Мэл ненавидел магазины, поэтому сам процесс покупки уже воспринимался как наказание.

Хуже того, раскошелиться пришлось на такую одежду, в которой он чувствовал себя ряженым.

Правда, в конце концов он стал обладателем костюма и коробки в красивой подарочной упаковке… и торжественно пообещал себе, что никогда, никогда, ни в этой, ни в какой другой жизни не повторит подобный опыт.

Он дважды посылал Паркер эсэмэски, а он никогда никому не посылал эсэмэсок. У него были слишком большие пальцы для крохотных кнопочек, и он чувствовал себя неуклюжим и глупым. Однако, хотя его стратегия подразумевала некоторую отстраненность, базовый контакт был необходим.

В понедельник Мэл решил, что отстранялся достаточно долго, и позвонил ей. Включилась голосовая почта — еще одна ненавистная ему технология, хотя и позволившая услышать ее невозмутимый голос:

— Привет, Классные Ножки. Просто хотел узнать, нет ли у тебя настроения прокатиться сегодня вечером. Мы могли бы заглянуть в пиццерию. Я соскучился по твоему лицу. — Последние слова сорвались помимо его воли. — Так что перезвони мне.

Он лег на тележку, закатился под латаный-перелатаный драндулет и принялся отдирать дырявый глушитель.

Установка нового глушителя приближалась к концу, когда зазвонил телефон. Мэл дернулся, ободрал костяшки пальцев, выругался, увидев кровь, выковырял телефон из кармана. И снова выругался, когда понял, что это всего лишь эсэмэска.

«Соблазнительное предложение, но сегодня вечером мне не вырваться. Мы заняты под завязку до самого Дня благодарения. В этот день я буду рада увидеть твое лицо и твою маму. ПБ».

ПБ? Это еще что за чушь?

— Ты отфутболила его эсэмской? Жестко. — Лорел распрямилась. — Уважаю.

— Я его не отфутболила. У нас важная консультация. — «Которая уже закончилась и, между прочим, прошла очень успешно, — мысленно добавила она. — Поэтому можно расслабиться и выпить с подругами по бокалу вина».

— Судя по тому, что ты рассказала, он просто пытался справиться с трудной ситуацией. — В огромных карих глазах Эммы засветилось сочувствие. — Некоторым для этого требуется уединение.

— Да, конечно. Поэтому я даю ему время и пространство, что он так недвусмысленно потребовал.

— Ну, он уже справился, а ты злишься, — сказала Мак.

— Вовсе нет. Ну, немножко. Я бы предпочла, чтобы он… кто угодно… сразу излил свою ярость, даже если бы меня зацепило шрапнелью. А он замкнулся. Он не желает принимать искренне предложенную поддержку, и это меня злит. Немного.

— Ладно, я вот что должна сказать. Только не перебивайте. — Мак вдохнула побольше воздуха. — Моя мать редко поднимала на меня руку, так что в жестоком обращении я ее обвинить не могу, но она унижала и оскорбляла меня. — Мак благодарно улыбнулась Эмме, погладившей ее ногу. — Я всегда могла поговорить с вами, но даже с вами я не всегда могла быть откровенной до конца. И даже сейчас, когда рядом и вы, и миссис Грейди, и Картер, мне иногда необходимо побыть одной. Может, сказывается привычка.

— Мне очень жаль, — тихо сказала Эмма.

— Я знаю и поэтому чувствую себя виноватой. Я прекрасно понимаю, с чем столкнулся Мэл. Мой отец не умер, но он меня бросил, и с тех пор его никогда не было рядом, когда я в нем нуждалась. Я осталась с человеком, не таким жестоким, как Задница Арти, но унижавшим меня.

Мак отпила воды, чтобы смочить пересохшее горло.

— Иногда, хотя я прекрасно понимаю, как это глупо, на меня накатывает. Я смотрю на Эм с ее потрясающей семьей, на Лорел, которая может послать к чертям собачьим и больше не заморачиваться, на чертовски цельную Паркер и думаю: «Вы не понимаете». Как вы можете понять, черт побери? И плюс ко всему прочему, меня одолевает чувство вины. В общем, иногда я не желаю говорить о дерьме, ну, потому что это мое дерьмо.

— Ты так ловко управляешься со словами. — Лорел отсалютовала Мак своим бокалом. — Однако мы знаем способы разговорить тебя.

— Да, и после этого мне всегда становится лучше. Вы знаете, на какие кнопки нажать, и я сама открываюсь, так как знаю, что вы меня любите и поэтому примете все мое дерьмо.

— Это не обо мне, — улыбнулась Лорел. — Я просто жалею тебя, потому что обладаю бесконечным запасом сочувствия.

Мак кивнула.

— Мать Тереза по сравнению с тобой — злая ведьма.

— Я сказала ему, что люблю его, — пробормотала Паркер, и Лорел резко вскинула голову.

— Что? И ты до сих пор молчала? Когда?

— Когда разозлилась. Когда он заявил, что я ничего не понимаю и что все это не имеет ко мне никакого отношения. Я обозвала его идиотом и сказала, что это имеет ко мне отношение, поскольку я его люблю. А потом я вернулась к своим обязанностям, от которых вообще не имела права отвлекаться.

— А что он ответил? — спросила Эмма, прижимая руку к сердцу. — Что он сделал?

— Ничего он не ответил, и ничего он не сделал. Он был слишком занят. Таращился на меня так, будто я врезала ему по яйцам. Наверное, лучше действительно было врезать ему по яйцам.

— В пятницу? Ты сказала ему в пятницу! — воскликнула Эмма. — Мы пахали вместе весь уикэнд, а ты и словом не обмолвилась?

— Она молчала, потому что это ее дерьмо.

Паркер строго посмотрела на Мак.

— Если вы решили развивать эту тему, то да, наверное, Мак права. Я должна была подумать. Тем более что все происходит совсем не так, как я планировала. Я предполагала, что полюблю красивого, умного мужчину с хорошим чувством юмоpa, разбирающегося в искусстве. Лорел, прекрати закатывать глаза.

— У меня хорошее чувство юмора.

— Что бы это ни было, прекрати. Я составила долгосрочный план… на десять лет.

— Серьезно?

— Мак, заткнись. — Правда, Паркер чуть заметно улыбнулась. — По-моему, очень разумно встречаться с красивым, умным мужчиной несколько месяцев, прежде чем отправиться в романтическое путешествие… куда-нибудь. Это могли бы быть апартаменты в нью-йоркском отеле, коттедж на взморье, пансиончик где-нибудь в живописной сельской местности. Мы бы поужинали при свечах… или на свежем воздухе. А потом занялись бы сексом, и это было бы очень мило.

— А как насчет траханья в кладовке? — поинтересовалась Лорел.

— И ты заткнись или не услышишь конец плана.

Лорел обиженно провела двумя пальцами по губам, будто застегивая их на молнию. Паркер сбросила туфли, поджала под себя ноги.

— Мы стали бы любовниками и путешествовали бы, когда позволяли бы наши рабочие графики. Иногда, мы, разумеется, спорили бы, но всегда все улаживали… разумно, рационально. — Она стрельнула глазами на Эмму. — Ты молчишь, но я слышу, как ты думаешь: «Скууучно». Ладно, следующий пункт тебе понравится. Он сказал бы, что любит меня. Он сжал бы мои руки обеими руками, заглянул бы в мои глаза и сказал бы мне это. И однажды мы вернулись бы в те прекрасные апартаменты, или в тот коттедж, или в тот пансион, и во время ужина при свечах он снова сказал бы, что любит меня, что я — все, о чем он мечтал, и попросил бы выйти за него замуж. Я бы сказала «да», и мы жили бы долго и счастливо и умерли в один день.

— Надеюсь, в твоих планах фигурирует кольцо с квадратным бриллиантом, — не выдержала Лорел. — Как минимум в пять карат.

— Доверяюсь твоему опыту. — Мак еле подавила смешок.

— А по-моему, мило. — Эмма бросила на Лорел предостерегающий взгляд.

— Мило. И даже если смешно, это мой план. — Паркер ударила себя в грудь. — Я способна менять планы и подгонять их под обстоятельства.

— Умница, — похвалила Мак.

— Но Малком абсолютно не вписывается ни в один из моих сценариев, а я все равно в него влюбилась. И сказала ему об этом, и порвала в клочья еще одну страницу своего красивого сценария.

— Паркер, мы все прекрасно знаем, что любовь никогда не вписывается ни в какой сценарий. Иначе я сейчас нежилась бы с сексапильным художником по имени Люк в нашей съемной парижской квартирке, а не выходила бы замуж за твоего брата, сексапильного адвоката по имени Делани.