Наступила самая горячая пора деревенской страды — уборка урожая. В школе начались каникулы, и Санкити решил несколько дней отдохнуть.

Как-то, возвращаясь с прогулки, он увидел бежавшую ему навстречу о-Юки.

— Санкити, — сказала, запыхавшись, жена, — приехал Ниси-сан. Вот его визитная карточка. Он не один, с приятелем. Они не стали тебя ждать, но сказали, что зайдут попозже.

Не часто токийские друзья навещали Санкити в его деревенском уединении. Можно было пересчитать по пальцам, сколько раз заглядывали сюда городские знакомые.

Не успел Санкити войти в дом, как услыхал с порога знакомый голос:

— Я вижу, Санкити уже вернулся!

Санкити очень обрадовался своему давнишнему приятелю. Они начали дружить еще до университета. Было время, когда они ночи напролет горячо обсуждали будущее, высказывали заветные думы и мечты. И вот после стольких лет друзья опять встретились. Санкити смотрел на друга и не узнавал его: Ниси стал настоящим джентльменом. Он служил в одном из департаментов в Токио.

Вместе с ним пришел одетый в европейский костюм сотрудник местной газеты. Все трое прошли в гостиную, и через минуту оттуда донеслись оживленные голоса.

— Мы давно знакомы с В-куном, но я не знал, что он живет теперь в Нагано. Захожу я сегодня в редакцию, и что бы ты думал? — первым встречаю tero!

— А я не узнал Ниси, пока он не подошел ко мне и не заговорил, — улыбаясь, перебил приятеля В-кун. — Он ведь фамилию переменил. Да и усы вон какие вырастил. Совсем стал другой, разве тут узнаешь. Мы как раз сидели с С-куном, ожидая одного юриста, ну и, как водится, злословили — что за правовед к нам явится.

— Знаешь, что они сделали? — засмеялся Ниси. — Меня сюда послала префектура, чтобы проверить, как обстоит дело с кооперацией. Так они взяли и без меня написали обо всем и послали в префектуру, чтобы ревизору делать было нечего. Поставили меня в глупое положение. С ними надо ухо держать востро.

Стряхнув пепел с папиросы, Ниси с нескрываемым удивлением оглядел убогую комнату, в которой жил и работал его приятель. Потом внимательно посмотрел на Санкити, точно хотел спросить, для чего это он решил похоронить себя в такой глуши. Трехлетняя жизнь в провинции действительно наложила отпечаток на внешний вид и манеры Санкити.

,— Ты не замерз, В-кун? — обратился Ниси к журналисту и поежился. — Надень-ка пальто. Однако, прохладно у тебя в кабинете.

О-Юки внесла горячий чай. Ниси протянул Санкити книгу.

— Коидзуми-кун! Ты, верно, еще не читал этой книги. Я на днях зашел к Накамура, попросил что-нибудь почитать в дорогу. Он мне предложил эту книгу. Я начал ее читать, дошел до места, заложенного открыткой. Дальше не успел. Но это любопытно... Дарю тебе ее вместе с открыткой.

— А у меня так много работы, что нет времени читать, — сказал журналист, разглядывая книгу. — Уехать бы куда-нибудь подальше в глушь, захватить с собой книг побольше, вот бы славно было!

Ниси посмотрел на журналиста. Тот вздохнул и обратился к хозяину:

— Санкити-сан! У вас не бывает такого чувства, когда вы работаете, будто вы своим трудом отдаете природе долг?.. Это ощущение долга заставляет меня постоянно работать. Иначе совесть замучит. Берусь за всякое дело. А удовлетворения никакого. Бегаю день-деньской со всякими заданиями для газеты. Но какой во всем этом толк?

— Газетчикам в голову всякие вздорные мысли лезут, — не без ехидства заметил Ниси. — Брось ты эту работу в газете!

— А, все равно, — махнул рукой журналист. — Было время, когда я работал не ради хлеба насущного. Но и тогда не чувствовал радости от труда. Ну, скажем, стану я теперь учителем. Что изменится? Мне уж, видно, суждено вечно трудиться в поте лица, чтобы исполнить долг и не знать от труда удовлетворения.

— Ну, брат, это в тебе тщеславие говорит. Хотя тщеславие, если оно верно направлено, как у тебя, например, вещь неплохая, — засмеялся Ниси.

— Может быть, может быть, — пожал плечами журналист. — Но против природы идти нельзя. Можно причинить непоправимый вред. Насилие над естеством ведет к смерти. Но так не хочется подчиняться этому самому естеству. А ничего не поделаешь: человек не знает ни минуты покоя из-за его велений. Как бы мне освободиться от этого сознания долга, бросить вообще всякую работу. Хочешь читать — читай, хочешь спать — спи.

— На меня тоже иногда находит такое, — признался Ниси. — Я только не хотел говорить об этом Санкити: он ведь видит в труде смысл и цель жизни. Я давно это в нем заметил.

— Да, жизнь неумолима и безжалостна, — сказал журналист.

— А знаешь, В-кун, — продолжал Ниси, — по-моему, только женщины способны по-настоящему ничего не делать. Они даже читают только ради удовольствия. Натура мужчины иная. Он и в чтении видит пользу. Его жизнь — постоянный, непрерывный труд... Как это грустно. Золя говорил: удел мужчины жить, любить и трудиться. Печальный удел.

— А вам не скучно здесь жить, Коидзуми-сан? — обратился журналист к Санкити.

— О-о, Санкити — другое дело! У него есть жена, — пошутил Ниси.

Санкити горько усмехнулся шутке друга.

— Ну, не скажите! — возразил журналист. — Бывает, что и с женой невесело. А то стал бы я до сих пор жить холостяком, стряпать себе обед на скорую руку в редакции?

Ниси, видимо, был неприятен разговор, и он дал ему иное направление.

— Да, мужчина должен работать, А если подумать, в этом нет никакого смысла. У природы одна цель — продолжение рода, размножение...

— Работать человека вынуждают обстоятельства, — вставил журналист. — Нельзя, значит, жить подобно птицам небесным. Они вот не сеют, не жнут, а знай себе порхают беззаботно с ветки на ветку. Да песни поют.

— Песня у птицы — все равно что у нас работа. Самец песней зазывает самку. Так и у людей: хорошо поешь — и жена хорошая... Впрочем, теперь, когда людей на земле так много, размножение перестало быть главной целью человечества.

— Плохо то, что жизнь наша очень похожа на унылый, однообразный сон.

— Скоро такой будет жизнь всех японцев.

Санкити слушал приятелей молча. В-кун замолчал и взглядом, полным страдания, посмотрел на Ниси. Все трое задумались, пуская к потолку дым.

На пороге комнаты остановилась о-Фуса.

— Иди сюда, Футтян, — ласково позвал девочку Ниси.

О-Фуса застеснялась и спряталась за юбку матери. О-Юки взяла ее за руку и подвела к столу. Гости стали протягивать девочке конфеты.

— Скажи спасибо. Это она от смущения молчит, — улыбнулась о-Юки.

Ниси уже несколько раз доставал карманные часы.

— Ты долго пробудешь в наших краях? — спросил друга Санкити. — Может, останешься у нас ночевать?

— Не могу, большое спасибо, — ответил Ниси. — Я должен успеть на четырехчасовой поезд. Сегодня в Токио в мою честь устраивают обед. Хотя должен вам сказать, меня это отнюдь не радует. Придется пить сакэ. А у меня завтра лекция.

— Посиди еще немного.

— Ваши часы отстают, — сказал Ниси. Он вынул еще раз свои и сверил их с часами, висевшими в другой комнате. — И сильно.

О-Юки принесла пиво и кое-какую закуску.

— Уж не обессудьте, чем богаты, тем и рады, — говорила она, расставляя деревенские кушанья. Санкити, радуясь приезду друзей, от всей души угощал их.

— Большое спасибо, все очень хорошо, — говорил Ниси. — Пить я, как и раньше, почти не пью. А вот поем с удовольствием. Вы уж извините, я без всяких церемоний начинаю. Мне действительно надо спешить.

Санкити налил пиво Ниси и В-куну.

— А вы долго собираетесь жить в Нагано? — спросил он журналиста.

— Годик еще поработаю. А там, наверное, переберусь в Токио. Уж больно тоскливо здесь. И поговорить не с кем. Ничего интересного в провинции Синано я не нашел.

Ниси с удовольствием ел кушанья, поданные о-Юки. Особенно ему понравились соленые грибы, которые зовутся в простонародье «бычьи лбы».

— Знаете, что со мной было, когда мы проезжали тоннель? — сказал он. — До Усуи все было прекрасно. А как въехали в тоннель, такая вдруг меня взяла тоска. Я думаю, нет человека, который бы не чувствовал того же, проезжая через него. Как, по-твоему, В-кун? А вы, Коидзуми-сан, не испытываете в тоннеле тоски, когда случается ехать в Токио?