, как его член входит в ее раскаленное лоно - одним толчком на всю длину.
Дракон был очень возбужден; любовь его была страстнее, грубее и чувственнее. Алой кровью полилось наслаждение в тело девушки, когда Роланд нетерпеливо и даже жестко овладевал ею.
Страстно.
Сильно.
Жестко.
До пресыщения. До второго сверкающего пика, до крика, рвущегося из напряженного горла. До стона изнеможения и до еле слышного всхлипа.
