Тася шумно перевела дыхание. А Зинаида Рафаиловна, не вставая с места, уютно поставила локти на стол, оперлась подбородком на ладони и с тем знакомым веселым смешком в глазах, который всегда вызывал оживление в классе, сказала:

— Вот наконец вы достали билет. Вещи давно в чемодане. Поезд в Ташкент отправляется ночью. Вы едете сутки, вторые, третьи. За Оренбургом начинаются пески. Знаете ли вы, что такое среднеазиатские пески?

Тася аккуратно записала тему в тетрадку: «Климат Средней Азии».

Надменно раскачивая головой, идет через пески верблюд, в горячих берегах беснуется Сыр-Дарья, и солнце льет потоки света на белые вершины Тянь-Шаня — снег оседает, ползет, шумными ручьями сбегает вниз. Земля стонет от зноя и жадно пьет воду. Вода воюет с песками за жизнь земли.

«Нет, — подумала Наташа. — Надо было спасти Таську, но Белого медведя обманывать нельзя. Вообще надо как-нибудь спасать по-другому».

После звонка Зинаида Рафаиловна неторопливо уложила книги в портфель и, все так же насмешливо щурясь и как будто догадываясь о мучениях Наташи, сказала:

— Я задержусь в учительской. Может быть, вы вспомните, куда пропала карта.

Наташа усердно убиралась в классе.

— Что теперь делать? — спросила Тася, не чувствуя себя причастной к пропаже карты и даже слегка осуждая Наташу за ее легкомысленный поступок и жалея ее.

— Никого не касается, — ответила Наташа. — Я уж сама знаю, что делать.

— Когда все разошлись, она направилась в учительскую. Зинаида Рафаиловна сидела на диване рядом с Дарьей Леонидовной. Они словно только и дожидались ее появления.

— Я говорила, что она придет, — сказала Зинаида Рафаиловна.

Велено было явиться четверым, но за час до назначенного срока к подъезду госпиталя собралось уже десять человек, и время от времени подходил кто-нибудь еще.

— Скандал! — испугалась Наташа. — Притащится весь класс, как будто здесь пряники по карточкам объявили!

Больше всех волновалась Валя Кесарева. Когда в переулке с беспечным и сияющим лицом появилась Тася Добросклонова, Валя не смогла скрыть возмущения.

— Все, как на спектакль! — сказала она. — Я буду с ним заниматься. А вы зачем? Вам что здесь нужно?

Тася юркнула в толпу девочек.

Все видели, что Валя волнуется. Она то начинала рассуждать о совершенно посторонних вещах, то в одиночку шагала взад и вперед по тротуару. Валя хмурила узенькие сердитые брови и дула в кулак, чтобы согреть пальцы. «Здравствуйте, товарищ лейтенант, — много раз репетировала про себя Валя. — Наш преподаватель математики тоже был на фронте. Кажется, у него искусственная нога, но он замечательно преподает. Я могу с вами повторить всю программу до уравнений с одним неизвестным». Лейтенант скажет: «Пожалуйста, пожалуйста!», и тогда можно сразу начинать.

Валя знала, что как только начнет объяснять, кончится этот противный озноб, от которого даже коленки дрожат, будет приятно и интересно, потому что больше всего Валя любит объяснять. Валя давно уже решила, что ее призвание быть учительницей. Она только не определила еще, кто ее идеал. Ей хотелось походить не на одного какого-нибудь учителя, а сразу на многих — и на Белого медведя, и на Дарью Леонидовну, и на Захара Петровича. «Сегодня буду преподавать, как Захар Петрович», подумала Валя. Она отошла подальше, чтоб еще поупражняться, и даже немного прихромнула, как Захар Петрович, не замечая, что к порядочней кучке одноклассниц, которые толпились возле проходной будки, присоединились еще двое. Эти двое были Дима и его друг Федька Русанов. Они вынырнули из-за угла и, увидев девочек, приняли, как по команде, рассеянный вид. Федька распахнул пальто, чтоб ослеплять прохожих свитером, украшенным значками.

Наташа грозно спросила:

— Это еще что? Таська! Расхвасталась?

Тася с перепуганным лицом спряталась за Люду Григорьеву и оттуда виновато бормотала:

— Честное слово, не расхвасталась. Я только Димке велела вымыть посуду, потому что мне нужно в госпиталь торопиться. Да еще спросила, как объяснять, если меня заставят.

— Тебя заставят?! Эх ты! Болтушка!

Тася все пряталась за Люду и торопливо засовывала в валенки длинные трикотажные рейтузы, которые до самых пят свисали из-под платья. «Не хотела надевать рейтузы, — думала Тася. — И мороза никакого нет. Зачем я их надела?»

Почему-то ее вдруг чрезвычайно огорчили эти злополучные рейтузы, которые никак не втискивались в валенки.

— Здорово! — сказал Федька равнодушным тоном.

Тася наконец справилась с рейтузами, и с самой приятной улыбкой загадочно произнесла:

— А вот и не знаете, куда мы пойдем.

В это время появилась Дарья Леонидовна. Она быстро шла по улице, издали кивая девочкам, и щеки у нее разрумянились от ходьбы. Девочки шумно приветствовали учительницу.

— Вон они еще к нам прицепились, — указала Наташа глазами на мальчиков.

— Ну что ж, — возразила Дарья Леонидовна, — пусть и они. Если не будут мешать.

— Мы — мешать? — удивился Федя и первым кинулся к двери.

Девочки перешептывались в вестибюле, пока Дарья Леонидовна пошла разыскивать Катю, но Катя сама бежала ей навстречу. Она была в белом халате, ее черные волосы покрывала косынка. Катя легко сбегала с лестницы, держась за перила, полы ее халата летели за ней, как крылья бабочки.

— Пришли! — сказала Катя, возбужденно блестя глазами.

«Какая хорошенькая! — с восхищением подумала Наташа про сестру. — Я-то перед ней настоящий урод!»

Но все же на всякий случай Наташа старалась не попадаться на глаза своей хорошенькой сестре.

— Вас слишком много, — решительно заявила Катя. — Половину надо отправить обратно.

— Знаете, Катя, — тихо убеждала Дарья Леонидовна, — нельзя так сразу расхолаживать. Это непедагогично.

Валя Кесарева стояла, вытянувшись, словно на военных занятиях, и крепко прижимала к груди сборник алгебраических задач. Она стиснула побледневшие губы, и ее зеленые глаза то погасали, то светились упрямым блеском.

— Слушайте, — строго распорядилась Катя, — не топать, не кашлять ничего не трогать руками. Побеседуете вежливо с бойцами и направитесь к выходу. А останется… Кто останется? — обернулась она к Дарье Леонидовне.

— Я!

Валя шагнула вперед, чувствуя, что волнение валит ее с ног и что если сейчас же, немедленно, ожидание не перейдет в действие, постыдное малодушие одержит верх. Катя вдруг подобрела.

— Хорошо, — сказала она. Может быть, она поняла, что Валю надо поддержать. — Ты не бойся, он математику давно проходил, все уж забыл.

Девочки направились следом за Катей на второй этаж. Сзади всех шли Дима и Федя; они перемигивались и подталкивали друг друга локтями, но не от веселья, а от робости, которая внезапно охватила и их.

Палата была просторная, светлая, с блестящими натертыми полами, с белыми марлевыми занавесками на окнах, белыми кроватями и тумбочками. Многие раненые поднялись и заулыбались детям.

— Здравствуйте! — хором сказали девочки и остановились среди палаты, не зная, что говорить, что делать и даже куда смотреть.

— Товарищи! — громко сказала Катя. — Пришли ученицы шестьсот седьмой женской школы. Они пришли познакомиться, а если кто-нибудь захочет заниматься математикой, физикой, географией и разными другими науками за шесть с половиной классов — они могут помочь.

Ученицы шестьсот седьмой школы смущенно опустили глаза.

Раненые рассматривали девочек дружелюбно и с любопытством.

— Неужто уж такие образованные? — раздался голос из угла.

Спрашивал молодой парень. Он сидел на кровати, прислонившись к стене и положив забинтованную ногу на табурет. Рядом стояли два костыля.

«Он!» поняли девочки. У Вали екнуло сердце.

Катя подошла к молодому раненому и вполголоса спросила:

— Может быть, вы отдумали?

— Может, отдумал, а может, и нет, — неопределенно ответил тот. — Посмотреть надо, каковы учителя.