«Какое странное чувство», — подумал Бишоп. Он так устал, что хотел одного: врасти в землю и лежать спокойно, под теплым солнышком. Нет… это больше чем усталость. Казалось, еще немного, и он поднимется в воздух, потому что ощущал себя совершенно невесомым. Но удивительнее всего то, что боли больше не было. Меррим взяла на себя его боль. Взяла его рану.

Нет, это невозможно. Хотя случалось раньше.

— Меррим?

Медленно, так медленно, что он едва не умер от страха, ее ресницы дрогнули, пощекотав его плечо.

— Меррим?!

Она чуть приподнялась, шепотом позвала его по имени, тряхнула головой и моргнула.

— Что случилось?

— Меня ударили стилетом, — выговорил он, едва шевеля губами. — Ты легла на меня. Почему?

Меррим растянула губы в улыбке. Далось ей это с трудом: все тело ныло, словно по нему прошлась сотня тяжелых кулаков.

— Понятия не имею, — честно ответила она, целуя его в подбородок. — Просто понимала, что нужно сделать именно это.

Она не сводила с него глаз и видела не древнего старика, а Бишопа, человека, которого любила, человека, который не умрет. Никогда.

— Сама не возьму в толк. Я твердо знала лишь одно: нужно лечь на тебя, сердцем к сердцу, телом к телу. Боль была поистине неописуемой, Бишоп, однако мы выжили. Не знаю как, но выжили.

Лорд Веллан нагнулся, пытаясь ее поднять. Но она вцепилась в плечи Бишопа и отказывалась разжать пальцы.

— Все будет хорошо, — бросила она, не оборачиваясь. — Дай нам немного времени. Еще минуту, и, клянусь, мы встанем как ни в чем не бывало.

— Увы, это невозможно, милая, просто невозможно. Мне ужасно жаль, но Бишопа ударили стилетом в грудь. Он мертв. Тут уж ничего не поделаешь.

— Он жив, дедушка. Мало того, только сейчас говорил со мной. Даю слово, это чистая правда.

— Если он еще не умер, значит, вот-вот отправится на тот свет. Пойдем, Меррим, оставь его. Мы обмоем тело и обрядим в саван.

Меррим взглянула на протянутую руку деда, медленно покачала головой и поцеловала Бишопа в губы. Потом откинула голову и громко воскликнула:

— Бишоп, тебе пора встать и объявить всем, что ты сегодня женишься на мне!

Никто не пошевелился. Все слышали, как старуха, которая вовсе не была старухой, обращается к Бишопу Литу, который погиб от удара стилетом или погибнет через несколько минут.

Бишоп открыл глаза и даже нашел в себе силы улыбнуться:

— Пожалуй, я так и сделаю.

Меррим оперлась на руку деда и встала. На лифе платья расплылось огромное кровавое пятно. Она тупо уставилась на пятно, словно издалека слыша испуганные голоса:

— Это леди Меррим?!

— Почему он не умер? Он должен был умереть.

— Зачем она легла на него?

Постепенно пересуды стали оживленнее. Тогда Бишоп поднялся и отряхнулся, как мокрый пес.

Его грудь тоже была залита кровью, уже подсыхающей и казавшейся черной.

Во дворе воцарилась полная тишина. Даже куры притихли. Ветерок шевелил волосы Бишопа. Несмотря на пережитое, он чувствовал лишь небольшую слабость, но, коснувшись груди, обнаружил, что рана закрылась.

— Он не мертв! Не мертв! — истерически крикнул кто-то. Ему вторили остальные. Крик поднялся невероятный.

Все понимали, что такое просто невозможно. И все недоумевали, пока кто-то не объявил:

— Я все понял! Это была просто царапина, из тех, что сильно кровоточат. Но клинок не задел сердца, и сэр Бишоп остался жив.

— Да, так оно и было, — соглашались остальные.

Общее облегчение было физически ощутимым. Люди решили, что ничего особенного не случилось и проклятие тут ни при чем. Никаких ведьм и волшебников, никакой магии. И никто не услышит, как черные крылья страха хлопают над головами во мраке ночи.

Он ничего не ответил. Только взял руку Меррим, глянул все уродливое старое лицо.

— Ты выйдешь за меня через час?

— Да. Как только мы отмоемся от крови и я сниму этот чертов нос.

Во дворе раздались радостные крики. Дед обнимал ее, бабушка гладила по голове и плечам.

На груди действительно не было ни следа от раны. Никаких признаков того, что в его плоть вонзался стилет. Ничего. Только легкая боль, но это, возможно, оттого, что Меррим так сильно колотила его кулачками и так тяжело наваливалась сверху.

При этой мысли он улыбнулся, откинул голову на бортик лохани и прикрыл глаза. Скоро она придет и вымоет его. Ну а потом он, возможно, вымоет ее, хотя служанки наверняка уже об этом позаботились.

Интересно, осталась ли на ее груди хоть какая-то метка, синяк или шрам, в доказательство того, что только сейчас случилось?

Он ощутил, как в нем пульсирует энергия, куда более мощная, чем до поединка с Фиорум.

В комнате действительно появилась Меррим. Она улыбалась. Куда девалось пропитанное кровью платье? На ней было простое одеяние, которое она, конечно, сменит перед венчанием.

Она подошла ближе и положила руку ему на плечо.

— Как ты себя чувствуешь?

Бишоп нетерпеливо кивнул.

— Покажи мне грудь, — потребовал он.

Меррим неторопливо отложила тряпочку, которую держала в руках, отступила и распахнула свободное одеяние. Он уставился на ее грудь, мягкую сливочную плоть, но… и тут он заметил тонкую белую линию, проходившую над ее бурно бьющимся сердцем.

— А… а у меня и следа не осталось, — выдохнул он.

— Я рада. А это… Пустяки, — отмахнулась она, запахиваясь. — Я пришла искупать тебя, мой будущий муж. Откинься, закрой глаза и позволь за тобой поухаживать. Могу сказать, что день выдался тяжелым.

Бишоп покорно выполнил приказ и, смеясь, согласился:

— Да уж, тяжелее некуда. Ты любишь меня, Меррим?

— Люблю, — ответила она без колебаний. — Больше, чем минуту назад. Скоро моя любовь вырастет так, что может меня убить.

Он открыл глаза, улыбнулся и осторожно сжал ее руку.

— Мне тоже знакомо это чувство. В дверь тихо постучали.

— Кто там? — крикнула Меррим. — Кто желает ворваться к моему жениху?

— Это я, госпожа, Криспин!

— Заходи, Криспин! — пригласил Бишоп.

В комнате появился Криспин, глядя не на молодых людей, сейчас казавшихся старше его деда, а на странную палочку в своей руке. Наконец он торжественно указал ею на Бишопа.

— Господин мой, какой-то мальчишка нашел это, сказал, что, когда вы встали, палочка выпала из вашего рукава. Вроде бы обычная палка, только совсем не палка, если понимаете, о чем я.

— Спасибо, Криспин, — кивнул Бишоп, беря палочку. — Я думал, она пропала.

Интересно, как палочка попала в его рукав? Нет… он не хотел знать.

Едва Криспин закрыл за собой дверь, Меррим глубоко вздохнула.

— Это выпало из твоего рукава? Я думала, она исчезла в той пещере возле Тинтажеля.

— Так и было. Но теперь она нашлась. Они переглянулись.

— Мы оба живы, — прошептала Меррим. — Случилось нечто невероятное, Бишоп. И палочка помогла нам?

Он ничего не ответил. Просто взвесил палочку на руке, наслаждаясь ее теплом. В мозгу теснилось столько мыслей, но стоило ему попробовать в этом разобраться, как дыхание перехватило.

— Это та же палочка, верно?

— Именно. Та самая.

Бишоп выпрямился, и она намылила ему спину. Он лениво посмотрел на палочку еще раз и неожиданно застыл. Меррим не успела спросить, в чем дело, как он дернулся и вскочил, расплескивая воду на пол и на Меррим.

— Что с тобой? Опять больно? Бишоп, да ответь же!

— Смотри, Меррим, смотри.

Он снова сел и протянул ей палочку, прижав большой палец к ямке в дереве. Меррим встала на колени и положила поверх его пальца свой.

— Чувствуешь? — взволнованно спрашивал он, водя пальцем.

— Давай поднесем ее к свету, — предложила она и, взяв палочку, поднялась и подошла к окну.

Бишоп наблюдал, как она поворачивает палочку к льющимся из окна солнечным лучам.

— Амброзиус, — прочитала она по складам и, оглянувшись, прошептала: — Амброзиус? Что это значит?

— Это все, что ты видишь? — насторожился Бишоп. — Может, там есть еще одно имя? Или слово?