— Ну, коли так!.. — Федя раскрыл объятия и решительно надвинулся с поцелуями.

Палец, ушибленный молотком, и два согнутых гвоздя. Мелочи, правда? Третий гвоздь победно торчал из стены, и Лиза, напевая марш рыжих демонстрантов, вешала на стену картину «Огурец, которого сторонились».

Второе, короткое путешествие с Печенюшкиным осталось позади. Мальчуган действительно очень спешил. Во дворце, среди подарков, каким-то образом оказались все пожитки сестренок: санки, простынка, швабра, куртки, рюкзаки. Тюльпан опять превратился в луковицу и лежал на бархатной подстилке в кастрюльке. Весь багаж сам собой аккуратно упаковался, обернутый в простыню тюк опоясала, завязавшись наверху бантом, атласная рыжая лента.

Груз лег на санки, сверху Пиччи усадил девочек, помахал Феде, прощаясь, и решительно намотал на руку веревку от саней.

— Поехали-и-и! — закричали четверо.

Глянув вниз, Лиза обнаружила, что пол под ними не виден. Санки и Печенюшкин стояли на огромной призрачной ладони, светящейся всеми цветами радуги.

Ладонь сомкнулась в горсть, сияние вокруг нестерпимо усилилось, и Лиза с Аленкой невольно зажмурили глаза. Когда же девочки рискнули открыть их, то оказались… Правильно! Дома, посреди детской.

Алена шевельнулась, тюк накренился, падая с санок, сестры полетели в стороны и счастливо очутились на своих диванчиках. Печенюшкина в комнате не было.

— Солидно! — Лиза, отойдя к противоположной стене, разглядывала полотно. — От такой картины любой уколется! Аленка, погляди, не косо?!

— Даже не хипло! — одобрила сестра. — Слушай, на часах половина третьего. Записка твоя на месте. Если б не подарки, никто бы и не узнал, что мы уезжали.

— Зачем скрывать? Раз мы живы-здоровы, родители волноваться не станут. Мы их покормим и за блинами все расскажем. Кстати, сейчас масленица.

— Здорово! Ух ты, мой славненький! — Алена погладила портфель-блиномет. — Это сколько же мы денег сэкономим! Попросим, чтобы часть нам дали на шоколадки?

Блиномет, зарытый Тюнь-Пунем тысячу лет назад в заранее условленном месте, Печенюшкин успел откопать. Машину времени он размонтировал, но все прочие свойства портфель сохранил. Теперь Алена с Лизой на равных стали владелицами транспортно-кормильного средства. Девочки предвкушали удовольствие от будущего появления в школе. Они вот только не решили еще, во что превратить портфель сначала — в танк или в балаганчик. Лиза опасалась, что сам, без Никтошки, балаганчик двигаться не будет.

— Лизочкина, что если маме браслеты подарить? — Два обруча Аленка застегнула на правом запястье, три на левом и сейчас разглядывала камни, терла их, послюнив палец. — Или дареное не дарят? Ты как считаешь?

— Они твои… — Лиза все любовалась картиной. — Ты их и мне не имела права передаривать. Отдай маме в пользование. Лет на семь или пятнадцать.

Аленка кивнула, соглашаясь.

— Так я и не узнала — от кого. Все обещали, и никто не выяснил. А когда прощались, я забыла спросить.

— Подумаешь, секрет! — улыбнулась Лиза. — Для тебя одной. Это Лампусик, глупая! Он в тебя по уши влюбился! Краснел, вздыхал, стеснялся. Тоже, нашел Дюймовочку…

— Лампусик!.. — Алена неожиданно всхлипнула. — Вот дурачок! Он такой хороший, Лизка. Почему мне его сделалось жаль?

— Потому что ты его иначе любишь. Как верного друга. — Лиза рассеянно глядела на открытую «кукольную» полку в мебельной стенке. Там, среди игрушечной мебели, стояли, сидели и лежали главные сокровища сестер.

Красавица блондинка Барби с дочкой Нэнси, мужем Дэном и подругой-брюнеткой Ниа — прошлогодние американские трофеи. Ляпус-Петя в плаще до пят. Китайский пес из Лондона и китайский медвежонок из Стамбула. Плюшевый гном в красном колпаке. Стеклянная змея в короне, похожая на Клару-Генриетту. Розовая длинношерстная обезьянка без хвоста… Перечень лучше оборвать, иначе не хватит страницы.

— Он для тебя ненастоящий, как эти куклы, — продолжала старшая сестра. — Точнее, не как они, но все равно, сказочный… Ну, словом, не подходящий тебе. Ты это понимаешь, оттого и жалеешь Лампусика… Ох, в голове-то я понимаю, а словами выразить трудно. Короче, не задумывайся, тебе еще рано.

На удивление присмиревшая Аленка лишь робко покачала головой, сомневаясь.

— Давай, лучше я тебе стихи почитаю, — предложила Лиза. — Те, которые Пиччи мне посвятил.

— В четвертый раз? Зачем? Я их почти выучила.

— Тогда отсюда. — Лиза сняла с книжной полки потрепанный томик. — Марина Цветаева. Печенюшкин сильно рекомендовал почаще читать настоящую поэзию. Открываем наугад…

Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце — корабль. —
А в единственном окне —
Снег, снег, снег…

— Покажи! — Алена, подлетев к сестре, уставилась на страницу. — Нет, это другое. А я испугалась…

— Чего ты испугалась, трусиха?! — тормошила сестренку Лиза.

— Так, сама не знаю… Уже прошло…

Алене было хорошо и немножко грустно. Полчаса назад, когда Лиза выходила в ванную, она, выдвинув нижний ящик шкафа с нехитрым своим добром, приклеила скотчем к его дну сложенный вдвое и упрятанный в конверт листок. Вот что было на нем: шестнадцать строчек неравной длины, летящая быстрая подпись и, как три росчерка, рисунок внизу — роза, сердце, корабль.

Год назад она была младше и глупее. Теперь же — Алена знала — она не станет огорчать сестру. Пусть листок, подаренный вчера Печенюшкиным, спокойно лежит в тайнике. Аленка не покажет его НИ-КО-МУ…

— Ленка! — разбиравшая рюкзак Лиза выдернула руку, словно наткнулась на ежа. — Забыли!! — Треугольная призма светилась у нее на ладони. — Последнюю пирамидку забыли! С живой водой! Что мы будем с ней делать?! Неужели, вернем?! Как ты думаешь, она не испортилась?!.

Аленка, поворачивая голову, внезапно задержалась взглядом на «кукольной» полке. В коричневых, круглых ее глазах заблестели хитрые золотые искорки. На лице — сосредоточенном, серьезном — медленно расцветала улыбка.

КОНЕЦ

1993–1994 гг