Дэниел пристально смотрел на холст. Однако лицо его, как всегда, оставалось непроницаемым. Лаура уже хотела сказать, что не знает, каким образом на холсте появился этот пейзаж, когда Дэниел заговорил:
— Замечательно. Тебе удалось изобразить эту местность, но ты забыла нарисовать дом.
— Дом? — удивилась Лаура.
Дэниел кивнул и указал в нижний угол холс-та, где находилось озеро.
— Здесь. Дом у озера.
— Ты… ты знаешь это место? То есть оно что, действительно существует?
— А ты думала, нет? — Он снова улыбнулся.
— Мне казалось, что это только мое воображение…
Лаура, нахмурившись, смотрела на картину.
— Наверное, ты когда-нибудь видела подобный пейзаж, и это отложилось у тебя в подсознании. Но разве это имеет какое-то значение?
Лаура почему-то была уверена, что для нее это чрезвычайно важно.
— А это место — где оно?
— В Шотландии.
— Разве ты был в Шотландии? — удивилась Лаура.
— Да. Это замечательная страна. И ты прекрасно передала не только ее красоту, но и дух.
Дэниел привлек ее к себе.
— Ты очень талантлива, насколько я могу судить.
Оказавшись в его объятиях, Лаура тотчас же забыла о картине. Она чувствовала, что его ласки становятся все более смелыми. Девушка с мольбой в глазах посмотрела на Дэниела.
— Но мы не должны…
Он поцеловал ее, и Лауру мгновенно охватило желание. Если бы Дэниел уложил ее сейчас на кафельные плитки оранжереи, она не возразила бы.
Дэниел пристально посмотрел ей в глаза.
— Боже мой, — прошептал он и прижал Лауру к себе еще крепче.
Она тихо застонала, пытаясь овладеть собой, унять свое желание.
— Дэниел… Мы не должны… Не здесь… Не сейчас. Джози, наверное, уже вернулась. И Эмили…
Он молчал, по-прежнему лаская ее. Наконец сказал:
— Ты считаешь, мы сумеем скрывать наши отношения?
Лаура подумала о том, что Эмили видит ее слишком часто. И поняла, что им едва ли удастся скрыть правду. Если она откажется приходить к нему по ночам, то наверняка не удастся. Но прежде чем она успела ответить, Дэниел сказал;
— Редкие ночи в твоей квартире? Несколько минут на чердаке? Встречи в саду, когда выдастся свободная минутка и если позволит погода? Лаура, ты действительно считаешь, что этого достаточно? Для нас обоих…
Она вздохнула.
— Возможно, я ошибаюсь… Но если Эмили узнает о наших отношениях, ей это не понравится, верно?
— Почему ей должно это не понравиться?
— Она уже предостерегала меня, Дэниел. Дважды. Мне совершенно ясно, что она хочет, чтобы я держалась от тебя подальше.
Дэниел ненадолго задумался. Наконец сказал:
— Точно не знаю, но, вероятно, это предостережение должно было лишь оттянуть развязку. Чтобы повысить напряжение. Возможно, она надеялась, что я отвлекусь, если ты не будешь со мной.
Лаура нахмурилась.
— Отвлечешься от чего? — спросила она.
— От тех игр, в которые мы с ней играем. Только не говори, что ты этого не замечала.
— Это всего лишь игры?
— Что же еще?
— Борьба за власть. Настоящая борьба за власть.
Дэниел чуть отстранил ее от себя. Теперь они пристально смотрели друг другу в глаза. Он проговорил:
— В этом нет ничего удивительного. На кону финансовое благополучие семьи и будущее каждого из нас.
— Ты думаешь, что Эмили стремится разрушить это будущее?
Дэниел несколько секунд молчал. Потом заговорил:
— Одиннадцать лет назад, став совершеннолетним, я выяснил, что Эмили почти разорила семью. На бумаге все выглядело прекрасно, но на самом деле нам оставалось только одно: продать все, что у нас есть, чтобы рассчитаться с долгами. После смерти моего отца Эмили растранжирила целое состояние. Она покупала драгоценности, которые хранила у себя в сейфе, отправлялась в шикарные круизы, от которых остались только приятные воспоминания, приобретала скаковых лошадей, никогда не выигрывающих на скачках. Она либо пренебрегала делами, либо принимала неправильные решения. Вкладывала деньги в безумные предприятия, то есть просто бросала их на ветер. Мне пришлось поставить ее перед фактом.
Лаура представила себе, как это было трудно — учитывая непреклонный характер старой леди и ее стремление держать все под контролем.
— Я слышала, вернее, читала, что, пока Эмили жива, она управляет всеми финансовыми делами семьи. Как же ты сумел получить хоть какую-то свободу действий?
— Завещание Дэвида было очень необычным: он установил постоянную опеку над имуществом, которую должен осуществлять один из членов семьи. То есть ни один из наследников не получил свою часть денег. Пока Эмили жива, именно она осуществляет эту опеку. За ней следуют наследники по мужской линии — мой отец, затем я или Питер, затем мой сын, если он у меня появится. Так что Эмили распоряжается всем имуществом, если только наследники Дэвида не докажут, что она плохой опекун. Последнее условие распространяется на всех, кто будет осуществлять опеку.
— И что же дальше?
— Мой отец никогда не интересовался финансовыми делами семьи. Лишь за месяц до смерти — уж не знаю, что его заставило, — он заглянул в документы. Полагаю, он обнаружил много интересного. Что именно — нам уже не узнать. Его убили. Потрясающее совпадение, не так ли?
— Или трагическая случайность, — возразила Лаура.
Дэниел не стал возражать:
— Пусть несчастный случай. Как бы то ни было, я представил Эмили достаточно доказательств того, что она являлась плохим опекуном, и предложил ей выбор: или я подаю в суд для решения вопроса об опекунстве, или она передает управление финансовыми делами мне, формально оставаясь опекуном.
— Но ты должен был понимать, что с этого момента начнется непрерывная война, — сказала Лаура. — Ты знал, что она не захочет открытого разбирательства, но все же не сможет смириться со своим новым положением.
— Это возвращает нас к игре, в которую мы с Эмили играем уже долгие годы, — усмехнулся Дэниел. — Она по-прежнему имеет право принимать решения, поскольку я не допустил огласки. И уже одиннадцать лет грызет узду, пытаясь выяснить, как далеко простирается ее самостоятельность. Но все это по большей части мелочи, булавочные уколы.
— А остальные члены семьи? Они представляют себе, как на самом деле обстоят дела?
— Алекс знает все. Джози может догадываться. Что касается остальных — то нет. Они считают, что я встал во главе, потому что Эмили постарела. Думают, что я выполняю ее указания, но не имею реальной власти. Эту видимость она прекрасно поддерживает, в основном за пределами этого дома. Дело в том, что маме и Кэрри это безразлично, Энн интересуется только своими личными проблемами. Так что дома Эмили почти не воюет со мной. Я с ней тоже.
— А Питер знал об этом?
— Он все узнал, когда попытался выпросить у Эмили спортивный автомобиль на свое двадцатилетие.
— А он пытался потом выпросить этот автомобиль у тебя?
— Нет. Он знал меня. Знал, что ему придется ограничиться теми средствами, которыми он располагал. Это мне удалось ему объяснить.
Лаура с задумчивым видом проговорила:
— Ты подозреваешь, что Эмили имела отношение к смерти своего мужа и твоего отца? В таком случае ты не думаешь, что она попытается убрать тебя с дороги?
— Я говорил тебе: не верю, что это она убила Дэвида.
— Говорил, но я тебе не поверила, — сказала Лаура.
Дэниел неожиданно улыбнулся.
— Хорошо. Давай просто скажем, что я верю в предосторожности. Хотя бы в этом случае. Эмили прекрасно знает, что в сейфе у юристов я храню большой конверт, который будет открыт в случае моей смерти. В завещании Дэвида не говорится, что наследник, обвиняющий Эмили в растрате, должен быть жив, и она это знает.
При мысли о возможной смерти Дэниела Лаура похолодела. Стараясь отогнать страшную мысль, она спросила:
— А что будет… потом?
— Ты имеешь в виду, если я умру бездетным? Кто станет во главе? Единственной наследницей Дэвида, оставшейся в живых, станет Энн. Опека над состоянием перейдет к ней. Если Энн не захочет брать на себя опекунство, а она не захочет, то контроль над финансовыми делами семьи будет осуществлять группа юристов. Если у Энн родится ребенок, он по достижении совершеннолетия сможет взять все дела в свои руки. Если же она умрет бездетной, то опекунство закончится и все унаследует Алекс.