И вот случилось невероятное: о-Танэ вышла за ворота дома и вместе с Санкити отправилась на кладбище. О-Сэн осталась дома стряпать. Обед сегодня полагался постный, из овощей. Она села в кухне за стол и стала чистить тыкву, только что принесенную с огорода, стараясь все делать так, как сказала мать.

Тут же на кухне суетилась о-Хару.

— Как тебе идет эта прическа, — сказала о-Сэн, взглянув на служанку.

— Тебе нравится? — обрадовалась девушка. — И у тебя волосы лежат очень красиво.

О-Сэн улыбнулась. Она уже очистила тыкву. Теперь надо было нарезать ее кусочками. Девушка вздохнула. Она не знала, какой величины должны быть куски. Отрезала тоненькую дольку, повертела в руках, потом отрезала другую — потолще. Что теперь делать? Руки у о-Сэн задрожали, на глаза навернулись слезы.

О-Хару не замечала мучений о-Сэн. Она была занята своим. Легко и беззаботно было у нее на душе. Весело работать в новом кимоно и новом переднике. Весело думать, что вечер сегодня свободный, можно пойти к тете, поболтать о том, о сем.

О-Танэ вернулась с кладбища. Войдя в кухню, она увидела полные слез глаза дочери и порезанный палец. Кровь капала на тыкву.

— Сердце мое так и чувствовало, что в доме что-то неладно! — всплеснула руками о-Танэ. — Девочка ты моя! Я все сейчас сама сделаю. Ах, это я во всем виновата. Я должна была хорошенько тебе объяснить.

О-Сэн растерянно смотрела на мать.

— Вытри палец концом рукава, — волновалась мать. — Я очень хотела, чтобы ты сегодня повеселилась. Ты такая красивая сегодня, так хорошо причесана. А тут, на тебе — порезала палец. Вот беда-то! — В кухню вошел Санкити. — О-Сэн совсем как дитя малое. Глаз да глаз за ней нужен, — обратилась она к нему. — Ты послушай, что недавно было. Пришли как-то к Сёта товарищи. Стали играть в карты. Ямасэ — приятель Сёта — пригласил и о-Сэн поиграть с ними. О-Сэн обрадовалась, подбежала к ним, села рядом с Ямасэ да и обопрись рукой на его колени. Не понимает еще, что с чужими мужчинами нельзя себя вести как с братом...

Стемнело. Прислугу и работников отпустили посмотреть на пляску бон-одори. На черном небе сияли мириады звезд. Легкий ветерок обдувал лица людей, идущих к храму.

O-Хару, которой хозяйка позволила навестить тетю, выбежала из дому. Людской поток подхватил ее, и скоро она очутилась перед храмом, где юноши и девушки, взявшись за руки, водили хоровод и пели песни. Играла веселая музыка. Были здесь и девушки с фабрики из соседнего городка.

Возле о-Хару толкались парни, их лица были скрыты полотенцами. Девушка испугалась. Кто-то вдруг взял ее за руку. Она обернулась. Это был молодой хозяин. Они вместе с трудом выбрались из праздничной толпы.

Наступил сентябрь. Санкити закончил свою работу и стал собираться домой. В последние дни перед его отъездом Хасимото неожиданно получил письмо от бывшего соседа семьи Коидзуми, носившего ту же фамилию. Несколько лет назад тот усыновил второго брата о-Танэ — Морихико. Его дом был в нескольких ри от родного пепелища о-Танэ и ее братьев. Коидзуми писал: «Санкити скоро, наверное, поедет в Токио. Так ко мне ему заезжать не надо. Это будет удобнее и ему и мне».

— Ну и старик, — рассмеялся Тацуо, показывая письмо Санкити. — «Удобнее и ему, и мне». Ну до чего же скуп! А ты посмотри только, на какой бумаге он пишет, посмотри на конверт!

День расставания приближался. Санкити не знал ни минуты покоя. То и дело заглядывал кто-нибудь из соседей проститься. О-Танэ звала в столовую угостить его чем-нибудь особенно вкусным. Да и вещи надо было укладывать.

Накануне отъезда вся семья вместе с Тацуо собралась в гостиной.

— Кто знает, когда ты еще приедешь к нам? — вздохнул Тацуо.

Сели за столики. Санкити стал читать главы из написанной за лето книги. Все слушали почтительно, не отрывая от него глаз, и Санкити был очень растроган.

— Я каждый день буду вспоминать вас, — повторял он.

Потом пошли в столовую.

— Я все думала, что бы такое дать тебе с собой. И придумала, — сказала о-Танэ, подводя брата к столу. — Смотри, какой большой улей. Я, о-Сэн и о-Хару только что кончили выбирать из него пчел.

На столе лежал большой, в пять слоев, пчелиный улей. Дикие пчелы мельче домашних. И в здешних местах их мед считается лакомством. Санкити, когда был маленький, любил, увязавшись за взрослыми, бродить по лесу и искать ульи.

— Мама! Фотограф пришел! — крикнул из сада Сёта.

— Уже фотограф? А у нас столько еще дел! О-Сэн, иди скорее переодеваться. И ты, о-Хару.

— Касукэ! Иди к нам. Будем фотографироваться, — заглянул в лавку Тацуо.

Фотографироваться решили в саду, в который выходила гостиная. Собрался весь дом. Тацуо встал под большим раскидистым деревом, которое, как считалось, посадил его далекий предок.

— Женщинам лучше выйти вперед, — сказал Тацуо.

О-Танэ, о-Хару и о-Сэн сели в первом ряду.

— Дядя, — сказал Сёта, — вы наш гость, и ваше место вот здесь, в самом центре.

Но Санкити встал с краю, у большого камня, вокруг которого цвели хризантемы.

С гор спустилось белое облачко и повисло над головами собравшихся. Но когда все наконец приготовились, облачко растаяло, и с неба опять брызнули ослепительные лучи. Фотографировать было нельзя. Касукэ посмотрел на небо и вдруг сорвался с места, как будто вспомнил о чем-то.

— Касукэ, куда это ты? — удивилась о-Танэ. — Стой на месте. Видишь большое облако? Оно вот-вот будет над нами. И надо не упустить момент.

— А я никуда и не ухожу, — ответил старший приказчик.

Обойдя всех, он встал рядом с хозяином, где тень была особенно густой.

Наконец долгожданное облако заслонило солнце. Щелкнул затвор, и фотоаппарат запечатлел всех членов дома Хасимото: и самого хозяина, и подручного Косаку, и сына Касукэ — Ититаро.

В день отъезда вся семья с самого утра снова собралась в гостиной. Пришли проститься с Санкити и Касукэ с сыном. Санкити был уже одет по-городскому, в светлый, легкий костюм. Из гостиной все пошли в сад полюбоваться зацветавшими осенними пионами.

Из этого глухого уголка Санкити увозил рукопись новой книги. Она лежала на дне чемодана вместе с подарками Тацуо и о-Танэ... На страницах книги Санкити запечатлел события, чувства и мысли, которыми была полна его юность. Воспоминания прошлого больше не томили его. На душе было легко. Память освободилась для новых впечатлений.

— Хорошо, что ты навестил нас. Это ведь кажется только, что можно в любую минуту собраться и приехать. Редко удается в жизни делать, что хочешь, — сказала о-Танэ, глядя печальными глазами на брата.

,— Справедливые слова, — заметил Касукэ. — Сколько раз, Санкити-сан, вы были в наших краях с тех пор, как совсем отсюда уехали?

— Сколько? Первый раз, когда умерла бабушка. Это было очень давно. Потом приезжал хоронить маму... Ну вот и сейчас.

— Всего три раза за столько лет! — воскликнула о-Танэ. — Санкити уехал из отцовского дома, когда ему еще и восьми не было.

— Если бы старый дом был цел, он бы чаще навещал нас, — улыбнулся Тацуо.

С улицы донесся голос кучера. Повозка была заказана еще накануне вечером.

— Пора идти, — сказал Сёта. Взяв чемоданы, он направился к выходу.

— Я уж с тобой здесь прощусь, Санкити. Не сердись, — подошла к брату о-Танэ. — Большой привет передавай Минору. И будь здоров, дорогой.

Попрощавшись с о-Сэн и о-Хару, Санкити следом за Сёта вышел из дому.

— Я провожу тебя немного, — предложил Тацуо. Все трое спустились по каменным ступеням.

На дороге, у самого подножья сопки, уже стояла повозка с пассажирами, на которой Санкити предстояло добраться до ближайшей почтовой станции на перевале. Те, кто ехал дальше, должны были пересесть там в другой экипаж.

— Мы с Наоки добирались сюда от Куцугакэ пешком, — уже сидя в повозке говорил Санкити. — Ну и досталось же нам от слепней.

— Слепни, москиты... Они тучами вьются над дорогами, которые ведут в Кисо. Наверное, потому, что у нас лошадей много, — сказал стоявший рядом с повозкой Сёта.